Дорожные записки и воспоминания путешественников далеко не всегда дают полную картину мест, которые они посещали. Ведь обычно они бывают в новых городах либо проездом, либо иногда ненадолго останавливаются; а исторические и статистические данные могут быть почерпаны от случайных собеседников. Но чем ценны все эти описания — так это впечатлениями и деталями, которые местные жители не замечают в силу того, что сталкиваются с ними ежедневно. Поэтому гости нашего города (и тогда, и сейчас) всегда могут показать и нам его с какой-то другой стороны.

Юрий Швец нашел 5 описаний Кишинёва, оставленных путешественниками с 1829 года по 1854 год. Можно проследить, как за четверть века развивался город. Снимков того времени, конечно же, нет, но более поздние фотографии показывают описываемые места примерно такими же, какими их видели авторы.

1829 ГОД.

А. Я. СТОРОЖЕНКО. «ДВА МЕСЯЦА В ДОРОГЕ ПО БЕССАРАБИИ, МОЛДАВИИ И ВАЛАХИИ В 1829 ГОДУ». МОСКВА.

Въезжаю в город: еду по узким, нечистым улицам и думаю впереди встретить мрачные, но покойные азиатские строения. Тщетная надежда! Между ветхими избушками везде возвышаются порядочные дома, заборы около многих боярских домов уничтожены, остались одни только ворота, при иных даже каменные, свидетельствующие, что хозяин некогда хотел жить по-людски, при других же два столба с перекладиною, точно виселицы. Всё вместе представляет какое-то опустошение, а ворота без заборов служат печальными памятниками или вывесками лени и небрежения.

Город расположен на покатости. На одной возвышенности выстроен большой дом, занимаемый ныне генералом Инзовым, несколько каменных церквей. На высокой плоскости построена Митрополия, возле коей Армянский монастырь, и рядом с сими обителями казенный сад.

Вид на Кишинёв. Благовещенская церковь.
Фотография 1867 года.

Архитектура монастырей сих не европейская: на фронтонах изображены святые угодники. Пестрота красок обращает на себя зрение, и напоминает, что мы уже в азиатском городе. На площади есть дома изрядные: казенный сад не обширен, но дорожки правильные. Его насадил бывший бессарабский наместник Н. А. Бахметьев, и в двенадцать лет деревья выросли довольно высоко. Аллеи имеют тень, но гуляющих в саду я не приметил. Говорят, что при Бахметьеве, в заводимом им саду, собирался целый город: время сие каждый, а особенно куконы, вспоминают с удовольствием. Жалуются на теперешнюю скуку, и подлинно, в Кишинёве она имеет особенное своё прибежище.

Здесь необходимо быть губернатором человеку знатному, богатому, иначе Кишинёв со временем сделается деревнею. Лавочки, в которых продают красные товары, варёную и жареную баранину, плацинды и бакалейные товары, построены в два ряда в узкой смрадной улице, совершенно уже во вкусе азиатском. Питейные дома с хлебным и молдавским виноградным вином рассеяны по всему городу: на откидных на улицу стойках наставлено множество разной величины и формы бутылочек с разноцветным вином и водкою, манящими к себе обожателей Бахуса.

У некоторых питейных домиков на террасах с навесом барды молдавские — цыгане наигрывают и напевают сочинённые ими на разные случаи заунывные песни, и красноносые посетители пьют, призадумавшись. Видны экипажи по улицам: кучера одеты по большей части в купленных у гусар разных полков поношенных доломанах. Теперь есть здесь и дрожки извозчичьи. Лошади в оных кожа да кости, но в день надобно заплатить за дрожки от 10 до 15 рублей, или же по 1 руб. 40 коп. за час: каждый извозчик, возивший меня, имел карманные часы.

Кишинёвский рынок.
Гравюра 1877 года.

Кишинёвское, или всё Бессарабское гражданское начальство живёт лишь для себя. Полицмейстер не зависит от губернатора: сей последний, кроме злоупотреблений, ни к чему полезному без разрешения приступить не может. Стоит только въехать в город, чтобы судить о неисправности полиции, и заглянуть в какое вам угодно губернское присутственное место, чтобы видеть общий беспорядок управления областью. Нет ни суда, ни правды. Губернаторов до десятка переменилось не более как в течении двух лет, двое из них только заглянули в присутственные места и, убоясь бездны, открывшейся перед ними, можно сказать бежали. Нерешённым делам нет счёту, равно как и израсходованным казённым суммам.

