В воскресенье Южная Осетия отмечает десять лет с момента, когда Россия признала независимость республики. О героях августовского конфликта 2008 года, о том, как развивалась республика после "пятидневной войны", о внутренней политике Южной Осетии и России в интервью РИА Новости рассказал один из главных борцов за югоосетинскую независимость, бывший секретарь Совбеза Южной Осетии Анатолий Баранкевич.

– Вы были одним из главных защитников Цхинвала в августе 2008 года – занимали тогда должность секретаря Совета Безопасности Южной Осетии и с оружием в руках сражались на улицах югоосетинской столицы. Расскажите о тех пяти днях войны.

– Было много ребят, мужчин, женщин, которые геройски сражались и выполняли свои обязанности в городе в то время.

В воскресенье Южная Осетия отмечает десять лет с момента, когда Россия признала независимость республики. О героях августовского конфликта 2008 года, о том, как развивалась республика после "пятидневной войны", о внутренней политике Южной Осетии и России в интервью РИА Новости рассказал один из главных борцов за югоосетинскую независимость, бывший секретарь Совбеза Южной Осетии Анатолий Баранкевич.

– Вы были одним из главных защитников Цхинвала в августе 2008 года – занимали тогда должность секретаря Совета Безопасности Южной Осетии и с оружием в руках сражались на улицах югоосетинской столицы. Расскажите о тех пяти днях войны.

– Было много ребят, мужчин, женщин, которые геройски сражались и выполняли свои обязанности в городе в то время.

– А если бы югоосетинские власти последовали вашему совету о мобилизации, что-то пошло бы иначе?
– Я думаю, что грузинской стороне было бы гораздо тяжелее действовать, потому что была бы прочнее оборона, и потери у них были бы гораздо больше. Но получилось, как получилось. В 23.45 началась артиллерийская подготовка – по городу без разбора: по школам, по больнице, по детским садам, по жилым домам. Беспорядочная стрельба, "Град", всевозможные артиллерийские установки. Утром появились штурмовики. Я находился с президентом (Эдуардом Кокойты – ред.) на командном пункте, который располагался в подвальном помещении парламента. Перекрытия в парламенте были деревянные, и когда начался обстрел в ночь на восьмое, мы заняли свои места, начали работать. То там, то тут стали возникать пожары. И в этой ситуации героически действовали пожарные. Идет обстрел с одной стороны – с другой стороны тушат. Начинается с обстрел с той стороны, они здесь тушат. Это помогло продержаться командному пункту еще несколько часов.

Ночью председатель правительства (Юрий Морозов – ред.) убыл в Джаву, чтобы организовать встречу МЧС, скорой помощи, российских войск. Президент остался. А через пару часов он тоже перебазировался в Джаву. Но в городе остались кроме меня министр обороны, глава МВД, председатель КГБ, руководитель внешней разведки, глава администрации президента. Многие члены правительства, администрации президента остались на своих местах, работали, воевали в отрядах. Пожар распространялся, потушить его было невозможно. Вода, которой пожарные поливали огонь, лилась вниз и была уже кипятком. Я зашел в кабинет президента, увидел там телефон и попытался выйти на связь с Москвой. До этого я поддерживал связь с руководством Северо-кавказского военного округа. Я знал, что командующий миротворцами, генерал Кулахметов (Марат Кулахметов – ред.) тоже докладывает обстановку, но он докладывал по своей линии, по миротворческой.

– А примерно во сколько президент уехал в Джаву?
– Где-то часа в два, в три ночи, наверное. Он забрал с собой прокурора, замминистра обороны.

– Чем это объясняется?

– Я не знаю. Может, ему сказали эвакуироваться, чтобы он выдвинулся в Джаву.

– А с кем вы связались, когда позвонили по телефону из кабинета Кокойты?

– Я вышел на "Рубин" – это узел связи такой в Москве, который соединяет с высшими должностными лицами, Минобороны, правительством, президентом. С президентом не получилось, председатель правительства тоже был на выезде. Потом меня соединили с секретарем Совета Безопасности (Николаем Патрушевым – ред.). Только начался разговор, как был обстрелян узел связи, и она прервалась. Только я представился – и разговор прервался.

