Ингеборга Дапкунайте – одна из самых загадочных и в то же время притягательных актрис современности. Последняя ее работа – главная женская роль в фильме Алексея Балабанова «Морфий».

— Я попросила роль в этом фильме у Алексея Балабанова, потому что считаю, что Балабанов — это один из самых выдающихся режиссеров. И если у меня есть шанс работать с ним, я готова использовать этот шанс, — начинает свой рассказ Ингеборга Дапкунайте.

Утро понедельника Ингеборги начинается в небольшом московском кафе, поскольку актриса обожает завтракать в уютных заведениях, где все настраивает на позитивный лад.

— Я очень рано встаю! — Улыбается Ингеборга. — Вот сегодня я спала необычно долго, аж до восьми утра.

- Ингеборга, что для Вас лично значит фильм «Морфий»? Роль, которую Вы играете?

- Не знаю, удалось ли Вам увидеть этот фильм. «Морфий» — это ведь не столько рассказ о конкретном лекарстве. Это про зависимость. Фильм очень многослойный. Из тех, что можно смотреть и находить все время какой-то новый смысл. Алексей Балабанов — художник. Он снимает фильм про себя в том смысле, что «Морфий» — это, конечно, рассказ о враче в конкретных обстоятельствах. Но «морфий» замените на любовь, замените на водку, на карьеру — что угодно.

- Получается, что морфий, кальян, водка и что угодно – это средство, которое позволяет заменять действительность?

- Каждому свое. Я ни в коем случае не пропагандирую зависимости. Но и водка, и морфий, и все остальное существует в этом мире, это изобрели люди — не инопланетяне. Точно так же, как и порох, и пенициллин. Мы говорим о том, что нас окружает. Другое дело, что у людей есть отношение к таким вот веществам. Но я не хочу вникать в то, почему водка лучше, чем морфий. И лучше ли. Это часть жизни. Можно делать вид, что этого нет, но ведь это есть...

- Трудно было входить в образ героини, сестры милосердия?

- Я готовилась. Пошла в больницу, научилась делать уколы. Разумеется, поведение Анны определяется эпохой, ведь это другой период времени. Например, моя героиня не сидит так, как я сейчас за столом, не пьет так чай. Для меня работа над образом — это перемещение в другой мир, и мир этот создан не мной. Он изначально написан Сергеем Бодровым-младшим на основе «Записок юного врача» Булгакова. Затем создан режиссером, конкретно Алексеем Балабановым. И если я помогла создать этот мир — моя задача удалась. Как говорит Алексей, «получилось».

- А если говорить не об экране. Часто ли Вы сталкиваетесь с грустными сторонами жизни?

- Я не смотрю на тему зависимостей как на грустную или веселую. Когда это твой ребенок — это грустная тема, но если более широко... Например, я занимаюсь благотворительностью, состою в попечительском совете Фонда поддержки московского хосписа. Конечно, это и общественное, но это и мой личный выбор. Это осознание того, что я должна использовать свои возможности для того, чтобы сделать этот мир лучше. Нет, это не пафос, это очень даже прозаично. У каждого есть своя работа, посредством которой он что-то привносит в этот мир. Вот Вы — статьи пишете, я — актриса. Но… Я до конца осознала это только тогда, когда присоединилась к фонду.

- Ингеборга, а с чего для Вас начинается фильм? Когда Вы чувствуете, что вот он, фильм, рождается?

- Если честно, то самое интересное — это кинопробы. Каждая проба — это как маленький эксперимент в попытке найти героя в контексте создаваемого фильма. Каждый раз любопытно — найду или не найду.

А дальше начинаются съемки. Для зрителя съемки — кино, которое он смотрит. Для меня съемки — это часть жизни, связанная с конкретными людьми, которых я встречаю, конкретными городами, где я бываю, конкретными гостиницами, где я живу. Целый период. Когда я поворачиваюсь назад, я вспоминаю именно это. И Балабанов, и «Морфий» для меня — это масса сложных составляющих. Это и Петербург, и Кашино, и холод, и жара. Павильоны, натура, жизнь в гостинице Астория, которая стала моим домом. Это перелеты из Парижа в Петербург, поскольку я также снимаюсь еще и в другой картине. Это костюмы, это и мои партнеры — то есть целый организм, в котором я существую.

- А Ваши роли? Вы проживаете часть жизни своих героинь или чувствуете себя отдельно от них?

- Невозможно объяснить. Раньше я думала в силу неопытности, что сыгранное мной никак на мне не отражается. Я себе лгала (смеется). На съемках фильма «Весельчаки», например (съемки идут в настоящий момент — прим. ред.), я играла маму одного из трансвеститов. Она — швея, абсолютно простая, грубая женщина. Мне даже туловище сделали массивное такое… В общем, страшно. Во время одного из дублей у кого-то из ассистенток зазвонил телефон. Когда телефон зазвонил во второй раз, я обернулась и… так наорала на бедную девочку, что даже сама испугалась. Я не поняла, откуда этот тон, откуда выражения.

