Ганна Руденко

Мальчишка без образования, он устраивал боксерские поединки, потом торговал недвижимостью, а в 50 лет стал конгрессменом. Это он написал устав ООН и заставил Генри Форда извиняться за свои антисемитские выходки. Вот только в истории Сол Блум – не бизнесмен и не политик, а человек, открывший миру «бесстыдный» танец живота.

С 1 мая по 1 октября 1893 года в Чикаго развернулась Всемирная колумбова выставка, приуроченная к 400-летию открытия Америки. Такого роскошного собрания всего самого захватывающего со всего света еще никто не видел! Больше 40 наций демонстрировали свои природные богатства, произведения искусства, инновации, полноформатные копии технологических установок, судов и даже улиц. Местные тоже не попали впросак: по проекту Джорджа Ферриса-младшего собрали первое в мире колесо обозрения, этакую громадину 80 метров высотой, приводимую в движение мощными паровыми машинами. Американцы верили, что колесо будет достойным ответом Эйфелевой башне, построенной для Парижской Всемирной выставки 1889 года. Гигантская конструкция действительно стала одной из главных достопримечательностей целого городка развлечений в парке Мидуэй-Плезанс. Управлять всем этим поручили бесстрашному антрепренеру Солу Блуму, которому тогда было всего 23 года. Он занимался развлекательной частью мероприятия и лично привез на выставку то, о чем Америка в те годы и помыслить не могла.

Сол Блум был выходцем из большой семьи религиозных евреев, которые перебрались в Иллинойс из прусской части Польши. Когда Солу было три, семья переехала в Сан-Франциско. Он признавался, что ходил в школу ровно день: семья была большой и бедной, книги купить было не на что, так что грамоте и счету его обучала мама. С семи лет он по шесть дней в неделю вкалывал на фабрике по производству щеток, а потом по протекции своего друга и в будущем знаменитого драматурга Дэвида Беласко устроился на мелкую работу в театр «Альказар».

Сол сразу почувствовал себя в своей тарелке – вскоре он уже занимался рекламой театра, в 15 лет взял на себя бухгалтерию, а потом начал организовывать боксерские поединки. В бизнесе, связанном с развлечениями, повышать градус нужно постоянно, и Сол это очень хорошо понимал. Гуттаперчевых мальчиков, сиамских близнецов и бородатых женщин в Штатах хватало. Нужно было что-то особенное и, главное, сложное, чтобы конкуренты не смогли скопировать на лету, как это обычно бывало. За новой сенсацией 19-летний парень отправился на Парижскую Всемирную выставку. «Я пришел к выводу, что если хочу в полной мере наслаждаться богатством, мне нужно повысить свою способность получать это удовольствие, узнав о мире больше», – признавался позже Сол.

На грандиозной Парижской выставке 1889 года больше всего Сола впечатлили алжирский и арабский базары, а также Каирская улица, где восточные красавицы исполняли пленительные танцы живота. Парень понял, что перед ним именно то, что встряхнет американскую публику посильнее «джентльменских» кулачных боев. За $1000 Сол Блум выкупил права на использование концепции Алжирской деревни в Штатах и начал обдумывать организационный план. Размениваться на мелкие сцены было бы неправильно, и Сол решил дать своему началу платформу поярче – например, еще одну всемирную выставку. Такая как раз готовилась в Чикаго.

Когда Блум вернулся в Штаты и попытался разыскать главу развлекательной части мероприятия, он был обескуражен: ею никто не занимался. Точнее, ее должен был курировать декан факультета этнографии Гарвардского университета – парк планировали занять скучнейшей экспозицией культур, промыслов и ремесел. Блум вернулся в Лос-Анджелес и рассказал о положении дел своему бывшему работодателю, владельцу театра «Альказар» Майклу Де Янгу. Де Янг был не последним человеком в организационном комитете Чикагской выставки, так что через несколько дней Блума уже назначили «директором по развлечениям». Комитет боялся, что финансируемая государством выставка окажется убыточной и еще больше загонит страну в финансовую депрессию. Вот почему они пошли на риск – взяли к себе опытного и авантюрного Сола. Организаторы не прогадали. Во многом благодаря ему инициатива с лихвой окупилась, принеся $1,5 миллиона – $40 миллионов в современном эквиваленте.

