Ганна Руденко

В его работах – хроника века. Десятки портретов осиротевших и покалеченных войной детей. Уставшие рабочие на фоне роскоши Ватикана. Первый младенец в независимом Государстве Израиль. Основатель фотоагентства Magnum Дэвид Сеймур бережно переносил жизнь на фотопленку, но мало заботился о себе – его расстреляли египтяне во время Синайской войны.

Один из отцов-основателей репортажной фотографии Дэвид Сеймур, урожденный Шимин, появился на свет 20 ноября 1911 года в Варшаве. Его отец Бенджамин Шимин был преуспевающим издателем литературы на иврите и идише. Он горячо желал, чтобы единственный сын пошел по его стопам. Покладистый Дэвид сначала отправился учиться графике в Лейпциг, а потом – химии и физике в Сорбонну. Но издателем Дэвид так и не стал. К моменту, когда парень был готов влиться в семейное дело, еврейское книгопечатание в Европе уже не казалось блестящей перспективой. Бизнес отца серьезно пострадал во время антисемитских погромов, и теперь он не мог помогать деньгами сыну-студенту.

Чтобы мальчик не пропал, друг семьи пригласил его техником в свое небольшое фотоагентство Agence Rap. Заметив, как горят глаза у Дэвида при разговорах о фотографии, он предложил ему попробовать себя в съемке и одолжил маленький фотоаппарат. Конкретного задания у Шимина не было – он просто ходил по городу и щелкал то, что ему казалось интересным. Потом показал работы Раппопорту. Отсмотрев кадры, тот пришел в восторг и сразу же пристроил несколько фотографий талантливого самоучки в местные журналы. Сразу же стали поступать заказы. В ноябре 1933 года молодой фотограф, сокративший свою фамилию до «Шим», сидел за большим рабочим столом в собственной квартире и с гордостью писал подруге детства Эмме в Варшаву: «Как ты уже знаешь, литографиями я не занимаюсь. Теперь я репортер, а точнее – фоторепортер». Он имел полное право так себя называть: буквально накануне он сделал для журнала Paris-Soir серию снимков о людях большого города, работающих по ночам.

В начале 30-х журнальные иллюстрации стали настолько же мощным инструментом цельного рассказа, как и текст – Шим был нарасхват. Его работы о непростой жизни общества публиковались в журналах с социалистическими взглядами – Regards, Vu и Ce Soir. В 1934 году Шим подружился с фотографом Анри Картье-Брессоном. Спустя пару месяцев Дэвид познакомил своего нового приятеля со старым – бедным, но фантастически талантливым еврейским эмигрантом Эндре Фридманом, который вскоре станет известен как Роберт Капа.

Коренной француз Картье-Брессон признавался, что толком и не знал фотографов до того, как познакомился с этими двумя ребятами. Раньше он общался большей частью с художниками и писателями, а свой подход видел в том, чтобы просто взять фотоаппарат в руки и бродить по улицам, «разнюхивая и вынюхивая, в сюрреалистическом ключе». Он говорил, что Капа изначально был не визуальным человеком, а искателем приключений с острым восприятием жизни. А вот ироничный Шим, по его словам, оказался «философом, шахматистом, человеком хоть и нерелигиозным, но пронесшим всю тяжесть бытия евреем в формате особой грусти». О фотографии они втроем никогда не говорили, зато о политике и общественных переменах – постоянно. Демонстрации, общественные митинги, культурные конгрессы – Шим снимал своей «лейкой» жизнь как она есть.

В детстве его спасли от войны – во время Первой мировой вместе с родителями он переехал в Одессу. Но теперь «горячих точек» избежать не удалось. Когда в Испании разразилась гражданская война, редакция Regards откомандировала туда военными корреспондентами Шима, Капу и его девушку, первую в истории военную журналистку Герду Таро. Она с той войны не вернется. Капу интересовали энергия боя, смелость солдат и их смерть на линии фронта, Шим же смотрел «в народ» – героями его кадров, наполненных состраданием, были беженцы, женщины и дети под бесконечными бомбардировками. Невысокого роста, пухлый и в очках с толстыми стеклами, Шим производил впечатление парня не слишком смелого. Но он умел рисковать ради хорошего кадра. Это ценили и во французском Regards, и в американском LIFE. «Шим вынимал из кофра свою камеру, как врач вынимает из чемоданчика стетоскоп. Он слушал биение сердца. Его собственное было очень ранимым», – вспоминал Анри Картье-Брессон.

Весной 1939 года Шим как фотокорреспондент сопровождал 1600 испанских республиканцев, бежавших в Мексику на судне SS Sinaia. Через пару месяцев он и сам стал эмигрантом. Когда Гитлер напал на Польшу, Шим находился в Нью-Йорке и собирался домой. Но теперь возвращаться в Европу ему, социалисту и еврею, было слишком опасно. Разрешения на работу в США у Шима не было, но зато он мог открыть свое дело. Вместе с берлинским фотографом Лео Коном он организовал небольшую фотолабораторию Leco – прямо напротив Нью-Йоркской публичной библиотеки. Очень скоро эта скромная студия стала местом притяжения фотографов-фрилансеров из Европы – в ее проявочных работали Филипп Халсман и Андре Кертеш.

