В Петербурге в рамках фестиваля «Точка доступа» на Открытой киностудии «Лендок» был показан спектакль «Злачные пажити» по рассказам Анны Старобинец — совместный проект фестиваля и новосибирского театра «Старый дом». Юлия Ауг, выступившая режиссером постановки, рассказала «Известиям» о том, чем ее привлек жанр утопии, как сеть Facebook изменила ее жизнь и почему она мечтала сыграть Салтычиху.

— Перед началом спектакля зрителям показывают видеосъемку: обычные прохожие отвечают на вопрос «Верите ли вы в Бога и ангелов?». А что бы ответили вы сами?

— Ответила бы, что не верю, потому что я придерживаюсь материалистической традиции, но стремление человека к идеалу, духовности для меня очень важно. Однако если эту духовность насаждать, прививать искусственно, она обернется мракобесием.

— Фестиваль «Точка доступа», в рамках которого вы показали в Петербурге свой спектакль, использует необычные пространства для постановок. Киностудия «Лендок» сильно отличается от новосибирской сцены, где состоялась премьера «Злачных пажитей»?

— Площадка в Новосибирске идеально отвечала моему замыслу: там небольшая сценическая коробка, стерильный белый кабинет, это делало нашу историю камерной. Здесь же пространство большое и холодное, и его пришлось преодолевать. Сначала я пришла в ужас, а потом поняла, что всё нам на руку.

По жанру эти новеллы — утопия. Если искать аналогии, вспоминается фильм Абрама Роома «Строгий юноша», где очень много свободных пространств, огромные светлые здания, красивые юноши и девушки со спортивными телами... И человек так одиноко выглядит на фоне этих гигантских построений! Площадка «Лендока» дала ощущение тоталитарного ужаса и одиночества, чего не было в Новосибирске.

— Продолжая тему пространства, спрошу о Петербурге, где вы родились, учились на актрису и 10 лет работали в ТЮЗе. Какие чувства испытываете, когда возвращаетесь сюда? Тоскуете по Питеру или жалеете, что не переехали в столицу раньше?

— Ощущение, что сделать этот шаг нужно было раньше, возникает. Я три года собиралась сделать его: казалось, что моя жизнь остановилась, что вот я сыграю еще одну главную роль в ТЮЗе, и еще одну, и еще… но для меня это не станет развитием. Острое ощущение этого появилось за три года до того, как я поступила в ГИТИС на режиссуру.

Мне жалко потерянного времени. Окажись я в Москве раньше, я бы больше успела: там появилось много работы, очень быстро стали развиваться события.Что я испытываю в Петербурге?.. Приятное чувство, что могу погулять по городу, каким бы плотным ни был мой график. А в столице я все время куда-то бегу.

— Ваш образ и на экране, и в жизни — это сильная волевая женщина, устроительница своей судьбы. Насколько он соответствует вашей истинной сущности?

— Я действительно сильный и даже жесткий человек и не придумываю этот образ. Это не значит, что я закатываю истерики или как режиссер ору на актеров, ведь можно добиваться своего иным способом.

Впрочем, бывают разные случаи. Когда я выпускала «Землю Эльзы» в Театре на Таганке, звукотехник несколько раз подряд не смог вовремя включить музыку в крайне важный смысловой момент. Тогда я вскочила на сцену и, не выпуская микрофон, нецензурно дала понять, что еще один такой косяк — и техник будет уволен. Потом в театре надо мной неделю посмеивались и спрашивали шутя: «А вы умеете ругаться матом?». Умею, только не надо доводить до этого.

— Режиссеры, с которыми вы работаете как актриса, влияют ли на вас как на режиссера?

— Конечно, мы же, актеры, можно сказать, обезьяны и невольно впитываем тот язык, на котором работаем.

— Какую роль вы хотели бы сыграть?

— Салтычиху. Но ее уже сыграла Юля Снигирь (в сериале «Кровавая барыня». — «Известия»). Мне невероятно интересна история Дарьи Салтыковой. Между садисткой, мучающей крепостных, и молодой женщиной, вышедшей замуж по любви, — колоссальная разница.

Потеря мужа что-то круто в ней изменила, и мне интересно исследовать эти психологические бездны, пограничные состояния. Кстати, сценарий сериала мне не понравился: психологические противоречия сглажены, а в том, что Салтыкова стала садисткой, обвинили ее покойного мужа. Слишком плоско.

