О политической деятельности Д.Кантемира до сегодняшнего дня бытуют домыслы и предположения, лишенные оснований. Среди них: приписывание Д.Кантемиру идеи реванша за Прутскую «конфузию»; замкнутый образ жизни господаря в России; статус Д.Кантемира в российской иерархии; роль Петра I в издании основных трудов Д Кантемира; принадлежность Д.Кантемира к масонской ложе. По этим вопросам есть документальные разъяснения или опровержения.

Минуло более двухсот лет со дня публикации первого труда, посвященного биографии выдающегося ученого, государственного деятеля и просветителя Дмитрия Кантемира [1]. Однако жизнь, научное и литературное творчества, а также политическая деятельность молдавского господаря продолжают оставаться предметом активного научного исследования. Вместе с тем, вопреки многообразию изданных работ, большое количество вопросов относительно жизни и творчества Д.Кантемира осталось за рамками исследований, открывая широкий простор для всякого рода домыслов, гипотез и предположений, не имеющих под собой зачастую никаких оснований. К их числу относится и политическая деятельность Дмитрия Кантемира в России.

Вынужденный после неудачи под Станилештами покинуть родину и переселиться с семьей и многочисленными соотечественниками в Российские государство Дмитрий Кантемир отнюдь не ощущал и тем более не вел себя «отшельником или изгоем» в приютившей его стране. После 1711 года он наряду с Саввой Владиславлевичем-Рагузинским, Михаилом Милорадовичем и Томой Кантакузино выступал одной из центральных фигур балканской политики российского правительства. В ситуации, возникшей после разрыва со стороны Порты мирного договора, заключенного на Пруте, и повторного объявления войны России, царю были крайне необходимы знания и опыт молдавского господаря. Нужда в советах и консультациях Д.Кантемира по вопросам военного и политического состояния Турции, а также перспектив развития российско-турецких отношений заставила Петра I поторопить приезд князя в Санкт-Петербург на «большой совет», куда были созваны все сенаторы и генерал-губернаторы страны [2].

В 20-х числа марта 1712 года Д.Кантемир в сопровождении девяти наиболее близких ему людей прибыл в новую столицу Российского государства [3]. Сохранившиеся документы дают нам крайне скупую информацию о перечне и характере обсуждавшихся на «совете» вопросов, а также о содержании принятых решений. Однако их вполне достаточно, чтобы опровергнуть сообщение Иона Некулче о том, что на одном из заседаний Д.Кантемир выдвинул идею, якобы поддержанную Петром I, о нападении силами кавалерии и казаков и завоевании Крымского полуострова [4].

С одной стороны, бывший молдавский гетман не был включен в свиту князя и не присутствовал в заседаниях военного совета. Более того, сведения о самом совете и о принятых на нем решениях он мог получить по истечении многих месяцев и в весьма общем виде, поскольку в указанное время находился под Харьковом в пожалованных ему вотчинах бывшего генерал-майора В.Шидловского [5]. С другой стороны, ни внешнеполитические условия, ни военно-политические обстоятельства не позволяли России в тот момент вынашивать, а тем более разрабатывать планы реванша за Прутскую «конфузию».

После подписания в 1713 году мирного соглашения между Россией и Османской империей потребность петровской администрации в политических рекомендациях и советах молдавского господаря относительно проблем восточной политики несколько поубавилось. Последнее позволило Д.Кантемиру вплотную заняться приведением в порядок и обустройством пожалованных ему вотчин. Однако размеренный ритм жизни, многочисленные хлопоты по разрешению хозяйственных и имущественных проблем, а также непрестанные заботы о детях не сделали Д.Кантемира аскетом или отшельником. Вопреки установившемуся в исторической литературе мнению, что, находясь в России, Д.Кантемир вел замкнутый образ жизни, «чуждый реформам Петра I и жизни страны, в которой находился» [6, р.50], имеющиеся в нашем распоряжении документы свидетельствуют об обратном. На протяжении всех лет пребывания в России он вел интенсивную переписку как с Петром I, так и с многочисленными представителями российской администрации центрального и местного уровня [7].

