Мария Крамм

Может ли массажист спасти от смерти почти миллион человек? Личный врач Гиммлера Феликс Керстен смог. Пользуясь своим влиянием на рейхсфюрера, он вытащил из концлагерей 880 тысяч заключенных, в том числе 60 тысяч евреев. Когда война закончилась, Керстену не поверили, но в итоге любимый врач королевы Нидерландов все-таки получил заслуженное признание.

Феликс Керстен родился в городе Дерпт в 1898 году. Отучился в сельскохозяйственном институте, работал агрономом, но затем перебрался в Финляндию и пошел служить в армию. Керстен думал связать с военным делом всю свою жизнь, но в 1919 году у него начались проблемы с суставами. Он попал в госпиталь, где и стал интересоваться мануальной терапией, чтобы помочь и себе, и людям со схожими проблемами. Сначала он изучал техники лечебного массажа в Хельсинки, а в 1922 году переехал в Берлин, где учился еще несколько лет. Тогда же молодой человек устроился ассистентом мануальщика Ко из Китая, и тот обучил его всем премудростям своего ремесла. У коренастого плотного Керстена были сильные руки и удивительный дар убеждения, и эта комбинация сослужила ему хорошую службу. Вскоре ученик стал едва ли не популярнее самого Ко, а после того как китаец вернулся в Тибет, Керстен продолжил бизнес в одиночку.

Он очень быстро стал одним из самых известных мануальных терапевтов в Европе – у Феликса лечились даже принц Генрих Мекленбург-Шверинский и Бенито Муссолини. Он был так хорош в своем деле, что в 1928 году стал личным врачом королевы Нидерландов Вильгельмины. Весной 1939 года один из пациентов доктора, вращавшийся в высших кругах нацистского правительства, попросил Феликса осмотреть Генриха Гиммлера. Рейхсфюрер страдал от болей в желудке, которые порой были такими сильными, что он терял сознание. Не в силах найти решение, врачи пичкали Гиммлера обезболивающими, но со временем те просто перестали работать. Керстену же хватило пяти минут, чтобы боль начала понемногу отступать. «Приступы могли длиться по несколько дней. Гиммлер опасался, что эти колики связаны с какой-то опасной и неизлечимой болезнью, он ужасно боялся рака, – писал Керстен в своих мемуарах. – Когда Гиммлер обратился ко мне за помощью, он только что перенес отравление рыбой и крайне медленно выздоравливал. За две недели я избавил его от колик».

Рейхсфюрер, впервые за долгое время почувствовавший облегчение, стал упрашивать Феликса стать его личным врачом, но мануальщик отказался, ссылаясь на занятость. Тем не менее он продолжал наведываться в Германию и работать с Гиммлером. «Внешность Гиммлера совершенно не соответствовала его положению. Встреть я его на улице, я принял бы его за чиновника или учителя, – писал Керстен. – Кроме того, рейхсфюрер был довольно прижимист: экономил на всем, презирал роскошь и заявлял, что его величайшее желание – умереть бедным. Когда я привез ему из Швеции часы за 160 марок, он достал кошелек и выдал мне последние 50 марок, попросив растянуть оставшийся долг на несколько месяцев».

Когда в 1940 году немецкие войска вторглись в Нидерланды, королевская семья бежала в Англию, и Феликс остался не у дел. Тогда Гиммлер во второй раз предложил ему стать его личным доктором – точнее, дал выбор: либо лечи, либо сгинь в концлагерях. Разумеется, Феликс выбрал первое и вскоре стал для Гиммлера «кудесником Буддой, умеющим вылечить что угодно при помощи одного лишь массажа».

Врач и политик часто общались, Гиммлер иногда вызывал Феликса просто для того, чтобы узнать его мнение по тому или иному вопросу. Часто в ходе таких бесед врач ставил под сомнение безукоризненность политики НСДАП, чего помимо него не рисковал делать никто. «Однажды мне представился случай заметить Гиммлеру, что я никогда не понимал антисемитизма, ведь евреи оказали большое влияние почти на все сферы жизни. У каждого народа есть представители, которыми нельзя гордиться, но обобщения здесь неуместны, – писал Керстен. – С той же легкостью можно заявить, что все немцы – педанты, фанатики и империалисты лишь потому, что так можно описать некоторых из них». Безусловно, Гиммлер был не готов принять точку зрения своего врача, но, как писал сам Феликс, «я чувствовал, что дал ему пищу для размышлений». Когда осенью 1941 года Гиммлер сообщил Керстену, что планируется полное уничтожение евреев, доктор был в ужасе и дал самому себе обещание, что будет пользоваться любым удобным случаем, чтобы спасать людей от смерти.

В 1941 году фюрер поручил Гиммлеру переселить несколько миллионов нидерландцев в Восточную Польшу. Керстен убедил его этого не делать. Он посоветовал подождать окончания войны, мотивируя это тем, что Гиммлер, который тогда чувствовал себя особенно плохо, может не выдержать такого напряжения. Уже к 1942 году Керстен знал о внутренних делах нацистской верхушки столько, что его могли расстрелять на месте. Гиммлер даже дал ему прочесть отчет о болезнях Гитлера, взяв лишь устное обещание хранить все в секрете. «Гиммлер спросил, смогу ли я помочь фюреру, и достал из своего сейфа рукопись в черной папке. В отчете сообщалось, что Гитлер на войне стал жертвой отравляющего газа и ему грозила слепота. Кроме того, некоторые симптомы определенно указывали на сифилис, который прогрессировал и в тот момент, – писал Керстен. – В начале 1942 года появились симптомы прогрессирующего паралича. Увы, помочь ему было не в моей компетенции».