Когда США вступили во Вторую мировую, Дэвид понял, что его умения должны приносить пользу на фронте. Приемную комиссию Шимин не впечатлил – в первую очередь из-за слабого зрения, да и вообще, общая физическая подготовка потенциального бойца была не на высоте. Но в октябре 1942 года его все-таки зачислили в американские армейские ряды, а к маю 1943-го дали гражданство. Фотограф с мировым именем теперь расшифровывал аэроснимки и использовал знания шести языков в разведке. Вскоре после «Дня Д», высадки в Нормандии отрядов союзных войск 6 июня 1944 года, Шимин отправился во Францию, став Дэвидом Сеймуром. Всей жуткой правды о Холокосте он тогда знать не мог, но чувствовал, что в Европу ему лучше отправиться под другим именем, чтобы немцы не мстили его родным, прознав, что он – солдат армии США. К сожалению, нужды в такой осторожности уже не было – в 1942 году отец и мать Дэвида погибли от рук нацистов в Польше.

В составе американских войск в 1944 году фоторазведчик Сеймур попал в Париж и встретил там старых друзей – Картье-Брессона и Капу. Они твердо договорились: как только война закончится, они сразу же откроют фотоагентство нового формата. Так и произошло – 27 апреля 1947 года они и еще два фотографа, Джордж Роджер и Уильям Вандиверт, основали первое в современной истории международное агентство репортажной фотографии Magnum Photos. Согласно легенде, новую творческую организацию назвали в честь полуторалитровой бутылки шампанского, магнума, стоявшей на их столе в тот день. Члены агентства должны были делать социально важные репортажи, публиковаться в крупных изданиях, а также показывать и мир, и войну так правдиво, как только возможно. Еще одной куда более приземленной, но важной целью была защита авторских прав фотографов-репортеров.

Уже через год к Сеймуру, вице-президенту агентства Magnum Photos, обратился ЮНИСЕФ с просьбой сделать фоторепортажи о послевоенном детстве. Сеймур купил автомобиль и целый год ездил по Греции, Италии, Австрии, Венгрии и Польше, создавая удивительно эмоциональную хронику. «Куда бы я ни шел, я видел детей, мечтающих о мирной жизни, но находившихся в руинах жизни родителей», – вспоминал Сеймур. Он отснял 257 кассет пленки – пропустил через себя сотни трагедий осиротевших, бездомных, покалеченных детей. Одной из самых ярких фотографий стал портрет польской девочки Терешки из школы для детей с психическими отклонениями – на классной доске она пыталась нарисовать свой дом, но получился клубок спутанных линий.

В декабре 1948 года LIFE опубликовал фоторепортаж «Дети Европы». Еще через год ООН выпустила альбом этих снимков с вступительным «Письмом взрослому». «Я хотел бы говорить в меньшей степени о себе и в большей – о 13 миллионах брошенных детей в Европе, для которых первое впечатление о жизни родилось в атмосфере смерти и разрушения, чьи первые годы прошли в подвальных убежищах, на улицах под бомбами, в горящих гетто, на поездах для беженцев и в концлагерях», – говорилось в предисловии.

Шим так никогда и не женился и не стал отцом, но его проект о послевоенном детстве очень часто называют просто и честно – «Дети Шима». Сеймур умел рассказывать о трагедии так, что появлялась надежда, но по-настоящему он любил не надрыв войны, а нежную красоту мирной жизни. В 1949 году он отправился в Рим и сделал удивительной красоты альбом с фотографиями Ватикана. За это короткое путешествие он отснял около 2500 кадров – от интерьеров церквей до улочек с натянутым на веревках бельем, от фотографий представителей духовенства до портретов уставших рабочих и малограмотных крестьян. Шиму очень нравилось снимать простой народ. Если он и работал со знаменитостями, то всегда старался стирать звездность и показывать их как самых обычных людей. С огромным теплом он фотографировал Одри Хепберн в танцевальной школе, Ингрид Бергман с новорожденными близняшками, Артуро Тосканини у фортепиано и Пабло Пикассо, работающего над «Герникой».

Когда была провозглашена независимость Государства Израиль , Дэвид Сеймур вслед за Капой отправился документировать его первые шаги. Израиль его глазами получился нежным и сильным, авантюрным и свободным. Он сделал снимок с мужчиной, нежно держащим в руках первого младенца в мошаве Альма, запечатлел молодоженов под хупой, женщин с оружием, любителей зарядки у моря, пастухов, рабочих, фермеров и художников.

В середине 1954 года Шиму пришлось вернуться в Париж по грустному поводу – Роберт Капа, директор Magnum, подорвался на мине на севере Вьетнама, куда отправился снимать репортаж об Индокитайской войне. Сеймур стал главным в Magnum Photos вместо погибшего друга. Но обязанности руководителя его мало радовали. Шим надеялся, что очень скоро их примет кто-то другой, а он будет заниматься исключительно фотографией.

Осенью 1956 года по договоренности с Newsweek Сеймур отправился фотографировать боевые действия во время Суэцкого кризиса. Шим откровенно не любил войну и не считал себя военным фотографом, но как репортер и руководитель агентства игнорировать серьезные вооруженные конфликты не мог. Вместе с журналистом Жаном Роем 45-летний Сеймур готовил репортаж об обмене заключенными в тогда еще израильском городе Эль-Кантара на границе с Египтом. В тот день, 10 ноября, они гнали свой джип на огромной скорости, не обращая внимания на призывы египтян остановиться. Их автомобиль изрешетила автоматная очередь – Шим с Роем погибли на месте.