– Когда вы сообщили в Россию о том, что Грузия начала массированную атаку?

– Это было минут через 15 после начала обстрела. Но это я сообщил военным. А руководству России я доложил с помощью СМИ. Там были НТВ, Первый канал – я дал интервью, они сразу это передали в Москву, и в нем я просил руководство России помочь, как можно быстрее организовать ввод войск, если Грузия не остановит свои действия.

– То есть Москва в первую очередь узнала о событиях в Южной Осетии от военных?

– Ну, в первую очередь она, конечно, узнала об этом от Кулахметова. Я пробовал пользоваться мобильником. Но получалось так, что только позвоню с мобильного где-то, через какое-то время туда летят снаряды.
Когда связь в здании правительства пропала, мы вышли из командного пункта. Мной было принято решение идти в миротворческий городок к генералу Кулахметову, чтобы оказать содействие в обороне, наладить координацию с отрядами, которые остались и обороняли город. Когда мы туда добрались, уже рассвело. Я предложил: давай соберем ребят вокруг, сядем и будем отбивать атаки, если они последуют. Но если бы так сделали, то мы бы нарушили всевозможные конвенции, договоренности – на территории миротворцев нельзя было присутствовать кому-то кроме миротворцев с оружием. Я это понимал, и нам пришлось выйти из миротворческого городка.

Мы уже знали, что большие потери в российском миротворческом батальоне – его расстреливают из артиллерии, из танков, а у них никаких средств для борьбы нет, только легкое стрелковое оружие. Такая же участь могла постигнуть и сам штаб миротворцев. Узел связи, кстати, был именно там. И когда был налет – там были прямые попадания в него. То есть, у них уже все было пристреляно, они знали все координаты. Грузинские миротворцы же все эти данные собирали. И было принято решение выйти из миротворческого городка и занять оборону напротив городка на случай, если туда пойдут грузинские военные и танки. Это была одна задача.

Вторая задача заключалась в том, чтобы удерживать единственную свободную дорогу на Квернет. Она так и осталась свободной до прихода российских войск. По ней наши войска без потерь вошли в Цхинвал. Первым, кстати, входил батальон "Восток".

Третья задача состояла в том, чтобы скоординировать действия отрядов. Четвертая задача была психологическая – чтобы люди видели, что я тоже остался в городе. Я не скрою, что к концу восьмого числа уже пошли разговоры, что Россия, по всей видимости, на помощь не придет. Пришлось пресекать эти разговоры. Необходимо было оказывать медицинскую помощь раненым и больным. Пришлось мне держать связь с Москвой. Поэтому я взял эти обязанности на себя. Мы заняли оборону. И где-то до обеда, часов в 10.00 8 августа грузинские танки уже подходили к миротворческому городку.

Ребята на улице Героев, в гостинице "Алан", на привокзальной площади вели бой, но танки прорвались и подходили к миротворческому городку. Первый танк вышел на перекресток рядом с миротворческим городком. У меня был гранатомет и две гранаты к нему. Я выстрелил по нему – шагов 130. Бог помог, граната попала, и через некоторое время этот танк сдетонировал. Вслед за ним шли еще два танка – ребята их подбили. Так захлебнулась грузинская атака. После этого мы собрались рядом с привокзальной площадью во дворах, распределились на отряды. Нынешний президент был с одним отрядом, я взял шефство над ребятами из министерства обороны. Задача была выйти к комплексу правительственных зданий.

