Алексей Викторов

Отец Корней Чуковский был всесоюзным любимцем, ее же имя – было под запретом. В 1926 году она попала в ссылку, в 1938-м был расстрелян ее муж. Но она не сдавалась – дружила с Бродским и Ахматовой, защищала Сахарова и Пастернака, писала книги о тюрьмах, ссылках и застенках НКВД. Вот только вышли собрания сочинений Лидии Чуковской лишь после развала СССР.

«Речь Вашу на ХХIII съезде партии, Михаил Александрович, воистину можно назвать исторической. За все многовековое существование русской культуры я не могу припомнить другого писателя, который, подобно Вам, публично выразил бы сожаление не о том, что вынесенный судьями приговор слишком суров, а о том, что он слишком мягок. Но огорчил Вас не один лишь приговор. Вам хотелось бы, чтобы судьи судили советских граждан, не стесняя себя кодексом, чтобы руководствовались они не законами, а “революционным правосознанием”… Дело писателей не преследовать, а вступаться. Вот чему нас учит великая русская литература в лице лучших своих представителей. Вот какую традицию нарушили Вы, громко сожалея о том, будто приговор суда был недостаточно суров. Однако и я возражаю против приговора, вынесенного судом. Почему? Потому что сама отдача под уголовный суд Синявского и Даниэля была противозаконной… Ваша позорная речь не будет забыта историей».

Это выдержки из открытого письма Лидии Корнеевны Чуковской к автору «Тихого Дона» Шолохову. Моментально отреагировав, Чуковская разослала свое письмо в Союз писателей, ведущие газеты страны и издания литераторов, открыто осудив не только Шолохова, но и сам факт суда над писателями Синявским и Даниэлем. Конечно, было затем и «письмо 62-х», ходатайствующих об освобождении литераторов, под которым также подписалась Чуковская. Но в отличие от него, открытое письмо Чуковской в Союзе так и не опубликовали, как не опубликовали и ее письма в защиту Сахарова, Солженицына, Гинзбурга, Джемилева и многих других. Зато эти письма Чуковской опубликовали на Западе – вот почему ее долгие годы не издавали в СССР, исключили из Союза писателей и даже пытались вычеркнуть из дочерей Корнея Чуковского, предав полному забвению.

Чуковскую начали печатать только в годы перестройки, но и тогда она по-прежнему воспринималась многими лишь как дочь известного детского писателя. В связи с этим предельно точно после ее смерти 7 февраля 1996 года выразился писатель и публицист Юрий Карякин: «Самая главная боль даже не в том, что Лидия Корнеевна Чуковская умерла (не дожив до 90), а в том, что очень мало людей, которые знают и понимают, КТО умер».

Она родилась 24 марта 1907 года в Петербурге. Стоит ли говорить о роли творческой атмосферы родительского дома в ее воспитании? Гостями их дома были Блок, Горький, Гумилев, Шаляпин, Маяковский, Ходасевич, Репин и многие другие выдающиеся представители русской культуры и литературы. Какое-то время семья жила в финском Куоккала, после февральской революции 1917 года перебралась обратно в Петроград. Здесь Лидия отучилась в гимназии Таганцева и в Тенишевском коммерческом училище. Корней Чуковский писал, что дочь росла «врожденной гуманисткой», мечтала, «чтобы все люди собрались вместе и решили, что больше не будет бедных». К литературе у Лидии был явный талант – уже в 15 лет она прекрасно редактировала переводы отца, а сразу после окончания училища поступила на литературоведческое отделение ленинградского Института искусств.

Тут-то жизнь и начала преподносить ей неприятные сюрпризы. В 19 лет Лидия Чуковская была арестована за составление антисоветской листовки. Вообще-то, Чуковская к листовке не имела никакого отношения – авторство принадлежало ее подруге. Но вот печатала подруга эту листовку на машинке Чуковской. Этого оказалось достаточно, чтобы арестовать Лидию и отправить ее в ссылку в Саратов на три года. Здесь сотрудничать с НКВД она отказалась, держалась вместе с другими политическими заключенными, чем и положила начало своему долгому противостоянию системе. Правда, стараниями отца в Саратове она провела лишь 11 месяцев, после чего вернулась в Ленинград и закончила филологический факультет Ленинградского университета.

На работу ее взял Самуил Маршак – Чуковская работала под его руководством в отделе детской литературы в Госиздате, редактировала чужие тексты, писала первые свои. Вскоре она уже опубликовала несколько детских книг под псевдонимом Алексей Углов: «Ленинград-Одесса» в 1928 году, «Повесть о Тарасе Шевченко» в 1930 году, «На Волге» в 1931 году. В 1929 году Лидия Корнеевна вышла замуж за литературоведа Цезаря Самойловича Вольпе. В браке родилась дочь Елена, но совместная жизнь супругов не сложилась и они развелись.