Нередко в его корреспонденции к царю и русским сановникам поднимались вопросы о судьбе молдавских переселенцев, ходатайства об улучшении их материального положения, пожалования поместий или определения на службу [8]. Переписка Д.Кантемира с соотечественниками внутри и за пределами России в период 1711- 1722 гг. полностью подтверждают мысль Ш. Чобану о том, что и в эмиграции он продолжал оставаться для них господарем Молдовы [6, р.11]. Единственное, с чем нельзя согласиться, это утверждение автора о том, что «возможности Д.Кантемира в России были во много раз большими, нежели те, которыми он располагал в Молдавском княжестве» [6, р.11].

Дмитрий Кантемир 1973 (Молдова-Фильм)

Подтверждением сказанному служат многочисленные документы, в том числе постановление Правительствующего Сената в адрес «светлейшего российского князя и волосского господаря» от 25 ноября 1718 года, коим «волосскому господарю светлейшему князю Кантемиру объявить Его Государя указом, чтоб он (Д.Кантемир - В.Ц.) впредь чрез заставы не взяв ис Посольской канцелярии или у Киевского губернатора (проезжих грамот – В.Ц.) <...> никого не посылал» [9].

Причина столь жесткой позиции царя и Сената связана с тем, что годом ранее господарь отпустил своего служителя Ивана Вракницу «за границу без проезжей <...> с купцами греками <...> для свидания с матерью ево, которая жила в Яссах <...> а в Киев к губернатору являться ему не повелел» [10].

Таким образом, в продолжение решений Петра I, принятых в 1715 году и нарушавших пункт 2 привилегий, указ царя и постановление Сената отменяли действие и пункта третьего, гласившего: «Свободно б ему, князю, ездить к Москве и иные городы, тако же и посланным его, и сыновей своих послать для наук в знатные городы и другие иные христианские страны» [11].

Отказ Петра I в просьбе Д.Кантемира выехать за пределы Российского государства можно объяснить лишь соображениями политического интереса и целесообразности российского монарха. Пребывание молдавского господаря в России диктовалось не только стремлением к демонстрации всем православным народам Юго-Восточной Европы примера отеческого отношения к единоверцам. Не в меньшей степени царь-реформатор нуждался в интеллектуальных способностях и таланте ученого Дмитрия Кантемира.

Абсолютное большинство исследователей жизни и деятельности молдавского господаря отмечают 1714-1720 гг. как наиболее плодотворный период в творческой биографии Д.Кантемира. По поручению Берлинской Академии Наук, действительным членом которой он был избран 11 июля 1714 года, князь написал книгу «Descriptio Moldaviae» (Описание Молдавии), ставшую по многообразию представленных в ней фактов, событий и дат первым энциклопедическим трудом о Молдавском княжестве ХVII – начала ХVIII веков.

В 1716-1718 гг. им создается другой фундаментальный труд – «История возвышения и падения Оттоманской Порты», фактически ставший основой научного изучения богатейшего наследия Османской империи. Впервые не только в России, но и в Европе, была написана книга по истории одной из крупнейших мировых держав ХVIII столетия, знания о которой были скудны и отрывочны, больше напоминая собой собрания всевозможных мифов и легенд, сообщенных купцами и немногочисленными путешественниками. Вместе с тем читателю была предоставлена возможность познакомиться с политической, социальной и культурной историей страны в изложении человека, прожившего там более двадцати лет и в совершенстве знавшего ее язык, традиции и обычаи.

В 1720 году Д.Кантемир завершает другую свою работу, озаглавленную «Краткое описание о изкоренении Бранковановой и Кантакузиных фамилии. Дивные революции праведнаго Божия отмщения на фамилию Бранкованову и Кантакузиных, в Мунтянской земли славных». Согласно мнения румынского историка Виржила Кандя Димитрий Кантемир написал это произведение между 1717 - 1718 гг. с целью ознакомить политические круги зарубежных держав с событиями, происходившими в Молдавском и Валашском княжествах в начале ХVIII столетия [12]. Однако знакомство с историческими исследованиями, посвященными эпохе Петра I, и архивными материалами, хранящимися в Российском государственном архиве древних актов, позволяют нам поставить под сомнение оба утверждения автора. Во-первых, создание «Краткого описания о искоренении Бранковановой и Кантакузиных фамилии» было осуществлено не по личной инициативе Д.Кантемира, а «во исполнение воли Его Царского Величества», повелевшего через кабинет-секретаря А.В.Макарова всем начальствующим людям, участникам сухопутных и морских сражений Северной войны, представить письменные рапорты об оных, с приложением выписок из Журналов и Поденных Записок [13]. Среди прочих это распоряжение получил и Д.Кантемир.

