Алексей Викторов

Он говорил с нацистами, скрывая свое еврейство. Давя в себе отвращение, заставлял их вспоминать все совершенные убийства в мельчайших деталях. Холокост не затронул его лично, но все свое творчество – километры пленок – он посвятил этой катастрофе. В Париже на 93-м году жизни скончался режиссер-документалист Клод Ланцман.
«Это был 1938 год, мне тогда было 13 лет. Мы с отцом как раз на какое-то время вернулись в Париж. До этого мы жили в Бриуде, в центральной Франции. Небольшой провинциальный городок, простые люди, простые отношения. Но никакого антисемитизма там и в помине не было. В парижской школе все было иначе. Помню, с нами учился тощий высокий рыжеволосый мальчик по фамилии Леви. Еврей. Каждую неделю его избивали практически всем классом. Били по-настоящему, до крови. Били просто за то, что он был не похож на других. А я – я его не защищал. Боялся, что одноклассники решат, что я тоже еврей. И мне было ужасно стыдно».

Возможно, поэтому Ланцман стал одним из первых вступивших в движение Сопротивления. И он так никогда и не смог понять, почему его дед, который участвовал в Первой мировой войне и был трижды ранен, всю свою жизнь всячески пытался порвать с еврейством. Ассимиляция была для Клода разрушительна, но факты, отрывшиеся после войны, все вернули на свои места. Чудовищный ужас стал началом большой документальной работы Ланцмана. При том что сам он о зверских убийствах евреев во время войны узнал лишь десятилетия спустя.

«С окончанием войны люди испытали огромное облегчение, никто не хотел снова возвращаться к пережитым ужасам, – вспоминал Ланцман. – Именно поэтому столько лет о тех событиях не было практически никакой информации. Почему-то многие, в том числе сами евреи, думают, что у всех представителей нашего народа есть какое-то врожденное знание о том, что происходило во время войны. Это не так. События, имевшие место в те годы, стали обретать свои реальные очертания и масштабы только по прошествии времени. И этот процесс еще не завершен. Это можно сравнить с вырубкой леса: последствия изменения климата скажутся только через много лет».

Предложение снять фильм о Катастрофе поступило Ланцману от израильского правительства. В 1973 году он снял фильм «Почему Израиль» – Pourquoi Israel. Фильм сразу признали лучшей картиной об Израиле – израильская пресса пестрела рецензиями, а вскоре глава МИД Израиля пригласил Клода на личную встречу. «До сих пор никто не снял кино, которое рассказывало бы о Катастрофе с позиции евреев, – сказал он Ланцману. – И главное – нам нужен не фильм о Катастрофе, а фильм, который сам будет Катастрофой».

И Ланцман сделал такой фильм, вышедший в 1985 году и получивший всемирное признание. Почти десять часов кинохроники с живыми свидетелями тех событий, среди которых были и жертвы, и свидетели, и убийцы. Причем последние даже не догадывались об истинном предназначении интервью. Получив более чем минимальные сроки за военные преступления, они не стесняясь рассказывали детали. Например, такие: «Утверждения евреев, будто в Треблинке в газовых камерах убивали по 18 тысяч человек в день – неправда. На самом деле в день мы убивали от 12 тысяч до 15 тысяч, но все шло так гладко, что вся операция – от прибытия поезда с евреями до сжигания их тел в печах – действительно занимала около двух часов».

Ланцману приходилось выслушивать все это. Ровно так же, как приходилось посещать места, буквально залитые еврейской кровью. Согласившись на съемки такого фильма, режиссер даже не мог предположить, что процесс займет десятилетия. Через год после начала съемок, когда, казалось, фильм уже почти готов, он впервые поехал в Треблинку. «Там я увидел то, что заставило меня заново начать все с нуля», – вспоминал режиссер.

Ланцман писал: «Я вообще не хотел приезжать в Польшу и приехал, будучи настроен крайне высокомерно, желая лишь убедиться, что мне не нужно было приезжать. Переключение с мифа на реальность было подобно ослепляющей вспышке. Давно знакомое название наконец обрело реальные очертания, и это тут же стерло всё, что я выучил об этом месте». Он подошел к сбору информации с такой дотошностью, что результат настроил против него многих: ведь он фиксировал не только воспоминания о смерти, включая даже воспоминания о смраде горелой плоти, но и предтечу геноцида – антисемитизм. К слову, после премьеры «Шоа» польское правительство потребовало его запрета.

И тем не менее премьера «Шоа» в 1985 году стала мировым общественным событием. Фильм был удостоен премий кинофестивалей в Берлине и Роттердаме, премии «Сезар» на Фестивале европейского кино во Франции, наград Британской академии кино, Международной ассоциации кинодокументалистов, Общества кинокритиков Нью-Йорка, Бостона, Канзас-Сити, Лос-Анджелеса, а также Национального общества кинокритиков США. Фильм занял 12 лет жизни режиссера, но не стал единственным, посвященным Холокосту. Собранные за это время материалы включались во многие картины, которые Ланцман продолжал снимать вплоть до своей смерти. Это и фильм «Отчет Карского» 2010 года, и картина «Последний из несправедливых», вышедшая в 2013 году.

Клод Ланцман также был соавтором сценария драмы Мишеля Драша «Элиза, подлинная жизнь», номинированной на «Золотую пальмовую ветвь» Каннского МКФ, а также режиссером и автором сценария исторического документального сериала «Четыре сестры». Сюжет каждой из картин Ланцмана – это, безусловно, шрам в душе и на сердце. Шрам, от которого не избавиться. «Шоа» заставил отречься от своих взглядов многих отрицателей Холокоста. Еще большее количество людей он заставил помнить о Холокосте всегда.