— Судя по «Злачным пажитям», где большое значение имеет видеопроекция, вам важно увидеть человека через камеру. В 2009 году вы сняли фильм «Варенье из сакуры», после этого сделали несколько клипов. Будете продолжать свои опыты в качестве кинорежиссера?

— Есть одна идея фильма — я о нем мечтаю — про латышскую актрису Марию Лейко, звезду театра и кино 1920–1930-х, которая работала с Фридрихом Мурнау, Максом Рейнхардтом, Эрвином Пискатором. Лейко жила в Германии в то время, когда нацисты пришли к власти, и поняла, что надо вернуться в Латвию, но ненадолго задержалась в Москве. И руководитель действовавшего там латышского театра предложил актрисе контракт, включавший роль ибсеновской Норы.

Лейко не смогла отказаться — мечтала об этой роли, Норой звали ее внучку и умершую дочь. А в 1938 году труппа театра, включая Лейко, была расстреляна на Бутовском полигоне. Я очень хочу снять об этом фильм: начиная с того, как кинозвезда понимает, что из Германии надо бежать, и заканчивая расстрелом.

Первым, кому я об этом рассказала, стал режиссер Алексей Федорченко. Через несколько дней он прислал мне фотографию Лейко, на которой я очень на нее похожа. Когда он был в Риге, он собирал для меня ее фото. Я смеялась: «Леша, ну какие фотографии, если сценария даже нет?» — «Ничего, напишешь, тем более что образование позволяет» (Юлия Ауг училась на Высших курсах сценаристов и режиссеров. — «Известия»).

Но бывает, ты стучишь в дверь, а она не открывается. Непонятно, по какой причине. С кинорежиссурой, к величайшему сожалению, у меня именно так. Три нереализованных проекта, работа над которыми была начата, это вроде бы не так много, чтобы отчаяться. А с другой стороны, как подумаешь, сколько было потрачено времени, сил, нервов… Я не могу себе позволить заниматься исключительно творчеством, потому что одна кормлю семью.

— Вы сказали как-то, что Facebook очень помогает вам в плане профессиональных контактов. При этом ваши посты никак не назовешь деловыми, они цепляют сокровенностью, экспрессивным человеческим посылом.

— Facebook для меня  — и платформа для деловых контактов (вот приехала в Питер, и меня сразу нашел рэпер Лигалайз, у которого есть идея сотрудничества), и возможность высказаться, и непосредственная связь с публикой. Не так давно у меня был пост дикого возмущения по поводу зрительницы, которая не выключила свой телефон на спектакле «Персона», где я играла. В первом ряду сидела девушка, у которой четыре раза звонил мобильник.

Будь я другим персонажем, то, наверное, подошла бы и отобрала телефон. Но я играю актрису, которая как бы отключилась от внешнего мира, и примерно 90% сценического времени я молчу. То есть поступи я так, я сломала бы всю структуру спектакля. На мой пост было множество комментариев, даже СМИ откликнулись, и через несколько дней мне написала эта девушка. Но проблема в том, что она не поняла, в чем претензия, не извинилась, пыталась оправдываться. Она думала, я обиделась, но это совсем другое.

— Мне еще запомнился инициированный вами в интернете флешмоб: вы призывали женщин выкладывать селфи без косметики и фильтров. Это ваш протест против того, чтобы делать из человека некую идеальную модель? 

— У человека значительно меньше проблем, если он принимает себя таким, какой он есть. И если мир принимает, как он есть. «Приглаженный» и «причесанный» мир, когда на него, образно говоря, надели парик и нанесли тональный крем, может оказаться куда более отталкивающим. И к человеку это тоже относится.

Справка «Известий»

Юлия Ауг окончила Ленинградский театральный институт (актерский курс Андрея Андреева) и РАТИ-ГИТИС (режиссерская мастерская Иосифа Райхельгауза). Снималась в фильмах «Овсянки» (2010), «Небесные жены луговых мари» (2012) «Интимные места» (2013) «Вурдалаки» (2016), «Ученик» (2016) и др. Лауреат премии «Ника». В качестве режиссера сотрудничает с московской «Школой современной пьесы», Театром на Таганке, красноярским ТЮЗом и другими театрами.