Свидетельством этому служат записи, относящиеся к составлению «Гистории Свейской войны». Так, описывая события Прутской кампании 1711 года, переписчик, согласно указанию Петра I, внес следующую запись: «Внесть историю господаря Волосского о фамилии Брынкована» [14]. В другом месте, где речь идет о «Июдском лобызании Бранкована, ради которого марш восприяли», во вставке представлена следующая запись: «Списать всю историю о Бранковане и Кантакузиных» [15]. О необходимости использования труда Д.Кантемира о жизни и деяниях К.Брынкована в создающейся «Гистории...» упоминается в новой редакции текста этого фундаментального произведения [16].

Относительно же времени создания Д.Кантемиром «Краткого описания...» можно с уверенностью указать на вторую половину 1720 года, о чем свидетельствует запись канцеляриста Кабинета Петра I: «Отдано в 3 день марта 1721-го, принесено от воложскаго господаря светлейшаго князя Кантемира» [17]. Подтверждением вышесказанному служит и само сочинение Д.К.Кантемира, в котором автор, повествуя о трагедии семейства Кантакузино, упоминает о вдове казненного Стефана – Павоне, которая после гибели мужа «…с двемя сынами от некиих христиан сокровенна (т.е. упрятана – В.Ц.), дивным промысла Божия строением из Константинополя в Неаполь ушла. И быв в Риме, в Виенне, и в Венеции, в Санкт-Питербурх, где и ныне по высочайшей Царскаго Величества милости жизнь препровождает» [18].

Обнаруженные нами документы свидетельствуют, что Павона с детьми прибыла в Россию в первой половине 1720 года и остановилась в доме Д.К.Кантемира [19].

Принимая во внимание то обстоятельство, что ни одно произведение из области светской истории в России петровского времени не писалось и не издавалось без указания или же «высочайшего соизволения» царя, следует предположить, что и данная работа была выполнена по личному пожеланию Петра I. Подтверждением сказанному может служить распоряжение российского монарха, данное в 1719 году переводчику Коллегии иностранных дел Дмитрию Грозину, о переводе «Истории Оттоманской Порты» с латинского на русский язык. В том же году «перевод истории был совершен и вручен Его Царскому пресветлому величеству» [20].

Исходя из вышеизложенного, берем на себя смелость утверждать, что все труды, написанные Д.Кантемиром в России, как изданные, так и сохранившиеся в рукописях, явились результатом выполнения политического заказа российского монарха. Будучи плодом творческого гения молдавского мыслителя, они в то же время исполняли роль ценнейшего источника в большой политической игре Петра Великого.

В начале 20-х годов социальный статус и собственный вес Д.Кантемира в политической элите Российского государства претерпели заметные изменения, во многом связанные с заключением брачного союза молдавского господаря с Анастасией, младшей дочерью И.Ю.Трубецкого, представителя одного из древнейших дворянских родов.

Нет сомнения в том, что союз с Анастасией Трубецкой расширил круг родственных связей Кантемира с видными российскими родами такими, как князья Черкасские, Мусины-Пушкины, Стрешневы и др. Однако существует и другие, более весомые причины, вознесшие Д.Кантемира на Олимп власти в Российском государстве. Одна из них связана с обстоятельствами, о которых исследователи жизни и деятельности молдавского господаря не знали или же не придавали должного значения. Речь идет о принадлежности Д.Кантемира к тайному сообществу масонов – «Ордену розенкрейцеров», в который он вступил, по мнению ряда исследователей, еще будучи в столице Османской империи – Стамбуле [21]. Следует принять во внимание и бытующее среди исследователей истории жизни и деяний Петра Великого суждение, пока не подтвержденное документально, о том, что в период своего второго путешествия в Европу (1716-1717 гг.) российский монарх был посвящен в одну из масонских лож. Известно, что члены ложи относились друг к другу как братья, имея друг перед другом достаточно сильные моральные обязательства. Наличие этих тайных, сакральных связей между Петром I и Д.Кантемиром во многом объясняют стремительный карьерный рост последнего после 1717 года.

Спустя несколько лет после возвращения Петра I из-за рубежа, 20 февраля 1721 года, распоряжением царя Д.Кантемир был назначен членом российского Правительствующего Сената и возведен в чин тайного советника [22]. Следует особо подчеркнуть, что за время существования Правительствующего Сената в царствование Петра Великого это был единственный случай назначения членом высшего административного органа страны из среды иностранцев.

