Сергей Ткач

Встреча с заместителем председателя правительства РФ Дмитрием Николаевичем Козаком произошла не вчера, или два месяца назад, когда он был назначен спецпредставителем президента по развитию торгово-экономическим отношений с Молдовой, а несколько лет назад. Однако идеи, оценки, выводы им озвученные,  сегодня обретают особую ценность и остроту, так как кишиневские политики вновь всерьез заговорили о создании федеративного государства, окончательном урегулировании приднестровской проблемы и судьбе российских миротворцев в регионе.

Однако извлечены ли уроки из событий 2003 года, когда руководство Молдовы обратилось к России с просьбой оказать содействие в приднестровском урегулировании и само отказалось от воплощения в жизнь договоренностей, дававших возможность окончательно объединить страну? Дорожная карта реинтеграции Молдовы сегодня широко известна также как «меморандум Козака». 

Интервью публикуется впервые. 

Кишинев просит о помощи 

- Кто инициировал процесс переговоров об урегулировании в 2003 году? Москва, Кишинев, Тирасполь?

- Летом 2003 года к президенту РФ обратился президент Молдавии с просьбой оказать содействие и посреднические, консультативные услуги по вариантам урегулирования приднестровского конфликта. Это обращение было сделано на фоне заявлений президента Молдавии, что он готов выстраивать отношения с Приднестровьем на федеративной основе. По-видимому, он решил создать в Молдове федеративное государство, а я в то время занимался федеративными отношениями в РФ. Поэтому была просьба оказать содействие в построении такого федеративного государства.

Мы позитивно откликнулись на это предложение, и я буквально через неделю-другую приехал в Молдавию, чтобы поговорить с обеими сторонами о том, каким образом можно было бы решить этот вопрос. Я очень быстро включился в переговорный процесс, вначале исполняя роль «челнока» между сторонами, которые вообще друг с другом не общались. Попытки посредников найти основы для переговоров ранее не приводили к успеху. Постепенно, где-то в июле - августе был поставлен диагноз этой проблеме: почему стороны являются непримиримыми врагами, почему не могут ни о чем договориться. После того как была дана оценка ситуации, были предложены варианты решения проблемы.

Эти варианты довольно сложно рассматривались обеими сторонами. Поскольку был дан сигнал, что государство должно быть построено на федеративной основе, то эта группа проблем стала центральной в обсуждении. В тот момент приднестровская сторона была не готова строить с Молдавией федеративные отношения. Максимум на что они рассчитывали в начале переговоров – это создание некой конфедерации, по типу государства Сербии и Черногории, т.е. временной конфедерации. Объединиться, чтобы потом цивилизованно разойтись. В результате проведенной работы возник проект, уже в деталях с распределением полномочий между федерацией и субъектами федерации, с асимметричной моделью федеративных отношений. В конце концов, мы вышли на меморандум об объединении Приднестровья и Молдавии.

Был ли диктат Москвы?

- Оказывали ли вы какое-то влияние на содержание этого документа?

- Когда стороны заходили в тупик, им приходилось предлагать самые разные варианты. Именно предлагать, а не диктовать. Диктата там не было и не могло быть, поскольку мы с уважением относимся к тому, что Молдавия является суверенным государством. Им, в конце концов, решать свое будущее. Ни один документ, ни одна позиция никому не навязывалась. Даже не оглашалась, до того пока она не будет одобрена президентом Молдавии и Тирасполем, другой стороной, которая должна на это согласиться.

Еще раз повторю, никакого силового давления на кого бы то ни было, любыми способами, мы не применяли. Все строилось на договоренности сторон. Когда стороны парафировали второй вариант договора, меморандума, только после этого начались их личные контакты. Это был самый важный период. И я увидел перспективу, как только они сели за один стол и стали конструктивно друг с другом говорить, уже стремясь к тому, чтобы построить это федеративное государство. И те недостатки, которые были в этом документе, сформированном путем такой «челночной дипломатии», можно было быстро устранить. Парламентарии, представители исполнительной власти с той и другой стороны готовы были очень быстро найти решение. В первый же день они по многим позициям сами, без моего участия договорились.