1837 ГОД.

А. ДЕМИДОВ, «ПУТЕШЕСТВИЕ В ЮЖНУЮ РОССИЮ И КРЫМ, ЧЕРЕЗ ВЕНГРИЮ, ВАЛАХИЮ И МОЛДАВИЮ», МОСКВА, 1853 Г.

Относительно Кишинёва мы не можем сказать ничего, кроме того только, что он очень обширен и, подобно Риму, расположен на нескольких холмах. Впрочем, этот город лишь потому занимает огромное пространство, что улицы его очень широки и все дома окружены большими садами. В нём ещё много уцелело от прежнего его быта, старых дурно выстроенных хижин и мазанок: но в новых кварталах везде прекрасные дома, а общественные здания отличаются даже весьма изящною архитектурою.

Блеск церковных куполов и разнообразие красок, какими покрываются в русских городах дома, такие, как весёлый зелёный цвет кровель, приятным образом поразил наших спутников,  для которых это было совершенною новостью. Площади в Кишинёве чрезвычайно обширны, они украшены зеленью и обнесены тумбами. В то время, когда мы проезжали через этот город, начальство его занималось разведением прекрасного сада для общественного гульбища.

На холмах, соседственных с городом, мы видели несколько виноградников: но далее страна опять представляет невозделанную пустыню.

1838 ГОД.

G. KOHL “REISEN IN SUDRUSSLAND”, DRESDEN UND LEIPZIG, 1846.

Остановились мы у армянина, переселившегося из Галиции, и нашли у него достаточно удобств для скромных требований туриста в России. Квартира была без достоинств, но и без недостатков: без паразитов, без грязи, без мебели, без маркеров, без сырости на полу, без дыр в крыше и без разбитых окон. Такими качествами в России, где и наполовину менее требовательны, чем в  Германии, очень довольны. Находят пару стульев, прибирают на ночь шубу в дорожный сундук, приказывают поставить восхитительный самовар, балуются немного любезным чаем, и никому не придёт в голову упрекнуть хозяина, что его софа плохо набита, и его трюфеля вовсе не французские — ничего подобного он не поставляет.

При приезде в город мы немедленно его обозрели и допросили населяющих его двунадесять языков и можем о теперешнем его состоянии сообщить нечто новое.

Русские получили Кишинёв из рук турок в виде незначительного поселения, потому что во время их турецкого владычества северная часть Бессарабии управлялась из Хотина, средняя — из Бендер, а Южная — из Аккермана. Русские впервые возвеличили это поселение, лежавшее в середине длинной Бессарабии, до главного во всей области политического, а отсюда и коммерческого центра. Благодаря этому, город, который тридцать лет назад имел улицы, на которых едва ли можно было встретить пару гусей или свиней, вырос как дрожжах. Он растёт подобно хвосту кометы, и не только наши статистические работы, но и последние официальные отчёты русских отстают своими данными о его величине.

Кишинёв, в отношении места, на котором раскинулся лабиринт его хижин и домиков, без сомнения принадлежит к величайшим городам Европы, ибо он имеет не менее пяти вёрст в поперечнике и почти две немецкие мили в окружности. Число жителей превосходит 40 000 и состоит из великороссов, малороссов, татар, молдаван, евреев, армян, болгар, немцев, французов, греков, поляков, сербов и ещё некоторых менее многочисленных племён. Турок в Кишинёве совершенно нет, точно также нельзя найти ни одного турка в Валахии.

Главный элемент населения в Кишинёве, как и у большинства городов Бессарабии, за исключением Аккермана, не молдаване, а евреи. Последних насчитывается около 15 000. Их община в Кишинёве таким образом ещё многочисленнее, чем в Одессе. Как и везде, они занимаются здесь барышничеством, торговлей и говорят по-немецки. Через их руки проходит главное количество льняного семени, пшеницы и сала, которые Кишинёв, как главный внутренний рынок Бессарабии, транспортирует в Одессу. Евреи имеют в городе больницу, синагогу и, кроме того, ещё 7 школ.

