Давид Кейсер

Марина Солодкина – одна из самых известных женщин-политиков Израиля и, пожалуй, самый известный русскоязычный депутат кнессета. Многие годы именно она слывет главной защитницей интересов "русской" алии. О том, почему "русский голос" был так слаб в кнессете 17-го созыва, и других насущных проблемах мы и поговорили с Мариной Солодкиной.

- Марина, давайте начнем с самой, пожалуй, главной темы на сегодня – операции "Литой свинец". Как вы относитесь к прекращению огня? Тем более что ваша семья из Ашкелона и прочувствовала все "прелести" жизни с ХАМАСом под боком по полной программе.

- Проведение операции "Литой свинец" было очень важным и правильным шагом. Но, как мы и предупреждали, война и выборы несовместимы, равно как выборы и давление мировой общественности, возникшее в результате войны. Сама военная операция была отработана очень правильно - были сконцентрированы огромные силы, противнику нанесен тяжелый удар, мы остановились именно на том месте, где и должны были остановиться. Последует ли через какое-то время вторая стадия операции, будет зависеть от того, сумеем ли мы вместе с нашими союзниками - Соединенными Штатами, Египтом и Европой - обеспечить то, что мы не сумели обеспечить на Северном фронте. Я имею в виду перевооружение ХАМАСа. Та война - Вторая ливанская - была примером того, как не надо делать. "Литой свинец" же был весь построен как противовес, противоположность Второй ливанской войне. А это значит, что и послесловие к операции в Газе должно быть построено как полный противовес тому, что было в Ливане.

- Как вы считаете, нынешняя позиция по отношению к ХАМАСу более правильная, чем была раньше?

- Самое главное во всем, что достаточно долго происходило между нами и ХАМАСом, - это то, что у премьер-министра и правительства была неправильная стратегия. Я еще в сентябре 2006 года во время беседы с Эхудом Ольмертом затрагивала тему ракетных обстрелов Юга. Я говорила, что темы бомбардировок Сдерота практически не поднимаются на государственном уровне. Но уже тогда каждый интеллигентный человек понимал, что сегодня под огнем Сдерот, а завтра – любой населенный пункт, до которого достанут ракеты ХАМАСа. На что мне был дан ответ: "У нас небольшие потери". Но ведь смысл одностороннего отделения, которое проводил Ариэль Шарон, был в том, что Израиль, установив государственные границы, будет иметь полное право на ответный удар – адекватный, более сильный. Но то, что делалось в этом плане в последние три года, позволило ХАМАСу накопить вооружение, обнаглеть, усилиться, как усилились вместе с ним "Хизбалла", "Аль-Каида" и Иран. Это была большая стратегическая ошибка правительства - всех, кто был в нем, включая и Авигдора Либермана. К этому правительству нельзя было присоединяться после Второй ливанской войны.

- Основной вопрос, который волнует наших читателей, да и всех русскоязычных избирателей, - почему на прошлых выборах ваша партия в вашем лице обманула русскоязычных избирателей?

- Я бы вас поправила - не только в моем лице. "Русская" фракция в Кадиме была очень сильной в тот период. И несмотря на то что премьер-министр и его окружение позволили себе никого из троих русскоязычных представителей не назначить ни на один существенный пост, вместе мы сделали кое-что. Например, Михаил Нудельман - в области образования, я - в области социальной… У меня никогда не было такой плодотворной каденции, и, вопреки руководству партии, мы провели очень важные для алии законы…

- К этому мы еще обязательно вернемся. А сейчас я хотел бы спросить вас, почему, проведя эту каденцию фактически во внутрипартийной оппозиции, вы остались в Кадиме?