Часть пространства парка Мидуэй-Плезанс под прямым руководством Сола Блума и при участии опытных антрепренеров-ориенталистов превратилась в «мусульманский мир» – с алжирскими, египетскими, марокканскими, тунисскими, саудовскими и турецкими выставками. Кроме традиционных восточных товаров на продажу, выставочных диковинных артефактов, клеток с африканскими животными, ароматных кальянных и уголков с крепким турецким кофе, посетителей ожидало феерическое зрелище – выступление раскрепощенных див, которые исполняли невиданный ранее танец живота. На выставке хватало развлечений – чего стоили каток, огромные воздушные шары, пассажирский конвейер, локомотив, ботанический сад, первый коммерческий кинотеатр и страусиная ферма. Но люди стремились, в первую очередь, в восточный квартал – он привлек в полтора раза больше посетителей, чем невероятное «колесо Ферриса». Восточная находка Сола гремела во всю мощь. «Хлынули толпы, у меня была золотая жила», – вспоминал он.

Говорят, когда президент США Гровер Кливленд зашел в восточный павильон, «его приветствовало несколько дюжин девушек в бесстыдно прозрачных панталонах и расшитых жилетах – девушки опускали свои вуали, когда он проходил мимо». Все было слишком театрально, слишком ярко, слишком дерзко. Но Сол Блум по этому поводу не волновался. «Очень сомневаюсь, что в Алжире когда-то видели что-то подобное, но такие мелочи меня не интересовали», – писал он под конец жизни в автобиографии.

И тем не менее в тогда еще вполне пуританской Америке смелость Блума больно задела Нью-йоркское общество борьбы с развратом. Глава этого объединения Энтони Комсток проинспектировал выставку и написал разгромный отчет с призывом разобраться с вопиющей бесстыдностью этого собрания. Этот вопль до властей дошел, и они приказали закрыть Персидский дворец, который, по мнению Комстока, стал чуть ли не гнездом разврата. Но скандал замяли – мол, запрещали же восточные танцы живота, а это были не настоящие танцы живота, а адаптация, и танцевала там не восточная, а парижская труппа.

Все наперебой обсуждали вызывающие восточные танцы, но сам Блум такими их не считал. «Когда люди узнавали, что название дословно переводится как “танец живота”, они сразу рисовали себе что-то сладострастное и безнравственное, – сокрушался Сол в автобиографии. – Но на самом деле danse du ventre, оставаясь чувственным и возбуждающим, был шедевром ритма и красоты, это было хореографическое совершенство – таким его считали даже самые неискушенные зрители. Чтобы они ни ожидали тут увидеть, перед их глазами разворачивался настоящий перформанс».

По иронии судьбы Блум невольно спровоцировал такое восприятие – подал идею эротического танца и придумал простенькую музыку, которая только помогла стремительному распространению «дешевых подделок». Строго говоря, танец живота чикагцы увидели еще в 1892 году. «По ошибке» труппа алжирской деревни прибыла из Парижа в США за год до открытия выставки – а Сол, не желая терять прибыль, сразу же открыл в Чикаго Алжирский театр на 1000 мест и организовал несколько пробных выступлений. Расходы окупились уже через месяц – танцы будоражили местную публику, но момент настоящей славы еще не настал.

Незадолго до начала выставки Блум устроил предпросмотр для чикагского пресс-клуба. Он привез танцовщиц, но забыл захватить с собой музыкантов. Без музыки прелесть танца резко сокращалась, и спасая ситуацию, Блум на скорую руку сочинил фривольно-тягучую мелодию. Одним пальцем он наиграл на клавишах мотив, который крутился в голове, а остальное сделал нанятый на вечер пианист. О том, чтобы закрепить права на мелодию за собой, Блум тогда и не думал. После выставки, когда танец живота прославился по всей стране, какие-то проворные ребята закрепили авторство мотива за собой, придумали дерзкий текст песни и название – «Улицы Каира, или Бедная деревенская девушка».