Болгар в Кишинёве около 800 семейств. Главное их занятие — скотоводство и скотопромышленность. Хозяйство их, по тщательности обработки и порядку, конкурирует часто с немецким. Некоторые кишинёвские болгары имеют по 4000-6000 голов скота в степи. Болгары занимаются также огородничеством и засаживают большие пространства земли, которые называются баштанами, луком, дынями, арбузами, тыквами, подсолнечником, огурцами и другими овощами.

Великороссы в большинстве случаев лишь временно проживают в Кишинёве и занимают здесь, как и на всём русском юге, главным образом строительством: это каменщики, плотники, штукатуры, маляры и проч.

Малороссы здесь, как и везде, занимаются портняжеством, сапожным ремеслом и другими второстепенными ремёслами.

Само собой, что великороссы и малороссы являются также чиновниками.

Цыгане — это кузнецы, столяры, решетники и при этом торговцы лошадьми, подобно тому, как по всей Молдавии и по всей стране до Кавказа. Они живут вблизи города в лесах, но работают в городе.

Армян в городе около 100 семейств. Они содержат трактиры и в особенности, как и в Одессе, парикмахерские. Многие армяне торгуют восточными, персидскими и турецкими материями. Между ними много богатых.

Немцев в Кишинёве так много, что они имеют собственную церковь и особенного священника. Немцы дают учителей, чиновников, ремесленников и земледельцев. Город посещают также немцы—колонисты из окрестностей. В городе насчитывают 200 немцев евангелистов, но между 800 католиками вероятно тоже имеются немцы. Большинство же католиков, конечно же, поляки. Французов здесь мало. Под их руководством находится три пансиона для местных дворян.

Дворянство и знать Кишинёва состоит большей частью из русских чиновников, а большинство боэров восточной Молдавии живёт частью в Яссах, частью в Одессе, частью заграницей. Но и в Кишинёве встречается несколько известных фамилий — Бальш, Стурдза, Димитри и т. д.

Что касается строительного искусства в Кишинёве, то здесь оно, как и во всех не русских, а молдавских городках, представляется кучей домов, неправильно настроенной и так скучившейся, что невозможно в их постройке уловить какой-то план. Только то там, то здесь можно найти правильные улицы. Теперь русские губернаторы своей властью проламывают в этом лесу дорогу. Их образ действия очень прост и вместе с тем высоко замечателен. Слушайте! Если из кому либо высших властей покажется, что в том или другом месте находятся плохие или безобразные постройки, и он желает, чтобы здесь прошла прямая улица, или же если он замечает, что постройка вышла из пределов старого плана, то он приказывает полицейскому взять ведро с краской и написать на указанных им домах: «На сломку!» Затем этот человек берёт лестницу, и не говоря ни слова жителям, которые смотрят и не знают, что он будет делать, приставляет к намеченному дому и пишет: «сломать до 1 октября», «сломать до 1840 года», или «сломать балкон»,  или «сломать до второго окна». Таким образом, каждый дом получает чёрным по белому краткую надпись, на которую с грустью смотрят бедные люди, но содержание которой они должны точно выполнить.

Естественно, что такая революционная и преобразовательная деятельность в таком городе, как Кишинёв, не может быть достигнута в короткий срок. Эту работу ведут мало-помалу.  К сожалению, этим путём всё же трудно прийти к концу: высшее начальство чрезвычайно часто меняется, а вместе с начальством и предначертания — то, что дозволяет более снисходительное, уничтожает более строгое.

Главная улица Кишинёва имеет несколько вёрст в длину и русские чиновники построили на ней довольно значительное число солидных домов. Во всех других частях города каменных домов мало, большинство же построено из дерева, глины, камыша. В большинстве случаев они окрашены в жёлтый цвет и имеют, по молдавскому обычаю, окна, украшенные чёрными линиями и арабесками.

Внутренность домов натурально ещё разнообразнее, чем их внешность. Русские и немцы имеют обыкновенные стулья и столы, армяне и болгары — восточные ковры, циновки и диваны. От турок в Кишинёве ничего не осталось, кроме красивого колодца, дающего воду самотёком. Турки, большие любители воды, по всей южной России, где они обитали, оставили в этом роде единственно хорошее вспоминание. Кишинёвский фонтан изливает прекрасную воду сорока отверстиями,  жители ещё до сих пор вспоминают добром турок.

