Ганна Руденко

Через две недели после окончания Второй мировой войны титул «Мисс Америка» впервые достался еврейке Бесс Майерсон. Теперь она страдала не только от бытового антисемитизма, но и от статуса «смазливой дуры». Однако ей удалось прорваться – она попала в большую политику и даже стала советником президента Картера. Но на закате карьеры чуть не попала под суд – и все из-за любви.

Вторая девочка, Бесс, в семье эмигрантов из Российской империи Луи и Беллы Майерсон появилась на свет 16 июля 1924 года. Ее мама растила детей и хлопотала по хозяйству, а отец был плотником, красил дома и подрабатывал «мастером на все руки». Несмотря на пролетарский уклон, атмосфера вокруг была богемной: семья жила в кооперативе имени Шолом-Алейхема в западном Бронксе, где обитали художники, поэты и писатели. Творческую работу там уже точно никто не считал «бесполезным занятием». Миссис Майерсон была уверена, что девочки должны владеть музыкальными инструментами: как сложится с мужьями, непонятно, а вот уроками музыки они всегда смогут заработать себе на хлеб с арахисовым маслом. В девять лет Бесс начала осваивать фортепиано, в 13 лет поступила сразу во второй класс Высшей школы музыки и искусств в Нью-Йорке, а затем – в Хантерский колледж, который в 1945 году закончила с отличием.

Вечерами Бесс давала уроки за 50 центов в час, чтобы покрыть оплату за колледж. Но еще нужно было купить лучшее фортепиано Steinway&Sons и собрать денег на продолжение учебы. Родители помочь не могли, репетиторство прибыльным назвать было сложно, нужно было срочно искать другой путь. И он быстро нашелся. У Бесс были идеальные внешние данные: роскошные каштановые волосы, яркая улыбка, тонкие черты лица и 178 см роста. Еще студенткой она начала подрабатывать моделью у фотографа-любителя, в прошлом магната сталеварной промышленности Джона Пейпа. Влюбленный в ее красоту, он втайне от девушки отправил ее фото в Нью-Йорк на отбор в конкурсе красоты «Мисс Америка». И она прошла. Когда Бесс узнала об этом, то пришла в ярость – успеха она хотела добиться, а не получить «за красивые глазки». Но стипендия, которая была призом на конкурсе, заставила ее пересмотреть принципы. Бесс взяла у подруги белый купальник для подиума и отправилась покорять жюри.

Вскоре в Атлантик-Сити на ее голове сверкала корона победительницы. Девушка взяла не только внешностью – в творческой части Бесс проникновенно исполнила знаменитую арию Summertime Джорджа Гершвина на флейте, а потом закрепила успех отрывком сочинения Эдварда Грига для фортепиано. «Красота с умом – вот мисс Америка 1945!» – объявил ведущий конкурса, поздравляя Бесс. Победа была двойной – Майерсон оказалась первой (и до нашего времени единственной) еврейкой, которая когда-либо завоевывала подобные титулы в США, и случилось это через неделю после окончания Второй мировой войны. Мир только-только начал знакомиться с жуткими документальными свидетельствами Холокоста, и на фоне этого победа Майерсон выглядела как символ торжества всего еврейства.

Ее громко поздравили, но бытовой антисемитизм в США разом никто не отменил. Три из пяти компаний, которые спонсировали тур «главной красавицы» по стране, отказались от сотрудничества – побоялись, что еврейка может как-то испортить их репутацию. Еще в самом начале конкурса Бесс тихо предложили сменить фамилию на этнически нейтральную Мередит или Меррик, но она наотрез отказалась. «Это было самое правильное решение в моей жизни, – утверждала она позже. – Фамилия говорила, кем я была, и то, что я была в первую очередь еврейкой». В турне Майерсон было непросто – иногда приходилось менять по несколько гостиниц, потому что на некоторых красовалась вывеска: «Никаких цветных, евреев и собак». И на корону никто не смотрел. «Я чувствовала себя отвергнутой. Меня выбрали представительницей всех американских женщин, и вот так со мной обращалась Америка», – вспоминала она. Через несколько лет этот титул станет еще большим клеймом, чем ее еврейство.

Роль предыдущих победительниц конкурса заключалась по большей мере в том, чтобы ездить по стране и говорить о прекрасном, а Майерсон на своих выступлениях стала рассказывать о дискриминации, последствиях предубежденного отношения к людям и гражданском равенстве. Довольно быстро она стала одним из активистов Антидиффамационной лиги и отправилась в тур по стране уже от имени этой организации с речью «Нельзя быть красивой и ненавидеть». Деньги на обучение, которые она получила в качестве приза, Бесс использовала на стипендию в Джульярдской школе, но теперь была уже не талантливой пианисткой, а королевой красоты. Бесс несколько раз все-таки выступала на большой сцене: исполнила второй концерт для фортепиано Рахманинова в Карнеги-холле с нью-йоркским филармоническим оркестром и играла водевильные мелодии перед залом. Но никому не было интересно, как она исполняет сочинения композиторов, все хотели смотреть, как она дефилирует и улыбается. Ее любимое занятие не приносило ни денег, ни славы, ни перспектив. Было понятно, что никакой пианисткой с громким именем ей не стать, и Бесс бросила учебу.