Безграничное доверие рейхсфюрера к доктору не могло остаться незамеченным для других людей. Наиболее либеральные приближенные Гиммлера даже сообщали Керстену о новых пленниках, которых можно было спасти. Другие, напротив, мечтали уничтожить Феликса, считая, что он «залез в голову Гиммлера». Такого мнения придерживался и начальник Главного управления имперской безопасности СС Эрнст Кальтенбруннер, но Гиммлер пригрозил ему, что если с доктором что-нибудь случится – Эрнст об этом крепко пожалеет.

Когда у Гиммлера ничего не болело, договориться с ним было почти невозможно, поэтому Керстен заводил разговоры о спасении людей только в моменты обострений. Гиммлер это хорошо понимал. «Керстен массажем выжимает из меня по одной жизни», – говорил он. К 1943 году доктор понял, что пришло время устанавливать свои правила: поскольку Нидерландов больше не существовало, он захотел перебраться в Швецию. Гиммлер был не в восторге от этой идеи, но, понимая, что может лишиться своего «доброго Будды», отпустил его с тем условием, что врач будет регулярно к нему приезжать. Перебравшись в Швецию, Керстен наладил связь с министром иностранных дел Кристианом Гюнтером. Впоследствии он не раз ездил по его поручению к Гиммлеру, убеждая того принять решение в пользу освобождения некоторых узников концлагерей. Так, Керстен убедил Гиммлера отпустить семерых шведских бизнесменов, обвиненных в шпионаже и приговоренных к пожизненному заключению в Варшаве.

Зимой 1945 года у Гиммлера все было плохо уже не только с физическим, но и с душевным состоянием, он жаловался доктору, что Россия – как гидра из греческого мифа. «Если отрубить ей одну голову, взамен вырастают семь новых», – сетовал рейхсфюрер. Тогда же Гитлер отдал приказ уничтожать концлагеря и их заключенных при приближении союзников. Тут Гюнтер попросил Керстена надавить на Гиммлера. Переговоры длились несколько дней, но доктору все-таки удалось убедить рейхсфюрера, что эта резня уже никак не поможет Рейху. Помимо этого, по просьбе Гюнтера Керстен уговорил рейхсфюрера отпустить датских и норвежских пленных. «Я спросил Гиммлера, можно ли собрать всех скандинавских пленных в одном лагере, чтобы потом переправить их в Швецию, и он, пусть с неохотой, но согласился, – писал Керстен. – Он разрешил тайно доставить в Германию полторы сотни автобусов, а также прибавил в качестве личного подарка 3500 женщин из других стран Европы и 2700 евреев, которых следовало переправить в Швейцарию».

Тогда же Гиммлер решил немного пересмотреть свое отношение к евреям. Конечно, в корне оно никак не изменилось, но в свете близящегося поражения гнуть привычную линию не имело смысла. Видя нестабильное настроение своего пациента, Керстен уговорил его тайно встретиться с членом совета Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром. «Шведское правительство настаивало на освобождении как можно большего числа евреев, а партийное руководство требовало, чтобы Гиммлер выполнял приказ фюрера. Он был в смятении. Я попросил рейхсфюрера быть по отношению к Мазуру великодушным, чтобы показать миру, что в Рейхе на вооружение взяты гуманные меры, – писал Керстен. – Он пообещал мне сделать все возможное и высказал желание зарыть топор войны между немцами и евреями». Встреча Гиммлера и Мазура состоялась 21 апреля 1945 года – в ту ночь рейхсфюрер поднимал бокал за здоровье Гитлера, который отмечал свой последний день рождения. Беседа длилась несколько часов, но в итоге Гиммлер все-таки одобрил освобождение нескольких тысяч еврейских заключенных.

После окончания войны о тайной помощи Керстена все позабыли. Летом 1945 года состав правительства Швеции поменялся, и Феликсу, несмотря на протекцию Гюнтера, отказали в гражданстве. Более того, доктора стали обвинять в сотрудничестве с нацистами и жажде наживы – дескать, что он спасал евреев лишь потому, что Всемирная сионистская организация платила ему за это. Спустя три года в Нидерландах создали комиссию, которая стала изучать подробности работы Керстена. В 1949 году был готов доклад с неопровержимыми доказательствами, что доктора оклеветали и что спасение людей было на самом деле актом его доброй воли. В результате Керстена, который рисковал своей жизнью, вытаскивая людей из концлагерей, представили к высшей награде Нидерландов – ордену Оранских-Нассау. В 1953 году ему дали и долгожданное шведское гражданство, однако прожить долгую и счастливую жизнь в стране, для которой он сделал так много, доктору не довелось. В апреле 1960 года у Феликса Керстена, всю жизнь страдавшего от лишнего веса, произошел сердечный приступ, в результате которого он скончался.