Фонтан. Фотография 1867 года.

Окрестности Кишинёва холмисты и между холмами есть такие, которые почти можно назвать маленькими горами. Холмы покрыты лесом и выглядят совершено иначе, чем бендерские. В лесах можно найти отчасти прекрасные дубы и буки, отчасти потому, что кишинёвские леса всё же далеки от того, что представляют из себя северные и подольские леса.

Окрестности Кишинёва на радиус 5-6 миль богаче лесами, чем вся остальная Бессарабия, и отсюда дрова вывозятся в окружающие степные местности, как на север Бессарабии, так и на юг, в Одессу, Измаил, Яссы, и являются важным предметом торговли. Вывозятся они на колёсах даже в Одессу, которая могла бы получать их по Днестру. Таким замечательным способом, на медленно ползущих повозках, запряжённых волами, дрова путешествуют на расстоянии 25-30 миль и ещё далее. Я думаю, что во всей остальной Европе ничего подобного нельзя встретить.

Кишинёвское или вообще молдавское вино славится. Оно лучше, чем из окрестностей Одессы. Кишинёв ежегодно транспортирует  800-900 тысяч вёдер в русские губернии.

Рыбу в Кишинёв доставляют из Днестра, большей частью из Днестровского лимана.

1843 ГОД.

JÓZEF  IGNACY KRASZEWSKI, «WSPOMNIENIA ODESSY, JEDYSANU I BUDŻAKU», WILNO, 1846.

Вёрст за пять до Кишинёва начинают тянуться обширные огороды болгар, вплоть до города. На этих огородах культивируется такая масса овощей, что приходится удивляться, кто может их съесть. Издали Кишинёв, как и все здешние города, поражает обширностью занимаемого им пространства, будто это пространство им занято на вырост.

Виднеются белые домики, то расположенные группами, то поодиночке в садах, а среди них возвышаются белая колокольня соборной церкви, купола молдавских церквей (богослужение в них происходит на славянском языке, а молятся и поют на молдавском), армянской церкви и т.д.

Вид на Кишинёв.
Фотография 1867 года.

Справа выдвигается лучше расположенная часть, так называемый новый город. Действительно, постройки в нём или недавно построены или строятся.

Не доезжая до города, мы проехали мимо вновь устроенного сада и нескольких источников с приспособлениями для мойки белья, и сернистого источника. Всё это хорошо устроено.

Улицы Кишинёва, как везде, правильно уставлены белыми домиками, ничем не отличающимися друг от друга, растущими как грибы. Это выражение в данном случае не преувеличено, потому что постройки растут на глазах. Я встретил только несколько более оригинальных старых домиков, наполовину деревянных, с балюстрадой и крылечками, высокими крышами и лестницами снаружи, со ставнями, поднимающимися вверх и выступами, дающими тень, под которой сидели с заложенными под себя ногами греки, болгары и молдаване, медленно куря табак.

Но число таких домиков, художественно выглядывающих, интересных для путешественника, постепенно уменьшается: их нужно искать, а скоро нельзя будет и найти. Вместо них настроят большие ящики, которые называются красивыми каменными домами, красивыми должно быть потому, что они гладки и белы. Старые дома, по-видимому, все предназначены на слом.

О таком типе домов пишет Юзеф Игнацы Крашевский.
На фотографии 1930-х гг, когда в Кишинёве ещё можно было видеть эти здания, — дом Булгару.

В общем, с первого же взгляда на Кишинёв, кажется, что этот город идёт вперёд огромными шагами. Цивилизация вытесняет всё, что было местного в обычаях, костюмах и постройках. Костюмы всё же ещё напоминают, что ты здесь, а не в другом месте. Молдаване в барашковых шапках, длинных свитах, греки в фесках, болгары и т. д., движущиеся по улицам, сидящими у порогов домов с трубками, удостоверяют, что этот край ещё недавно завоёван так называемой цивилизацией.

Рядом с этими остатками востока встречается изысканность во фраке, полученном из Вены, в жёлтых лайковых перчатках; около цирульника армянина играет шарманка арии Доницетти и Беллинни, вальсы Штраусса; рядом с продажей бессарабских вин, мадам, приехавшая прямо из Парижа в Кишинёв, открывает модный магазин.