В 1933 году она вышла замуж во второй раз, за Матвея (Митю, как называла его Чуковская, а за ней и все окружавшие) Петровича Бронштейна. Годы с ним, по воспоминаниям их близких, были наполнены счастьем и любовью. Утверждают, что они были неразлучны целыми днями, и все равно им не хватало времени, чтобы насладиться общением друг с другом. Им его так и не хватило. Время Бронштейна, как и для многих, остановилось в 37-м вместе с арестом. Не смогли помочь ни отец, ни Маршак, ни именитые коллеги молодого ученого-физика – С.И. Вавилов и А.Ф. Иоффе. Бронштейна расстреляли 18 февраля 1938 года, но об этом станет известно лишь к концу 40-го. И все эти два года Лидия Корнеевна только и делала, что писала, просила, часами выстаивала в очереди в справочное окошко в надежде получить хоть какие-то сведения о муже. Но всегда слышала лишь завуалированное: «10 лет без права переписки».

В этих очередях судьба свела ее с Анной Ахматовой, которая носила передачи своему сыну – Льву Гумилеву. Несмотря на разницу в возрасте, между ними завязалась крепкая дружба, которую сама Чуковская считала подарком судьбы. Лидия Корнеевна начала вести дневник своих встреч с Ахматовой, записывая их разговоры и запоминая ее стихи. После ее смерти Лидия Чуковская обработала все дневниковые записи и подготовила их к печати. Записки были изданы в Париже в 70-х годах и только в 90-е годы – в России. Тюремные очереди запечатлела Чуковская и в своей повести «Софья Петровна», о которой позже будет говорить так: «Это повесть о тридцать седьмом годе, написанная непосредственно после двухлетнего стояния в тюремных очередях. Не мне судить, какова ее художественная ценность, но ценность правдивого свидетельства неоспорима».

Героиней повести она выбрала «символ веры» – мать, сына которой объявляют «врагом народа». Приученная верить официальным лицам, она не может не верить словам прокурора, что сын сознался в своих преступлениях. Но вместе с тем она верит и своему внутреннему убеждению в невиновности сына. Не выдержав такой двойственности в душе, она сходит с ума. Повесть впервые была опубликована в Париже в 1965 году, затем в США и только через 48 лет после написания – в Советском Союзе.

Еще одну повесть, посвященную сталинским репрессиям в писательской среде, «Спуск на воду», она закончила в 1957 году, но опубликована она будет только в 72-м, и опять не на родине. Печатать ее перестали еще в начале 60-х, когда, надеясь на «оттепель», она отнесла в издание хранимую в тайне все эти годы «Софью Петровну». Затем были открытая поддержка Иосифа Бродского, дружба с Фридой Вигдоровой, порицание Шолохова и протест судейству над Синявским и Даниэлем. В итоге, когда в 1969 году умер ее отец, ее демонстративно не включили в комиссию по наследству и отказали в публикации книги «Памяти моего отца».

В январе 74-го Чуковскую и вовсе исключили из Союза писателей, запретив все ее публикации на последующие 15 лет – здесь уже аукнулась ее статья «Гнев народа», написанная в 1973 году в защиту Сахарова и Солженицына. В статье она подробно объяснила, кто такие Пастернак, Cолженицын и Сахаров, и «что такое» был Сталин. После этого в газетах было запрещено даже само имя Лидии Чуковской. Например, как-то дочь Чуковской Елена вела экскурсию в доме-музее Корнея Ивановича в Переделкино. Дверь пришедшей на экскурсию журналистке открыла Лидия Чуковская, но в репортаже об этом потом было написано так: «Дверь открыла мать экскурсовода».

Но Чуковская продолжала писать, просто складируя все на антресолях. В 74-м она написала книгу «Процесс исключения», где описала преследования людей за инакомыслие. Тогда же готовила уже упомянутые «Записки об Анне Ахматовой», писала воспоминания «Памяти детства», в которых рассказала о многих выдающихся деятелях культуры и искусства, с которыми встречалась в родительском доме. В 1986 году она закончила повесть «Прочерк» об аресте и гибели мужа, которую начала перерабатывать, когда получила доступ к архивам КГБ уже в 90-х. Повесть претерпела порядка 10 редакций, но окончательно завершить ее Лидия Корнеевна так и не успела.