- Когда Ципи Ливни была избрана председателем партии Кадима, передо мной встала дилемма. Я не была в ее лагере, я, если можно так сказать, стояла над праймериз. Но Ципи Ливни тогда очень просила меня остаться. Я была с ней откровенна и сказала ей, что у меня есть сильное желание уйти и хлопнуть дверью, потому что публика, которую я представляю, говорит, что власть нужно наказать за то, как она повела себя по отношению к нам. И должны быть очень-очень серьезные основания для того, чтобы изменить это решение. Я просто сказала ей, что я не знаю, могу ли я позволить себе такой шаг - остаться. И я приложила усилия к тому, чтобы выяснить, чего хотят мои избиратели, чего хочет "русская" улица - чтобы я ушла или чтобы осталась. Я "ходила в народ", беседовала с руководителями различных организаций, представителями "русского" политического истеблишмента. И я четко поняла, что наибольшую пользу я принесу, если партия центра (национального и либерального) будет в коалиции и все-таки не останется без "русских".
Я считаю, что у меня нет противников среди "русских" депутатов и "русских" партий. Надеюсь, что и они не видят противника в моем лице. В следующую каденцию мы должны и будем работать на общину по максимуму, но это будет возможно только тогда, когда интересы "русской" алии будут отстаивать многие партии. Вот поэтому, когда меня спрашивают: "Вы за "русскую" партию или за представительство "русских" в общенациональной?", я отвечаю: "И за то, и за другое". Потому что нужны и представители русскоязычной общины в общенациональных партиях и нужны "русские" партии. И мне бы хотелось, чтобы у Авигдора Либермана партия была более "русской", чем сейчас. Хотелось бы мне, чтобы и в Ликуде было больше русскоязычных представителей. Правый либеральный центр соответствует моему мировоззрению и идеологическим устремлениям. Я человек не честолюбивый, могу найти свою нишу, свое место практически в любой ситуации - так же, как мы втроем нашли, будучи практически в обороне внутри Кадимы, социально-экономическую нишу, которая работает целиком на общину.

- К сожалению, система голосования в Израиле такова, что избиратель не может проголосовать лично за Марину Солодкину. Он должен голосовать за партию, которая, может, в прошлом его уже обманула, не сдержала своих обещаний...

- Если бы в Кадиме не сменился лидер, или лидер был бы из окружения Эхуда Ольмерта, то вопрос о том, оставаться ли в партии, для меня не стоял бы. Я бы однозначно не осталась в ней. В этом случае я приняла бы предложение, которое делал мне Биби Нетаниягу, или вошла бы в первую пятерку в партии Ивета Либермана. Но я думаю, что с точки зрения поддержки общины, защиты ее интересов, я поступила правильно. Мне очень нелегко, что партия воспользовалась поддержкой русскоязычной общины на выборах, а затем позволила себе потерять эту общину, не выполнив свои обещания, предав ее интересы. Восстанавливать доверие всегда труднее, чем завоевывать его заново.

- Почему, по вашему мнению, за все годы так и не удалось объединить полтора миллиона русскоязычных избирателей, создать одну партию, которая реально бы боролась за них, за их интересы, а не пользовалась бы ими во время выборов, а потом про них попросту забывала?

- В ишуве, в котором состояло 600 тысяч человек, было 10 партий. Нас, приехавших из бывшего Советского Союза и царской России (министерство абсорбции учитывает и долгожителей, прибывших еще из дореволюционной России, и польских евреев, бежавших во время Второй мировой войны в СССР, а потом в Израиль) - миллион триста тысяч человек. Я думаю, что объединить их всех только на основании страны исхода невозможно, это противоречит самой природе нашей страны и природе наших людей. Не надо забывать, что русскоязычная алия неоднородна, в ней есть люди, которые находятся на разных ступенях интеграции. Кроме того, есть среди русскоязычных избирателей и люди с уже четко сложившейся системой политических предпочтений. И если человек голосует, например, за МАФДАЛ, то это очень серьезно. В "русскую" партию такого человека не заманишь. Существует и правое "русское" крыло, которое до сих пор не нашло себе дом. Это бородатые люди в кипах, те, кто ходит на территориях с расчехленными автоматами. Они были у меня и предлагали пойти вместе с ними. Мне было очень интересно, даже польстило то, что они увидели во мне лидера. Русскоязычная община – это вовсе не продукт советского общества. Возмутительно, когда говорят, что это, мол хомо советикус, а это - антисоветикус. Русскоязычная община – это люди, которые боролись с тоталитарным строем, которые приехали сюда, в Израиль, как евреи. 30-40 процентов из них не видят для себя никакой другой альтернативы кроме как голосовать за "русскую" партию. Но есть другие 60 процентов, которые очень хотят найти для себя "израильский дом", хотят интегрироваться. Я надеюсь, что я и мои коллеги в больших партиях - Юлий Эдельштейн, Зеэв Элькин, Леня Литинецкий – отстоим их интересы. Более того, я уверена, что партия, в которой нет "русского" голоса - не жилец. МЕРЕЦ с "русскими" кандидатами пролетел и, благодаря этому, пролетел вообще мимо всего.

- Давайте все же вернемся к предыдущим выборам. Не считаете ли вы, что, уйдя во внутрипартийную оппозицию, вы сами себе связали руки и не смогли сделать то, что могли бы сделать?