Уже в 1895 году все распевали историю про девушку, которая «не бродила по Мидуэй, не видела улицы Каира и танец хучи-кучи» – тот самый, танец живота. По всей стране расползлись варианты «Улиц Каира» – в одном из них значилось, что «все француженки танцуют хучи-кучи» и что «во Франции есть местечко, где голые дамы танцуют / дамы не носят исподнего». Как грибы начали возникать дешевенькие труппы, которые под прилипчивую песенку авторства Блума исполняли пародию на восточный танец – нарочито пошло и без малейшей оригинальной эстетики.

Как бы ни было горько Солу Блуму осознавать, что направление сложного и красивого танца, с которым он познакомил Америку, стало жить не самой достойной жизнью, он смирился. Права на знаменитый мотив он проморгал, но Блум понял, что у него получается чувствовать акустические вкусы публики, и занялся музыкой – начал продавать нотные записи. Сначала он был менеджером в крупном музыкальном издательстве M. Witmark & Sons, а потом стал выпускать ноты и под своим именем – и его неофициально стали называть «Человеком музыки». Этот бизнес принес ему не только деньги – в 1897 году он женился на одной из «своих» авторов песен, Эвелин Хечхаймер, и у них появилась дочь. Через десять лет после выставки бизнесмен без образования, но с феноменальным чутьем уже был миллионером: восемь музыкальных магазинов по всей стране исправно приносили прибыль. Следующим этапом был Бродвей. Сол не стал лезть в актерский мир Нью-Йорка, он просто ремонтировал старые театры и строил новые, включая Apollo.

Бизнесмен Сол Блум давно и плотно интересовался политикой и однажды понял, что дела государственные интереснее финансовых. В 1923 году он баллотировался в Конгресс – и прошел в качестве представителя округа Манхэттен. На этом посту он оставался 14 каденций подряд. Его тихая и кропотливая работа слуги народа только однажды подсветилась скандалом: в ответ на антисемитские книги и статьи Форда под общим названием «Международное еврейство» Блум предложил создать комиссию для расследования агрессивных заявлений автопромышленника. Комитет делом толком не занялся, но Сол, который всегда рьяно отстаивал интересы собратьев по вере, поднял огромную шумиху. Да и параллельный судебный иск к Форду подоспел. В итоге летом 1927 года Форд написал открытое письмо, где приносил извинения евреям за причиненное им зло и обещал не допускать публикации подобных измышлений.

Постепенно Сол начал отходить от политики и снова взял на себя организационную функцию. В Конгрессе он входил в комитеты масштабных мероприятий – 200-летия Джорджа Вашингтона и 150-летия Верховного суда, – а еще был директором Всемирной выставки в Нью-Йорке в 1939 году. В 1938 году его назначили председателем Комитета по иностранным делам Конгресса США. Работа там давала Блуму доступ к решению многих еврейских вопросов, которые очень его волновали. В качестве председателя комитета он отправился на англо-американскую конференцию на Бермудах в страшном 1943 году и добился от британцев, чтобы в Палестину впустили еще 30 тысяч еврейских беженцев. Блум представлял США на первой Генеральной Ассамблее в Лондоне в 1946 году и предложил первые слова преамбулы устава новой организации – «Мы, народы Объединенных Наций...».

В 1948 году Сол Блум наконец-то издал свою биографию – честно и в деталях рассказал о жизни, которую впору было бы экранизировать. Но на это уже не хватило ни времени, ни сил. За два дня до 79-летия у знаменитого антрепренера, бизнесмена и государственного мужа случился сердечный приступ, который он не пережил. «Я знаю, что случается с теми, кто активно протестует: они только укрепляют легенду, которую пытаются разрушить. Поэтому я вынужден примириться с мыслью, что, вероятнее всего, останусь в памяти людей как человек, открывший миру танец живота. Но если повезет, люди вспомнят и о нескольких моих действительно важных делах», – писал Сол Блум в своих мемуарах.