Были ли переговоры секретными?

- Было ли знакомо содержание документа другим посредникам, ОБСЕ, Украине?

- Содержание документа им было знакомо. Документ и его положения становились публичными всегда, когда на это давал свое согласие президент Молдавии. Мы в полном объеме и первый вариант, который был подписан, парафирован, сразу предъявили главе миссии ОБСЕ г-ну Хиллу, с которым мы регулярно встречались. И второй вариант был представлен посредникам, как только на то было дано согласие, прежде всего молдавской стороны. Насколько я помню, Тирасполь никогда вопросов о публичной огласке не ставил, не ограничивал информацию. Владимир Николаевич (Воронин) говорил иногда, что ему надо еще подумать, хоть он и подписал документ и т.д. Мы всегда стремились к тому, чтобы наша деятельность была максимально публичной, и ничего секретного в этом не было.

Тайна «военного присутствия»

- Некоторые молдавские политики говорили мне, что документ не был подписан, потому что как бы в последнюю минуту появилось некое секретное приложение. И там было положение, что определенное время на территории Приднестровья должен находиться российский военный контингент. Насколько эти утверждения соответствуют действительности?

- На самом деле то, что это было неожиданно, или появилось в самый последний момент, и т.д., это конечно не соответствует действительности. Потому что это предложение было выдвинуто за 2 недели до печального, к сожалению, окончания  процесса переговоров. Идея исходила от Тирасполя. Они все время шли друг другу на уступки, договаривались. Кишинев, например, выдвигал предложения по усилению позиций центрального правительства, связанные с таможенным контролем, правоохранительной деятельностью и т.д.. А в ответ на это Тирасполь выдвигал свои новые дополнительные инициативы. И в какой-то момент, когда рассматривалось контр-предложение Кишинева по распределению полномочий между федеральным центром и субъектами будущей федерации, представители Тирасполя сказали, что если руководство таможенными службами и правоохранительными органами будет осуществлять федеральный центр, то мы бы хотели с целью соблюдения гарантий договоренностей, чтобы российские миротворцы на переходный период сохранились. Естественно, это предложение было немедленно озвучено молдавской стороне. После достаточно непродолжительных рассуждений, руководство Молдавии согласилось с ним. И именно в таком варианте был парафирован проект договора. И после этого, с согласия молдавской стороны, он был предъявлен и ОБСЕ, и гражданам.

Международный консенсус

- Кто должен был обеспечить международные гарантии процесса урегулирования и нужны ли они были?

- Очень много говорится, что Россия не обеспечила какие-то там внешние гарантии, что Россия с кем-то другим не договорилась. Но мы исходило из того, что руководство страны обладает всеми необходимыми полномочиями и Молдавия – это суверенное государство. Руководство страны определяет, какие  гарантии нужны и договоренности. И почему только после того как кто-то позвонил, как я знаю, встал вопрос, чтобы Россия оказала не только эти посреднические услуги и попыталась наладить диалог, но и  договорилась еще и со всем миром. Но это не наша ответственность. И мы не знали, с кем хочет молдавское руководство дополнительно договориться. В конце концов, речь идет о судьбе Молдавии, а не США, ЕС или еще кого-то. Это до сих пор вызывает удивление.