Самым верным вариантом в такой ситуации казалось замужество. В 1946 году первая красавица Америки стала женой капитана военно-морских сил Аллана Вейна. Но брак оказался несчастливым – супруг, который страдал от посттравматического синдрома, начал искать успокоения в алкоголе, а потом стал поднимать на Бесс руку. За 11 лет Майерсон несколько лет уходила и возвращалась, но в итоге приняла непростое решение: отдала мужу почти все свои накопления, чтобы получить право воспитывать дочь самостоятельно, и начала жизнь заново. Через несколько лет после развода она снова вышла замуж, теперь за богатого адвоката Арнольда Гранта, с которым через десять лет рассталась. Через время они решили повторить свадьбу, но вскоре повторили и развод.

В начале 1950-х Майерсон устроилась на телевидение. Восемь лет в спонсорских норковых шубках она выводила участников на сцену популярного игрового шоу The Big Payoff. Потом были девять лет на сцене в программе I’ve Got a Secret, но дальше карьера Бесс в развлекательном бизнесе не продвинулась. Зато началась в политике. В 1969 году мэр Нью-Йорка Джон Линдси, который часто видел Майерсон на благотворительных мероприятиях и поверил в ее потенциал, назначил уже 45-летнюю Бесс первым нью-йоркским уполномоченным по делам потребителей. Ее назвали «картонной фигуркой», очередной красивой дамочкой в команде по связям с общественностью, но она знала – дела говорят громче слов. За четыре года Майерсон сделала немало: выпустила первый муниципальный закон, который требовал от магазинов указывать более понятные сроки годности и цену товарной единицы, что упрощало процесс выбора для покупателей, заставила использовать в гамбургерах фарш из 100%-ной говядины, а в ореховые смеси не добавлять слишком много арахиса. А еще Майерсон помогала вернуть деньги потребителям, обманутым нечестной рекламой, и даже написала книгу на тему обмана покупателей.

После того как служебные полномочия в муниципалитете были сложены, она не остановилась – вместе с Жаклин Кеннеди и другими известными фигурами Нью-Йорка в 1975 году она спасла от сноса легендарный Центральный вокзал Нью-Йорка. Напор и активность Бесс оценили даже президенты. Линдон Джонсон назначил ее участником совета по вопросам насилия, Джеральд Форд позвал ее в качестве советника в области трудовой политики, а Джимми Картер сделал ее членом комиссии, которая занималась проблемой психологического здоровья нации и мирового продовольственного кризиса. Должности были уважаемые, но все-таки мелкие. Амбициозная Майерсон мечтала о чем-то большем, чем роль вечного советника. В 1977 году она стала представителем кандидата в мэры Нью-Йорка Эда Коха и появлялась с ним везде и всюду, в том числе и на предвыборных плакатах. Поговаривали, что либерал и холостяк Кох – тайный сторонник однополых отношений, а Бесс при нем выполняла роль ширмы-спутницы, которая ходила с ним за ручку и защищала от подозрений. Кох на выборах победил, а она получила от него вечную поддержку в своих будущих «политических пробах».

В 1980 году Бесс решила баллотироваться в Сенат от демократов, и старый друг составил ей самую крепкую протекцию. Но бывшая королева красоты так и не попала в большую политику – в этой гонке она уступила другой еврейке, Элизабет Хольцман. Впрочем, победа оказалась бы для Майерсон слишком тяжелой ношей: в тот момент у нее обнаружили женскую онкологию, потом аневризму головного мозга, и Бесс переключилась на битву не за кресло в Сенате, а за жизнь.

Через три года, когда она все-таки победила болезнь, в качестве дружеского утешения Кох предложил ей должность уполномоченного по культуре в своей администрации. Лучшего в той ситуации и желать было нельзя. Но в 1987 году ей со скандалом пришлось оставить пост. Бесс обвинили в том, что она помогла своему любовнику, женатому швейному магнату Карлу Капассо, который был на 20 с лишним лет ее моложе, получить государственный контракт, а потом взяла на работу непутевую дочь судьи, чтобы сократить размер выплат жене Капассо при их громком разводе. Магната посадили, но чтобы отправить за решетку Бесс, доказательств не хватило.

Но вот для того чтобы уничтожить ее, и этого было достаточно. В тот период Майерсон, которая умела держать удар, психологически сникла. Огромное пятно на репутации из-за превышения служебных полномочий и романа с женатым мужчиной дополнилось маленьким – в какой-то из дней обеспеченная Бесс почему-то своровала лак для ногтей и еще какую-то мелочь из магазина, и об этом все узнали. Но ей было уже все равно. Ей было за 60, и она решила забыть о больших должностях и переключилась на благотворительность, в том числе и с еврейским вектором. Здесь ее авторитет нисколько не пострадал, правда, для этого она не жалела денег: на строительство Музея еврейского наследия на Манхэттене в 90-х Бесс пожертвовала щедрую сумму – 1,1 млн долларов. На этом ее общественная активность закончилась.

Бесс Майерсон умерла в возрасте 90 лет в своем доме в Калифорнии, не выпустив мемуары. В них ей бы пришлось рассказывать и о муже, который ее бил, и об антисемитизме, и о ярлыке «смазливой мордашки», и о связи с несвободным мужчиной. А Бесс, скорее всего, просто не хотела ни оправдываться, ни жаловаться – все-таки она оставалась королевой даже через 69 лет после того, как в ее блестящих каштановых волосах впервые засверкала тиара.