Многочисленные заботы об обустройстве семьи на новом месте, проблемы связанные со здоровьем детей и супруги, смерть последней, – все вместе взятое не позволяли Д.Кантемиру вплотную заняться судьбой брата, оставшегося в Константинополе, где он «еще Жив есть, но по все дни аки умирает, ибо по штрафовании великою денег сумою повелено ему, да никожди (никогда – В.Ц.) в улицах явится или из дому своего изыйдет <...> и в церковь изыити не может» [23].

Редкие известия о состоянии дел в семействе Антиоха, находившегося под домашним арестом, Дмитрий получал от своих родственников и корреспондентов из Молдовы, Валахии и Трансильвании [24].

Однако с началом войны между Турцией и Австрией (1716-1717 гг.) эта переписка прервалась, возобновившись только к концу 1717 года. Помимо собственных семейных проблем была и другая объективная причина, препятствовавшая освобождению Антиоха из турецкого плена – продолжительное отсутствие в стране царя Петра I, посещавшего во главе второго Великого посольства европейские государства. Однако, едва в ноябре 1717 года монарх возвратился в Россию, планы Д.Кантемира относительно вызволения своего брата начали обретать реальные очертания. В конце этого же года он отправляет на имя царя письмо, полученное от Антиоха из Константинополя. Помимо перечисления всех невзгод, которые пережил тот вместе с семейством после перехода Д.Кантемира на сторону России – потеря имущества, выплаты турецким чиновникам огромных денежных сумм, наложение на многие годы домашнего ареста, проситель объявлял следующее: «Просит Вашего Царского Величества высочайшей милости и милосердия дабы хотя подаяниен годовой милостыни споможествовать ему соизволил. <...> Аз же прошу, дабы мне позволил брата моего со всею его фамилиею, аще возможно будет, из Царяграда (Константинополя – В.Ц) украсти и привести под протекцию Вашего Царского Величества» [25].

Настоящее письмо не только дошло до Петра I, но и послужило основой секретного распоряжения царя, данного Д.Кантемиру и другим сановникам с тем, чтобы представили суждения о возможных способах решения проблемы. Следствием этого распоряжения явилась интенсивная переписка между молдавским князем, руководителем внешнеполитического ведомства России канцлером Г.И.Головкиным и кабинет-секретарем царской канцелярии А.В.Макаровым. В одном из писем, датированных январем 1718 г. Д.Кантемир сообщал: «Понеже Его Царское Величество к освобождении брата моего из турецкой неволи свободу мне милостивейше позволил, инако того учинить мне что невозможно, разве приближуся в Польшу или в Трансильванию, откуду частее и безопаснее возмогу к нему писать и от него письма получать, и о способе освобождения совет с ним сообщать, чего ради особливо прошу Его Царского Величества рекомендательного письма к экстраординарному послу королевского величества французского в Голландию, господину де Шаткове, нашему древнейшему и отеческому приятелю. Тако же и к Его Королевскому христианнейшему величеству. Не мню бо дабы брат мой безопаснейшее свободиться оттуду мог, как в кораблях под протекциею королевского величества французского сущим, оным бо токмо в настоящем времени свободно в Царьград приходить и отходить. <...> К тому яко свобождение его есть вещь трудная, явно есть, что без великого кошту не может, по моему мнению недовольну к тому быть приемлю, того ради для сего освобождения от Его Царского Величества прошу милостыни, сколько Бог вложит в сердце Его Царского Величества» [26].

Если идея похищения князя Антиоха из столицы Османской империи в принципе была одобрена и поддержана царем, в то же время способ ее осуществления, предложенный Д.Кантемиром, особенно его желание выехать в европейские страны, был категорически отвергнут монархом.