Кишинёв, которого название, по-видимому, происходит от татарско-молдавского Кишенау — новая ограда, по Колю заключает в себе 40 000 жителей, что подтверждает и Надеждин, ещё увеличивая эту сумму. На первый взгляд, помимо обширности города, ничто об этом не говорит: может быть действительно в этой обширности теряется и расплывается население. В числе этих 40 000 насчитывается около 15 000 евреев, 80 болгарских семейств (владеющих, все цифры взяты нами у Коля, по 4 000 и 6 000 голов скота в степи), 100 семейств армян, цыган, великороссов, малороссов, остальные греки. Немцев насчитывается 200 евангелистов и 800 католиков.

Г. Коль во многих своих описаниях преувеличивает действительность: например, говоря о винах в Кишинёве и его окрестностях, он называет неслыханно и неправдоподобную высокую цифру ведер.

Поражала его и длина главной улицы, называющейся Миллионной, которую Коль растягивает на вёрсты, может быть, также преувеличивая. В действительности улица очень длинная и в меру широкая едва ли наполовину застроена и кажется пустой.

Надеждин хвалит, и не без причин, красоту города, строений и улиц, принимая в соображение время, от которого он берёт свою новую историю и первоначальное его состояние. Это удивительно. Но помимо этих соображений на лишние похвалы согласиться трудно. Название Кишинау (от  Кишла — зимовный хутор) Надеждин объявляет тем, что Кишинёв в прежнее время, по всей вероятности, был зимовником или татарского мурзы, или бендерского паши. Перед присоединением Бессарабии к России это было маленькое селеньице.

Сначала столицей Бессарабии хотели сделать Бендеры или Орхей (Оргеев): не думали вовсе о Кишинёве. Выбрал его экзарх Гавриил Бодони. Положение города в середине Бессарабии, между степной и лесной её частью, могло повлиять на выбор. Владыка учредил здесь свою кафедру, носящую до сего дня название митрополии. Шибко поднялся Кишинёв. До 1834 год город всё оставался молдавским селением, хотя большим и всё увеличивающимся: строениями, площадями, улицами, садами, снабжением водою — он обязан заботам губернатора Фёдорова.

Господствующее население и язык румынские. Надеждин упрекает румын за их слабость к венскому воспитанию, которое они принимают за nec plus ultra цивилизации.

Из учебных заведений в Кишинёве имеются: духовная семинария, недавно учреждённая гимназия, уездное училище, ланкастерское училище, лучшее в России, школа для канцелярских детей и еврейская высшая школа, на манер одесской. К этим средствам цивилизации прибавим ещё менее действительные — клуб и русский театр, а иногда прибывающий из Ясс или Одессы немецкий и французский. Разве этого не достаточно?

При въезде в город мы увидели развалины дома, известного мне по иллюстрации, в котором проживал прежде Пушкин. Предназначено ли это строение на разрушение — не знаю. Жаль его не ради самого строения, но ради памяти великого поэта. Другой Пушкин не скоро родится.

Вид на Кишинёв. По центру на возвышенности можно увидеть руины дома Инзова, где жил А. С. Пушкин.
Фотография 1867 года.

Всё утро 3-го августа мы потратили на детальный осмотр Кишинёва.

Главная городская улица, которую Коль измеряет верстами, перерезывает город и является главной артерией. Она называется Миллионной, не потому ли, что и миллионом публики её не заполнишь. Миллион не миллион, а несколько десятков тысяч удобно бы могло поместиться на её пространстве.

На этой улице, которая служит как бы основой для будущего разрастания Кишинёва, возвышаются очень красивые (то есть белые или жёлтые и большие) дома, удобно расположенные, потому что они довольно отдалены друг от друга, то особняками, то группами по несколько. То же самое наблюдается на всех новых улицах; зато старые, кривые, тесные улицы заросли домиками, как грибами. Домики теснятся один возле другого, как бы поддерживая друг друга и находясь в зависимости один от другого. Новые большие постройки все сделаны из белого камня, похожего на одесский, но более твёрдого и лучшего.