Если бы эти правительственные здания, центр города грузинские войска взяли и развесили там свои флаги, а также подъехали наблюдатели от ОБСЕ, то потом было бы тяжело их выбить и по политическим мотивам, и по военным – если бы они закрепились в центре города. К счастью, этого не произошло. Я с ребятами вышел к комплексу правительственных зданий. Одну попытку их спецназ предпринял – три "скорпиона" подъехали туда до нашего подхода. Они вылезли, а там остались ребята из погрануправления, они встретили спецназовцев огнем и те быстро ретировались. Больше попыток захвата этого здания не было. Было решено организовать второй командный пункт под типографией.
Восьмого числа город практически весь очистили. Была небольшая передышка, но потом опять начались обстрелы и 9 августа опять на окраинах города закипели бои. Но теперь уже нам помогала российская авиация. А в первый раз она появилась где-то 8 августа в обед. Активные боевые действия завершились у нас к вечеру 9 августа.

Вместе со мной был министр обороны Южной Осетии Василий Лунев. В ночь с 8 на 9 он поехал в сторону Джавы, чтобы доложить обстановку руководителям группировки российских войск и завести войска безопасной дорогой. По пути он перевернулся, разбил голову, но все равно добрался, доложил. И утром 10 августа войска начали входить в город.

В ночь с 9 на 10 было очень странное событие. Какие-то провокаторы ходили по подвалам и убеждали людей, что надо выйти на привокзальную площадь для эвакуации из Цхинвала во Владикавказ, что подойдут автобусы, и они повезут. Кто-то делал это целенаправленно. Я считаю, что это делалось специально. Когда бы собралось много народу, туда грузины могли бы нанести артиллерийский удар. До сих пор не разобрались, кто это делал. Я выходил на связь, предупреждал всех, чтобы никто не выходил, потому что шли обстрелы города, это было очень опасно, говорил, что никто не приедет. Но часть людей пришла. Я побежал на площадь, убедил их возвращаться обратно.

– Удалось ли понять, какие цели в городе ставили себе грузинские военные?
– Одной из задач был штаб миротворцев, комплекс правительственных зданий.

– Выходили ли на связь с вами грузинские высокопоставленные чиновники, военные? Вам предлагали сдаться?

– Нет. Со мной со стороны Грузии никто не выходил на связь.

Был такой курьезный случай. Сбили летчика над Цхинвалом. И связался со мной командир отряда ополченцев. Гамлет такой. Мы, говорит, поймали грузинского летчика, разрешите расстрелять. Я говорю, обожди. Точно грузин? Ну, похож на хохла, говорит. Как это так, говорю, не трогать, привести ко мне. Привели. Я говорю, вы кто. Летчик ответил, что замкомандира эскадрильи такой-то. Я говорю, у вас документы есть? Он достал из ботинка. Оказалось, российский летчик.

– Как вы оцениваете путь развития, который прошла Южная Осетия за 10 лет после признания независимости?

– Сделано очень много. Город похорошел. Дороги сделали практически по всей республике. Провели газ, электроэнергию. Но хочу сказать, что можно было сделать и гораздо больше. Средства были выделены немалые. Часть средств куда-то пропала. Организация строительных работ была не на высшем уровне. Но в общем сделано очень много. Хотелось бы, чтобы за хищения, которые были, кто-то ответил, чтобы было неповадно. Но основной объем работ сделан. И дай бог, чтобы Цхинвал и вся республика дальше строились, укреплялись, становились краше, сильнее.

– Как военный человек, можете сказать, возможно ли в Южной Осетии повторение конфликта с участием Грузии или даже НАТО?
– Пока там находятся российские войска, пока существует договор между Россией и Южной Осетией, никакого вмешательства со стороны Грузии и НАТО не будет. Никогда. Российская база и российские пограничники – это гарант безопасности Южной Осетии. Никакой войны не будет, пока они там. Главное, чтобы отношения Южной Осетии и России ни при каких условиях не ухудшались.

– По вашим ощущениям, есть угроза того, что югоосетинский народ могут развернуть против России?

– Сегодня есть всевозможные попытки со стороны Грузии. Работают грузинские спецслужбы. Идет информационная работа. Что очень сильно тут мешает, так это разобщенность в обществе. Сейчас надо всем бросить свои амбиции, претензии на высшие посты и взяться за руки и за работу, объединиться.