Более трех лет Д.Кантемир не решался возобновить в общении с царем вопрос освобождения брата. И только тогда, когда коренным образом изменились условия его пребывания в России, когда после венчания с княжною А.И.Трубецкой он породнился с именитыми родами российского дворянства, получил чин тайного советника и место в Правительствующем Сенате, он осмелился вернуться к прежней теме. Поводом послужило письмо Антиоха Кантемира, адресованное Петру I, в котором он писал: «Державнейший и всемилостивейший Царь Государь. По отлучении отсюду брата моего во услуги Вашего Царского Величества верно доношу, что я от всех государства сего начальников в вечной имеюся ненависти. Чего ради ни коя же мне остася надежда у оных каковый либо получити чин или достоинство к довольствованию в жизни потребных паки восприяти. От которыя их ненависти и презрения ныне в крайнюю я пришел нишету. Того ради припадаю к ногам величества вашего монаршеские всенижайше прося милости, да благоволит нечто на повседневную мне пищу милостыню подати. А я до кели же жив буду обязуюся величеству вашему во всем елико могу служить со всякою верностию» [27].

В течение нескольких месяцев Кантемиры тщетно дожидались ответа, беспокоя письмами кабинет-секретаря Алексея Васильевича Макарова [28]. Истощив запас терпения и выждав удобный момент, летом 1721 года Д.Кантемир вновь обращается к прежним планам высвобождения брата из Константинополя и переезда его совместно с семейством в Россию, изложив их в письме к царю. Однако и это прошение осталось без ответа [29].

В своем следующем письме к Петру I, датированным сентябрем 1721 года, князь Кантемир представляет новые планы и способы их осуществления [30].

В отличие от обращений 1718 года, предложения Д.Кантемира, представленные в сентябре 1721 года, уже не предусматривали его поездки в европейские страны. По-видимому, эта несущественная на первый взгляд деталь сыграла определяющую роль, так как через непродолжительное время он получил известие о монаршем одобрении идеи высвобождения из «агарянского плена» князя Антиоха не сухим, а морским путем, используя посредничество короля Франции. Вместе с тем Д.Кантемиру царь отдал поручение в кратчайший срок представить памятную записку относительно конкретных действий реализации упомянутого плана. В скором времени «промемория» князя была составлена и отослана А.В.Макарову с просьбой «...подать Его Царскому Величеству Государю нашему всемилостивяйшему кратко изображенные по его ж Величества повелению пункты. Того ради прошу благородие ваше дабы сегодня, аше возможно, улучи способный час, соблаговоли оные донести Его Царскому Величеству /которые при сем прилагаю/, чтоб мне получить милостивейшее ответствие покамест господин доктор Поликала отсюду отправится. Понеже без того не знаю, что писать к брату моему. Для которого ответствия я заутра, аше Бог изволит, сам приеду к благородию вашему. О чем паки и паки прошу, дабы не упустить сей всячески способной окказии...» [31].

В тот же день, 19 сентября, упомянутая промемория была отослана Петру I, в которой предлагалось в первую очередь «...Указ к князю Василию Лукичу Долгорукову <...> написать, и ему таким образом <...> быть надлежит» [32].

Буквально на следующий же день, 20 сентября, Д.Кантемир в письме к А.В.Макарову наряду со словами благодарности в адрес кабинет-секретаря за оказанное содействие по делу брата напоминал о том, что во время представленного доклада «Его Царское Величество явил государскую свою милость, повелел несколько денег определити, а сколько именно и откуду, того не объявил. Чего ради я, вышев из Сенату и быв на Адмиралтейской стороне, дважды посылал в дом благородия вашего, но не мог получить (ответ – В.Ц.). Прошу ибо чрез сие дабы соизволил мене уведомить, когда и где могу видеть благородие ваше, чтобы прежде отъезду отсюду господина доктора Поликала [33] подлинно мог известитися о высочайшей Его Царского Величества к брату моему милости, сколько и откуду определити изволил и каким образом послано к нему быть имеет» [34].

Очевидно, просьбы Д.Кантемира были удовлетворены, поскольку в последующих письмах от 2 и 18 октября 1721 года, адресованных А.В.Макарову, он настоятельно просит: «...Которое письмо Его Царское Величество Государь наш всемилостивейший написать к князь Василию Лукичу Долгорукову милостивейше обешать изволил, пожалуй по любви своей постарайся дабы без продолжения (т.е. без промедления – В.Ц.) окончено было <...> и дело высокородию вашему уже известное <...> дабы кончалося прежде наступающего празднества (имеется в виду празднование Святого Рождества Христова – В.Ц.)» [35]. Обращения Д.Кантемира возымели действие и уже 29 октября в персональном письме к послу В.Л.Долгорукову Петр I выслал инструкции, как тому поступать в деле Антиоха Кантемира [36]. Реакция В.Л. Долгорукова на распоряжение царя и письмо князя Кантемира последовала незамедлительно. B своей депеше на имя П.П.Шафирова от 1 декабря он сообщал, что «о деле князя Волосского, о котором он (Кантемир - В.Ц.) ко мне писал стараться буду <...> только прежде проведаю о способе к тому» [37].