Ведь когда принимались какие-то решения, подписывались документы, то они принимались осознанно, с пониманием, каким будет отклик на такого рода решения в мире. Так должно быть. В тех случаях, когда нас просили, чтобы мы провели с кем-то переговоры по поводу международной поддержки, мы это делали. Когда, например, за день до окончания переговоров нас попросили, чтобы меморандум в полном объеме и запарафированный был поддержан Украиной, я незамедлительно в тот же день выехал в Киев и встретился с президентом Кучмой. Мы обсудили этот документ и получили полную поддержку. Мы обсуждали его с господином Хиллом, в ОБСЕ. Он тоже не имел  особых возражений. Вполне допускаю, что те люди, кто обсуждали и смотрели документ, обеспокоились. Изучали эту конструкцию, она довольно сложная, имеет большие недостатки, я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. Но тот же Хилл, ОБСЕ никаких возражений на эту тему не высказывали. Это касается и судьбы миротворцев, которые появились, может быть на самом позднем этапе. От ОБСЕ никто не вышел на контакт с возражениями. Насколько я помню, г-н Хилл был где-то в отъезде в тот момент. Но в любом случае, если бы была просьба со стороны молдавского руководства о том, что надо с кем-то еще провести переговоры, то мы бы это сделали. Мы бы попытались учесть и свести воедино предложения внешних экспертов и наблюдателей. Проблем с этим не было. Но мы ставили перед собой задачу сблизить стороны, с тем, чтобы они сами нашли решение. Пусть при нашем посредничестве, с каким-то там нашим советом, но не навязыванием.

Русский язык, американский посол и дестабилизация обстановки

- Меморандум предполагал изменение Конституции Молдовы. Как вы думаете, не могло ли это привести не к стабилизации обстановки,а к ее дестабилизации?

- Те моменты, которые могли бы привести к дестабилизации, опять же с точки зрения руководства РМ, мы пытались устранить. 

Почему есть даже два варианта подписанного меморандума? Когда Владимир Николаевич уже подписал первый вариант, потом вдруг сказал, что в документе есть довольно жесткие требования, которые могут вызвать отторжение у политической элиты республики. Это, по-моему, требование по поводу второго государственного языка - русского. И он попросил нас аннулировать прежние договоренности, несмотря на то, что они уже были подписаны и Ворониным, и Смирновым. Кишинев захотел провести еще один раунд переговоров. 

И когда я приехал в Тирасполь, чтобы еще раз вернуться к данному вопросу,  мы смягчили эти позиции по поводу русского языка и кажется украинского. Было решено, что их статус не определяется этим меморандумом, а будет установлен потом, на основании конституционного закона, который принимается по особой процедуре. Владимир Николаевич тогда сказал, что вот теперь этот меморандум точно будет поддержан и народом, и всеми. 

Это его оценка. Расклад политических сил, настроение людей, наверное, руководство республики должно знать. И мы исходили из этого. И знать лучше, чем мы, советники со стороны, что называется. И тогда, когда эти позиции были устранены, меморандум был безоговорочно подписан. 

Я точно это помню, было 20-21 ноября. На следующее утро я полетел в Киев, где все было сделано. Оттуда я отправился в Тирасполь и приехал довольно поздно. Было 2 часа ночи. И Владимир Николаевич до пяти утра даже со своей супругой благодарили меня за то, что удалось достичь этого соглашения. Завизирован был также документ с учетом изменений по языку. Я был спокоен и отправился в Киев, чтобы еще раз обсудить эту довольно сложную конструкцию федерации. 

И буквально в самолете мне позвонили на мобильный. С 5 до 11 утра у президента Воронина что-то изменилось. Он сказал: «возвращайтесь срочно, ко мне пришел американский посол, он мне тут такого наговорил». И вернувшись из Киева, я услышал: «Мы не сможем подписать». Что там мог американский посол наговорить руководителю суверенного государства, я не представляю! Но за это время удалось сломать то, что было наработано с таким трудом.

Последствия отказа

- Были ли позитивные и негативные последствия отказа от меморандума. И каковы они?