Улица Миллионная. Видна Кирха.
Фотография 1867 года (улица тогда называлась уже Московской).

Если приходится удивляться развитию Одессы, которая обладает для этого такими средствами, то что же сказать тогда о Кишинёве, городе, затерянном глубоко в бессарабской пустыне, городе, который в 1812 году имел всего 7 000 жителей и состоял из мелких турецко-молавских домишек и лавчонок, а сегодня имеет более 40 000  жителей, большие высокие строения, публичный сад, клуб, театр, несколько школ и магазины, полные товаров.

Самая старая из новых построек — это Митрополия, построенная в 1814 году, как свидетельствует об этом надпись. Во всяком случае с более поздними постройками она не может идти ни в какое сравнение.

Католический костёл, недавно построенный в стороне от собора, очень порядочный, но постройка некрасивая. Два маленьких купола спереди как-то непропорционально прилеплены. Я осматривал костёл с хор и поклонился образу Божьей Матери в большом алтаре. Плотники, маляры, мастеровые вертелись около, потому что заканчивалась внутренняя отделка на пожертвованные средства.

Католический костёл.
Фотография 1880-х гг.

Лютеранской кирхи изнутри я не видел. Снаружи это низкая постройка с высокой готической колокольней. Архитектура сносная, как и в других, впрочем, постройках.

Публичный сад, с беседкой и каруселью, представляет довольно милый лесок акаций, лип и тополей, чисто содержимый.

Необходимо упомянуть, что здесь, в недавней пустыне, устроены генералом Фёдоровым фонтаны, прачечные, которые здесь так необходимы, в виду недостатка воды, сернистый источник и вновь закладывается большой сад в несколько верстах за городом.

Кишинёв имеет также публичную библиотеку, составленную хорошо. Библиотекарем состоит милый старичок г. Козлов, бывший русский консул в Соединённых Штатах.

Мы объехали затем старый и новый базары и нарочно заезжали в четвёртую часть города, которая предназначена на разрушение. Постройки, подлежащие сносу, обозначены крестами на крышах. О их архитектуре я уже говорил.

В кондитерской, куда я зашёл, желая получить шербета, было ещё что-то восточное — ковры и диваны вокруг, но шербета не было; нам была указана лавка, где таковой продавали. Ничего восточного в Кишинёве я не мог найти, даже туфель, которые я хотел купить моим ногам на память о столице Бессарабии.

В костюмах мужчин я встретил нечто, напоминающее восток — кафтаны, чалмы и фески. Что же касается нарядов женщин, то они ничем не отличались. Во всём смесь и самый странный набор. На уличных вывесках вперемежку встречаются надписи французские, польские, русские, немецкие, армянские. Господствующий же на улице язык — молдавский, т. е. румынский. И на этом языке разносчики выкрикивают свой товар — булки (франзоли), груши, арбузы и другие фрукты (всё продаётся на вес).

В заезжем дворе, где мы остановились, я встретил польскую надпись, фактор, как и у нас, был еврейчик, нанятый извозчик оказался родом из Вильно, хозяин дома носил итальянскую фамилию. Во всём подобная смесь и в этом нет ничего удивительного, потому что Кишинёв представляет собой то, чем отличается население всей Бессарабии, являющейся скопищем лиц самого разнообразного происхождения.

1854 ГОД.

П. АЛАБИН «ПОХОДНЫЕ ЗАПИСКИ В ВОЙНУ 1853, 1854, 1855 И 1856 ГОДОВ» Ч. II, ВЯТКА, 1861 Г.

Вот и Кишинёв. Давно ли кажется я его видел? А как он похорошел с тех пор в какие-нибудь семь лет. Разросся, будто соперничая быстротою развития со своим же публичным садом, который так недавно, я помню, младенчествовал, а теперь вижу тенистым, густым, роскошным… Улицы Кишинёва широки, чисты, дома современной архитектуры, большею частью каменные.

Главная квартира князя Горчакова поместилась здесь, по-видимому, удобно и роскошно, а между тем в короткое время военные наводнили собою город, и нет дома, где бы не было военного постояльца.

Юрий Швец.

Тексты воспоминаний приводятся из книги «Юбилейный сборник города Кишинёва. 1812-1912», Кишинёв, 1914 год. Фотографии — OldChisinau.com.