Наряду с поручениями к российскому послу в Париже Петр I, выполняя просьбу Д.Кантемира, привлек к осуществлению плана похищения семейства Антиоха из Константинополя полномочного министра Франции при российском дворе Жака де Кампредона. В конце ноября, отправляясь в дом молдавского господаря, император отдал распоряжение пригласить туда и французского министра. В своем донесении от 1 декабря в Париж на имя кардинала Дюбуа, главы внешнеполитического ведомства, де Кампредон сообщал о встрече и содержании беседы с монархом следующее: «В прошлый четверг у меня обедали иностранные министры и несколько московских генералов, как вдруг князь Волошский прислал сказать мне, что Царь будет у него в 3 часа и что за мною будет прислана шлюпка. Было уже темно, я объявил гостям, что мне надо съездить к князю Меншикову, но через час я вернусь. Я приехал, когда царь только что вошел к князю Волошскому. Там монарх разломил, согласно обычаю, предлинный хлеб над головою одного гвардии офицера, праздновавшего в этот день своего рождения и, посвятив несколько минут общему разговору, пригласил нас с князем одних в отдельную комнату. Он сказал мне, что позвал меня для того, чтоб попросить меня зделать ему удовольствие, именно написать его королевскому величеству, чтобы он соблаговолил приказать тайно принять на какое-нибудь французское судно, находящееся в Константинополе, брата князя Волошского. Он находится на свободе, но его тем не менее страшно мучают там, хотя он совершенно невинен. Царь сказал, что князь Волошский объяснит мне все обстоятельства этого дела, которое он желал бы сохранить в глубокой тайне <...> Я уверил их в своей преданности и готовности исполнить его волю. Прибавив, что не премину тотчас же уведомить Его Королевское Величество о выраженном желании насчет брата князя Волошского, о чем, в протчем, если он (Петр I – В.Ц.) пожелает того, могу и прямо написать королевскому послу в Константинополе. Он (Петр I – В.Ц.) отвечал, что это было бы не худо, но все-таки нужно, чтобы был и приказ Его Королевского Величества, на дружбу которого он сильно рассчитывает. Князь Волошский добавил, что заедет ко мне объяснить положение дел своего брата и пошлет даже нарочно одного из своих сыновей во Францию, хлопотать за него (Антиоха Константиновича – В.Ц.). Царь остался ужинать, я же возвратился к гостям, что было не без риска – река вздулась и все погреба наполнились водой...» [38]. Исполняя повеление государя, Д.Кантемир уже на следующий день нанес визит французскому послу, с которым обсудил «...дело своего брата и попросил написать о нем (Антиохе – В.Ц.) частное письмо к кардиналу Дюбуа, которое царь желает сам переслать министру своему в Париж» [39].

В своем послании министру иностранных дел от 2 декабря 1721 года де Кампредон сообщал, что уже «...сегодня вручил это письмо князю...» [39]. Поражает скорость, с которой составлялись документы по делу князя Антиоха, и оперативность передачи их по инстанции. Так, уже 4 декабря Д.Кантемир отправляет копию письма де Кампредона кабинет-секретарю А.В.Макарову, который, в свою очередь, тотчас же представил этот документ императору [40]. Буквально на другой день, 5 декабря, в Париж на имя В.Л.Долгорукова за собственноручной подписью Петра I ушло письмо, в котором послу были даны пространные инструкции, «…о способе, каким бы образом брата его (Д.Кантемира – В.Ц.) Антиоха из Константинополя выручить...» [41].

Задуманное в начале как секретное, сугубо конфиденциальное, дело о похищении из Константинополя и препровождении в Россию семейства А.Кантемира превратилось к концу 1721 года в проект, вовлекший в свою орбиту коронованных особ европейских стран, сановных лиц и дипломатов, который, по сути дела, перестал быть секретом. Не случайно в своем письме к Петру I от 5 января 1722 года В.Л.Долгоруков доносил: «Я не думаю, чтоб удобно было чрез стольких особ такое секретное и опасное ему (А.Кантемиру – В.Ц.) дело делать. Коли многие будут ведать, то за секрет уже почесть будет невозможно. По мне, лучший способ – искать купца, кто б взялся то сделать или искать офицера такого, чтоб на наемном корабле нарочно для того поехал. Однако ж, еще буду смотреть, чтоб мне уведать, как то способнее сделать, буду трудиться, чтоб то учинить...» [42].