- Я хотел бы в начале подчеркнуть, что был достигнут огромный позитив, достигнуто полное согласие в действиях сторон. В течение недели они начали быстро двигаться в сторону объединения. Я видел, как  парламентарии и представители исполнительной власти быстро улучшают этот документ, пытаются создать реально действующее государство. Устраняют недостатки и обо всем договариваются. Понимаете, жить в непризнанном государстве  - хуже нет. Люди ведь бесправные. Это очень плохо и для Молдавии. Я помню, что Владимир Николаевич не мог три года навестить в Приднестровье свою больную маму, которая была прикована к постели. Потом, когда был одобрен меморандум и принято решение об объединении, начались реальные действия по снятию всех этих барьеров. Можно вспомнить, что тогда телефонная связь в пограничных с Молдавией районах не работала, она глушилась и т.д. Нам удалось включить эту связь, нам удалось открыть границу, в том числе для руководителей республики. Я помню, как Воронин на второй день после подписания меморандума навестил свою маму. Это тоже был позитив. Также президент Молдавии обратился в Евросоюз, чтобы снять ограничения на выезд приднестровского руководства. Были взаимные шаги. Понимаете, я видел горящие глаза у людей и в Молдавии, и в Приднестровье, когда у них заработали телефоны. Они смогли позвонить родным, вызвать скорую помощь. И, может быть, если бы жили в условиях этого парафированного соглашения, не торопясь его подписывать, я уверен, что через месяц-другой все бы произошло само собой. Был очень позитивный порыв с обеих сторон. Всем надоела эта возня вокруг границ и т.д..

Пишут одно, думают другое, делают третье

- И все это было разрушено. Поэтому я уверен и сейчас, что срыв данного соглашения это – негатив. Спустя полгода  Владимир Николаевич написал письмо руководству России, где указал, что «этот документ был, есть и будет оставаться перспективным и основным планом приднестровского урегулирования». Это цитата. Так выглядит его позиция, датированная маем 2004 года.  Но вернуться к данному документу будет очень тяжело. Всем это  понятно. Во время всех переговоров ощущалась огромная пропасть недоверия между руководством Молдавии и Приднестровья. В начале этого процесса  я увидел всю их  переписку, соглашения. Бросалось в глаза, что люди не верят друг другу. Они пишут одно, думают другое. Документы, подписанные высокими руководителями, не исполняются. Я попросил до начала нашей общей работы ничего не подписывать больше.

Ведь на таком уровне даже данное слово должно выполняться, а уж слово, скрепленное подписью и печатью…Оно должно исполняться безусловно. И весь предварительный этап, месяца два-три, сопровождался такой мыслю: никому ни в чем не надо верить. В руководстве Молдавии сидят люди необязательные. Все, что они там подписывают, потом не выполняют. И этот меморандум будет такой же. Очень сильно на данный аргумент напирало приднестровское руководство. В Тирасполе говорили: Воронин подпишет вам все что угодно, а завтра откажется. И, к большому сожалению, так и вышло. И я думаю, что эта пропасть в связи со срывом урегулирования, только увеличилась.

Курс на независимость

- Получается, что срыв меморандума лишь укрепил в Приднестровье стремление к независимости…

- Нужно иметь в виду, что после этого произошла масса других событий, международная обстановка изменилась. Косово у нас уже появилось, Южная Осетия, Абхазия. Это - процесс и международные прецеденты. И Россия по Косово не случайно занимала такую позицию. И теперь у приднестровцев появилась надежда, и они искренне верят, что они будут самостоятельным государством. После такого рода действий вернуть их за стол переговоров по урегулированию конфликта очень тяжело. Я не знаю, какие усилия, аргументы потребуются, и, прежде всего, не с нашей стороны, а Евросоюза, США и НАТО, чтобы заставить или убедить приднестровскую элиту договориться о чем-то другом. Даже на более лояльных и либеральных условий для Приднестровья. Никто не сможет гарантировать, что это завтра не будет перечеркнуто и не родится какое-то другое государство. В этом проблема  и негативный эффект срыва меморандума.

Это - огромная ошибка. Нужно понимать, что у каждого шага есть последствия. И на второй день, когда Кишинев отказался от документа, я не случайно обратил внимание на этот момент. Даже на бытовом уровне, между людьми такие отношения невозможны, недопустимы. А на межгосударственном - тем более. Но то, что случилось - то случилось. И мы видим, что этот процесс не может вернуться в полноценное переговорное русло.