- Действительно, откуда?

- О, это очень просто! Например, идем мы с подругой по Тверской улице. Впереди нас идут две девочки. Обе очень ярко одеты. К слову, если бы я одевалась в кино так, как эти люди одеваются на улицах, мне бы сказали: «Ты переборщила». И вот одна из этих ярких девочек идет передо мной, разговаривает по телефону и рассказывает всего лишь, куда идет и что видит. Видимо, ищет какой-то адрес. Но говорит она такое и так! Мы с подругой тихо хохочем сзади! Это невозможно не запомнить. Я и запоминаю, а потом пытаюсь воспроизвести — кладу себе в «копилку». Мало ли, пригодится.

- То есть для своих ролей Вы заимствуете черты характера, манеры у других людей?

- Нет, не совсем так. Характер, который я играю, он уже написан, он уже есть. Его черты описаны в сценарии. Моя задача — как можно лучше помочь режиссеру рассказать его историю. Историю героини, которую он описал. Не свою. Я стараюсь играть то, что написано. Конечно, багаж моего опыта применяется. Потому что иногда что-то подходит. Иногда опыт бывает даже важным — с режиссером «Весельчаков» мы вообще придумали характер героини вместе. Но опять же — все это в контексте уже написанной истории.

- Ингеборга, расскажите о Вашей жизни в Лондоне, где Ваш дом уже более 15 лет. Насколько было сложно привыкать к жизни за границей?

- Переезд не был спонтанным. Переплелось и личное, и работа, затем так получилось, что я уехала. Новый город. Новые люди. Как бы это объяснить… (Ингеборга на секунду задумывается).

Представьте себе, что Вы переезжаете на Запад сейчас. Ведь бренды, которые присутствуют здесь, есть и там тоже. Вы заходите в аптеку, заходите в супермаркет — видите все то же самое. Аэропорт идентичный. Хлеб — и тот можно найти точно такой же. Крем, сахар, морская соль…

Так вот, когда я только уехала, зашла в супермаркет, увидела штук тридцать сортов соли и сто сортов хлеба. А у нас в те годы был кризис, все пусто. Я стояла и думала: «Мне просто нужны хлеб и соль. Нормальная соль, без йода, без удобрений. Мне нужен хлеб — просто хлеб». Я знала, что есть хлеб черный и белый. Буханка и батон, еще хала (еврейский хлеб — прим. ред.). И я растерялась.

Я не говорю также о неких неписанных правилах общения с людьми. О чем мы здесь просто не знаем. Вот пример. В гостях в России обычно не ждут всех, а начинают застолье сразу. В Англии это невежливо. Нужно дождаться, когда соберутся все гости, разложат по тарелкам еду, и только когда хозяин объявит: «Пожалуйста, начинайте», тогда все начинают есть. Меня сложно назвать дурно воспитанным человеком, но вот такие моменты были наиболее трудными для меня.

- Ингеборга, сейчас Вы много переезжаете, из страны в страну. Есть ли у Вас близкие друзья?

- Сейчас у меня есть близкие друзья в Лондоне, но эти отношения развиваются годами. На это нужно время. Чтобы зайти на чай к подруге, проходя мимо — нужно эту подругу иметь.

Поэтому, например, я так отношусь к Алексею Балабанову, как я к нему отношусь. Это мой второй опыт общения с ним, но он абсолютно другой, чем первый. Я изменилась, а «Морфий» — другое кино: другой актерский состав, другая команда. И все они — замечательные, потому что у Балабанова не может быть иначе.

- Ингеборга, Вы – очень утонченная актриса, даже аристократичная. В «Морфии» Вы предстаете довольно «негламурно». Не боитесь быть некрасивой?

- Это моя роль. Меня, честно говоря, не интересует экранная красота. Я даже в повседневной жизни порой не знаю, что модно, а что нет. Например, я одеваюсь в BOSCO. Там есть люди, которые мне говорят — вот это остромодно, а это лучше тебе идет, чем то. Конечно, не хочется надевать того, что мне не нравится, но. Ведь есть специалисты. Вы журналист, они — модные консультанты, профессионалы. А в «Морфии» я играю человека прежде всего. Если Анна живет в 17-м году в захолустье, работает сестрой милосердия, то, наверное, у нее нет блеска на губах. Да, я думаю, как выглядит моя героиня на экране, но я думаю о другом. Мы создаем с режиссером тот внешний вид, который должен помочь мне найти внутреннюю дорогу к образу. А в тех же «Добровольцах» я играю продавщицу хотдогов, там вообще мало гламура.


- Ингеборга, у Вас довольно философский взгляд на вещи. Вы много читаете?

- Стараюсь.


- А кто Ваши любимые авторы?

- Люблю не столько авторов, сколько конкретные книги. У меня много книг, которые лежат рядом с кроватью. Например, мне очень нравится книга Йена Макьюэна «Суббота» про Лондон. Обожаю Ла Карэ — люблю все! Нравится Иен Дэнкс. Но самая близкая книга — это Марк Аврелий «Размышления о самом себе».