Пока российский министр в Париже изучал различные варианты и способы решения дела Кантемиров, в самой России быстрыми темпами шла подготовка к военной кампании на Каспийское море, так называемому Персидскому походу. Поскольку организация этого похода требовала максимального напряжения финансовых, людских и материальных сил страны, все остальные вопросы, автоматически отходили на второй, если не на третий план. Не стал исключением и проект освобождения князя Антиоха. Тем не менее, на протяжении всего 1722 года Д.Кантемир вел интенсивную переписку с И.Неплюевым, полномочным представителем России в Константинополе, относительно дальнейшей судьбы Антиоха [43]. Болезнь и последовавшая за ней в 1723 году смерть Д.Кантемира, поставили окончательную точку на затее молдавского господаря похитить и перевести старшего брата с семейством под скипетр российского монарха.

На протяжении 1721-1722 годов он активно участвовал в заседаниях и работе Правительствующего Сената, обсуждая и принимая решения по важнейшим законодательным актам страны. Среди них мы можем назвать такой фундаментальный документ, как «Табель о рангах», на несколько столетий определивший и закрепивший социально-иерархическую систему Российской империи. По мнению исследователей истории петровского времени, «Табель о рангах» создавала настоящий переворот не только в служебной иерархии, но и в основах самого дворянства. Поставив в основу деления на чины должность, замещавшуюся путем заслуги по личным качествм и по личной годности лица в нее вступающего, «Табель о рагах» упраздяла совершенно старинное деление на основе родовитости и происхождения и искореняла всякое значение аристократизма в русском государственном строе [44]. Со времени принятия этого документа служба престолу и Отечеству, личная заслуга и таланты становятся основными принципами существования российского дворянства. Вместе с тем, «Табель о рангах» открывала широкий путь в члены этого привилегированного класса представителям иных социальных слоев и классов общества, проявивших себя личными качествами и беззаветным служением Родине на военном или же гражданском поприще. «Конечным результатом действия «Табели о рангах» была окончательная замена старинной аристократической иерархии породы новой бюрократической иерархией заслуги и выслуги» [44].

Последней страницей в политической и творческой биографии Д.Кантемира стало его участие в Персидском походе 1722 года. Назначенный наряду с П.А.Толстым советником императора по восточным делам он одновременно возглавлял и походную канцелярию, где печатались на персидском и татарском языках воззвания и манифесты Петра I, обращенные к народам Прикаспия и Северного Кавказа. Сопровождая императора на всем пути следования по Волге и Каспийскому морю к Дербенту, князь находил возможность вести дневниковые записи, изучать археологические памятники, собирать исторические материалы о традициях и обрядах местных народов. Его перу принадлежит первое описание Кавказских гор.

Отмечая вклад Д.Кантемира в успешную реализацию Персидского похода русской армии, абсолютное большинство исследователей политической биографии молдавского господаря обошли вниманием одну из важных сторон его деятельности в ранге политического советника императора и члена Правительствующего Сената. Речь идет об организации Д.Кантемиром накануне Персидского похода широкой сети секретных агентов в подвластных Османской империи землях. Созданная им в 1722-23 годах агентурная сеть продолжала действовать и после смерти князя, доставляя российскому правительству ценную информацию о военных и политических происшествиях в Молдавском и Валашском княжествах, о настроениях в тамошнем обществе, о поведении господарей, о приказах, поступавших от правителя Блистательной Порты и т.д. [45].

Приведенные выше материалы убедительно свидетельствуют о том, что на протяжении всего периода жизни Д.Кантемира в России он являлся деятельным участником многих политических событий, происходивших в стране. Его политическая активность и востребованность в различные годы менялись в зависимости от внутри- и внешнеполитических факторов, а также планов и распоряжений монарха. Тем не менее, его политический опыт, энциклопедические знания и высокий интеллект нашли практическое применение в разработке ряда основополагающих документов петровской администрации и направления внешней политики России рассматриваемого времени.