– Россия как-то готовилась заранее к агрессии Грузии против Южной Осетии? Было ли понятно, что это произойдет и случится именно в августе?

– Каждая страна предусматривает всевозможные варианты. Перед нападением Грузии на Южную Осетию в России проходили учения "Кавказ". Учения закончились, и войска ушли. Когда они ушли, Грузия начала агрессию. Грузия, наверное, посчитала, что Россия не решится ввести свои войска. Она думала, что Америка, Запад помогут ей. Думаю, что допускалась возможная агрессия со стороны Грузии, но до конца не верилось.

– Насколько я знаю, у вас был конфликт с тогдашним президентом Южной Осетии, и в 2008 году вы покинули республику. Чем вы занимались с тех пор? Что делаете сейчас?

– Я работал в Москве. Был заместителем министра регионального развития РФ Дмитрия Козака. Он меня пригласил туда. Он сказал, что я буду ответственным за восстановление Южной Осетии. Главное, чтобы не растаскивали деньги, и нормально шло восстановление. Потом Козак стал вице-премьером, министром стал Виктор Басаргин. На заседании правительства мою кандидатуру не утвердили, так как Эдуард Джабеевич (Кокойты – ред.) был категорически против. Мне сказали, извини, это политика. Давай ты побудешь полгода помощником потом опять замом. Я говорю, а чем заниматься? Мне говорят, Южной Осетией, но без выезда туда. Я говорю, а через три года будет команда "становись", и спросят, куда девались деньги? Я написал рапорт и уволился. Потом работал в Волгограде. А сейчас отдыхаю на пенсии. Офицер запаса. Если родина прикажет, поеду куда-нибудь. Занимаюсь общественной работой в организации "Боевое братство".

– А с чем было связано такое отношение Кокойты к вам? Политическая ревность?

– Я не знаю, честное слово.

– В Сирию не ездили?
– В Сирию пока не ездил, хотя, честно говоря, напрашивался. Но посмотрим. Конечно, хотелось бы, чтобы там все побыстрее закончилось.

– На выборах президента Южной Осетии в 2011 году вы были доверенным лицом кандидата Аллы Джиоевой. Вы не планируете в каком-то качестве возвращаться в политику Южной Осетии?

– Нет. Категорически нет. Пусть югоосетинский народ сам решает эти вопросы. Я уже обжегся на этом.

– Что вы имеете в виду под "обжегся"?

– Может быть, не стоило мне столь активное участие в предвыборных кампаниях принимать.

– Вы планируете как-то помогать развитию Южной Осетии?

– Как я это могу сделать?

– Ну, вы уважаемый человек…

– Если честно, мне никто даже не позвонил в годовщину 8 августа оттуда. Приглашения никакого нет и, по всей видимости, не будет. Поэтому никакого участия, думаю, не будет.

– Насколько я знаю, вы пробовали выдвигаться в депутаты Госдумы седьмого созыва от партии "Патриоты России". Насколько вас интересует российская внутренняя политика и планируете ли вы в ней участвовать?

– Посмотрел всю эту "политическую кашу". Больше, наверное, таких моих попыток не будет. Тяжело. Если родина скажет, тогда посмотрим.

– Если скажет, не откажетесь?

– Не откажусь, потому что еще смогу какую-то пользу людям принести. Сделал бы все возможное, чтобы как-то помочь людям, помочь в развитии родины.

– Каким вы видите будущее Южной Осетии? Войдет ли она в состав России, станет ли самодостаточным государством, может ли вернуться к Грузии?

– Под крыло Грузии она никогда не вернется. Это 150 процентов. Какой она будет, решать самим жителям Южной Осетии. Как они решат, так и будет. Как бы то ни было, я от всего сердца желаю, чтобы республика развивалась, и никогда эти ужасы войны не повторялись на ее территории, чтобы был мир, чтобы на столе всегда были три пирога, чтобы у людей было единство. Хотелось бы низко поклониться тем, кто героически защищал Южную Осетию, кто трудится там, простым людям.