- На самом деле я развязала себе руки. Я позволила себе остаться в партии, которая немедленно после выборов перестала служить "русским" интересам. Я осталась там "русским" представителем. Почему? Приведу пример. Если бы я пошла на сотрудничество, я бы ударила по суверенитету наших людей. Потому что нельзя после того, что сделали эти люди, после того, как они обошлись с нашими избирателями, оставаться вместе с ними. Я продолжала защищать интересы "русских" и при этом мне иногда приходилось действовать против правительства. Но чтобы у меня была возможность действовать таким образом, я не должна была брать никаких постов. И я очень горда. Я полностью поддержала законопроекты о гражданских браках, но бюджет – нет, не поддержала. Все, что делалось во имя изменения системы власти, я поддерживала. Я выполнила всю программу общины, находясь в сложных условиях. Демократия израильская тем велика, что, иногда находясь во внутренней оппозиции, можно найти коллег в других партиях, которые помогают, вопреки усилиям и желанию правительства, протащить законы, которые не шли до этого 10 лет. Мы вместе с Михаилом Нудельманом провели закон об освобождении от налогов узников гетто и концлагерей. Вместе с Гидоном Сааром и Орит Нокед - закон о том, что матери-одиночки имеют право получать высшее образование, не теряя пособия. 10 лет мы боролись за то, чтобы эти законы могли быть приняты. И я еще раз повторяю – даже находясь во внутрипартийной оппозиции, но правильно подбирая союзников, можно очень многого добиться.

- Расскажите о вашей помощи русскоязычным ученым в Израиле.

- Я являюсь одним из основателей программы КАМЕА, которой исполнилось уже 10 лет. К сожалению, за КАМЕА приходится продолжать бороться, так как каждый год при обсуждении государственного бюджета делаются попытки сократить ее финансирование, а, в последнее время, даже изменить критерии приема ученых или продолжения их работы по этой программе. Мне пришлось пойти на крайнюю меру – обратиться к юридическому советнику правительства Мени Мазузу с требованием не допустить изменения условий программы в худшую сторону в период переходного правительства. Я получила ответ - вопрос передан на рассмотрение юридического советника министерства главы правительства с тем, чтобы не допустить изменения критериев и самой программы. С учеными же я поддерживаю постоянную связь. Глава организации ученых профессор Моше Белинский почти прописался в моей канцелярии в кнессете.

- Как вы думаете, при следующем правительстве появится возможность сдвинуть с мертвой точки вопрос о гражданских браках в Израиле?

- Кадима, будучи партией национального центра, собирается создать правительство национального единства на широкой основе, в котором религиозные партии не будут играть роль тормоза. Закон о гражданских браках ставится на голосование в каждом кнессете, и я всегда поддерживаю его, нередко вопреки коалиционной дисциплине. За это я неоднократно уже бывала наказана фракциями, в которых состояла. Ципи Ливни считает, что широкое правительство, которое она возглавит в случае победы на выборах в кнессет, сможет провести демократические реформы - начиная от принятия Конституции и кончая законом о гражданских браках.

- Как ваша политическая деятельность сочетается с семейной жизнью? Удается все успевать?

- В моем доме все годы соблюдается простое правило: дома о политике не говорят, политические вопросы не обсуждают. Я очень благодарна моему мужу и детям, которые уже стали взрослыми, за моральную поддержку. Конечно, мне очень жаль, что я не все успеваю. Хотелось бы, чтобы в моей жизни было бы больше музыки и живописи. Но что касается академической деятельности, мне все же кажется, что у меня получается сочетать ее с политикой. Израильские университеты часто приглашают меня поучаствовать в обсуждении таких тем как закон о регулировании народного хозяйства, права репатриантов, права неполных семей, равноправие женщин в социально-экономической сфере, благо ребенка и родительские права... Я думаю, что академическую карьеру можно будет продолжить после наступления пенсионного возраста в 64 года.

- Когда у вас есть свободное время, где вы любите бывать? Ваши любимые места в Израиле? Любимые книги, музыка…

- В еврейские праздники и во время каникул я люблю бывать вместе с мужем на Мертвом море или в Эйлате. Также хорошо посидеть с книгой в садике (я живу на первом этаже четырехэтажного дома). В России я считала непревзойденным роман "Мастер и Маргарита". Также с детства люблю читать книги на английском языке. В Израиле читаю много книг по истории Катастрофы. Среди любимых писателей – Аарон Апельфельд.