Почему? Учесть пожелания всех  невозможно. У всех разные цели и разные намерения. Не случайно Россия занимала и занимает такую позицию: вы, прежде всего, сами решите, что вам необходимо. Ведь политика - это искусство возможного. И необходимо находить компромиссы. Сколько времени прошло, а мы все никак не можем договориться ни о чем.

Цена вопроса

- Кто же все-таки мешает? Внешние игроки, или нет желания договариваться у элит?

-  Руководство во время переговоров тогда нарисовало себе такую картинку, что мы хоть и называем себя суверенным государством, но нужно, чтобы какой-то важный дядя, который сидит за океаном,  тоже сказал бы, что это правильно. И такой-то сказал бы, что это правильно. Меня тогда поразила и позиция того же «доброго дяди», который выступал против того, чтобы на территории конфликтующих сторон сохранились миротворцы, которые зарекомендовали себя исключительно позитивно. Но я уверен, что на тот момент, хотя пропасть недоверия была достаточно большая,  и приднестровцы требовали, кажется, чтобы миссия сохранилась на 10 лет, всего три года стороны пожили бы вместе, одной страной, и потом бы сами от миротворцев отказались.

Но взамен что мы получили? Тогда возникала возможность вывезти из Приднестровья полностью крупное вооружение и самый крупный военный склад в Европе. И оставалось 1800-2000 солдатиков, которые стояли на границы, чтобы они, извините, не подрались опять. Вот цена вопроса.

И я так понимаю,  что из этого исходил Владимир Николаевич, что касается российских миротворцев. Он утверждал, что никаких проблем у нас не будет. Что в Молдавии это нормально воспримут, потому что российские миротворцы отлично зарекомендовали себя в течение длительного времени. А проблема языка сложнее. И вдруг тут стали говорить о каком-то российском военном присутствии, российской военной базе. Что ничего общего с существовавшими договоренностями не имело. По пустяку была разрушена возможность объединиться в единое государство.

Я уверен, что никакой дестабилизации при нормальной, открытой позиции молдавского руководства перед своими людьми, перед политической элитой и международным сообществом не было бы. Нужно было только действовать открыто, аргументировано и так далее. После того, как меморандум был парафирован, молдавское руководство само вдруг испугалось того, что произойдет.

Это унижает молдавское государство и молдавское руководство

- Были ли ошибки в той ситуации со стороны России? В чем они заключались?

- Может быть, единственная ошибка с нашей, российской, стороны, было то, что мы поддались на уговоры Владимира Николаевича побыстрее приехать в Кишинев и подписать этот меморандум. Он ведь сам нас об этом попросил. Я считал тогда, что не надо торопиться. Не надо нам приезжать. А Владимир Николаевич обещал, что все будет нормально, очень просил приехать в Кишинев и т.д. Владимир Владимирович (Путин) тогда отреагировал нормально: дружественное государство, президент республики просит. Есть полное согласие,  подписаны подлинники документов. Как ни приехать? И вот такой поворот. Очень печально.

Сейчас как вы знаете, мы не оставляем надежды, что сможем оказать такое содействие. Прежде всего, исходя из того, что исторически Молдавия - дружественное России государство. Здесь проживает значительная честь наших соотечественников по одну и по другую сторону Днестра. Многие получили так или иначе гражданство РФ. Мы должны о них позаботиться. И жить в подобных условиях невыносимо тяжело. Невыносимо для простых людей. Да и в целом для развития государства, для выстраивания какой-то экономической, политической системы тоже очень тяжело. Исходя из этого, мы и пытаемся оказать содействие урегулированию до сих пор. Не опускаем, что называется, руки. Но после срыва меморандума делать это намного сложнее.

И, пользуясь случаем, хочется пожелать молдавскому руководству больше самостоятельности. Надо определиться,  что необходимо гражданам Республики Молдова. А не то, что необходимо гражданам США. У них там своих проблем хватает. И я думаю, что они настолько далеки от проблем простых граждан Молдавии, что делать мнение США основным фактором урегулирования или не урегулирования приднестровской проблемы просто недопустимо. Это в конечном итоге унижает само молдавское государство и молдавское руководство.