Сегодня Юрскому исполнилось бы 84 года. А через два дня, 19-го, – 40 дней со дня его кончины. К этим двум датам я и решила рассказать о том, какую роль сыграл этот замечательный актер и человек в жизни моего мужа, Михаила Дрейзлера. Материал опубликован в газете «Наш голос».

Полный текст материала:

---

Не просто автограф

Близятся две даты, связанные с недавно ушедшим великим российским артистом Сергеем Юрским: 16 марта ему бы исполнилось 84 года, а 19 марта – сорок дней со дня его кончины. 

Да-да: отмечать сороковины – православная традиция, к евреям, вроде как, никакого отношения не имеющая. Ну так и Юрский, строго говоря, евреем не был и в одном из интервью даже пояснял: «Во мне есть еврейская кровь. Но я человек русский и всегда себя считал русским, будучи и наследственно православным, и постепенно сам придя к православию как религии родителей. Еврейские корни есть со стороны матери, но и там это были крещеные евреи. Может быть, насильно крещеные, не знаю. Фамилия матери Романова. Возможно, эту фамилию дали ее предкам по царю. Во всяком случае, это было где-то далеко <...>. Испытал ли я все эти проблемы и чувствовал ли, что не хочу быть евреем, потому что ничего хорошего это не принесет? Да, испытал, и очень серьезно. Но я могу гордиться одним. Что ни разу в те времена не закричал: „Я русский! У меня папа православный!“ Никогда».

Зачем эта преамбула? Ну, наверное, в первую очередь – для того, чтобы «оправдать» публикацию о Юрском (хотя она не совсем о нем, а точнее – не только о нем) в еврейской газете. Во-вторых, чтобы чуть остудить пыл тех, кто однозначно причисляет артиста «к нашим». Ну а в-третьих, чтобы подпортить настроение антисемитам: да, он таки немножко наш, причем по маме! А может, и не немножко… Не ищите противоречий – в одной вполне юдофобской статье на вполне юдофобском сайте, которую ее автор красноречиво озаглавил «Еврей по жизни Сергей Юрский», он пишет: «Этническая самоидентификация – это не лишь бы что: это существенно влияет на жизненную программу. Забавно, что Сергей Юрский наверняка вполне искренне идентифицировал себя в качестве русского, но по поступкам и высказываниям он – тот ещё еврей.
Евреи тяготеют к Юрскому если не из-за его еврейской крови, то из-за его „вторичных еврейских признаков“: абсурдизма, антифашизма, демократизма, интеллигентности и пр.». Согласитесь, вполне комплиментарный набор!

И дальше: «Если называть вещи своими именами, то активный участник русскоязычной еврейской жизни Сергей Юрский – еврейский агент в русской культуре. Не сознательный пропагандист еврейского и не назначенный евреями „смотрящий“ по русским театрам, а искренний сеятель „разумного, доброго, вечного“, но с еврейским складом ума. В еврейской среде он ценится не в последнюю очередь и за это». По поводу самоидентификации Юрского: «Здесь он себя переоценивает. С его физиономией и его фамилией заявлять „я –русский“ – это не вполне убедительно». (Справедливости ради напомним, что «Юрский» – не родовая фамилия артиста, а сценический псевдоним его отца, Юрия Сергеевича Жихарева.) Ну и убойное резюме: «Еврейской крови у Юрского наверняка кот наплакал, но евреи воспринимают его как своего: на нём печать еврейскости, которую уж они-то различают получше даже, чем национально-озабоченные русские».

Под темой «еврейскости» Юрского подводим черту – и я перейду к тому, ради чего, собственно, и «взялась за перо».

Для моего мужа Михаила Дрейзлера (благодаря которому я и причисляю себя к «нашим» как «еврейка по мужу и сыну») Юрский был фигурой особо значимой, и не только благодаря своей объективной значительности. Так получилось, что Сергей Юрьевич, сам того не ведая, существенно повлиял на Мишину судьбу.

...Среди журналистской братии 70-х годов почти все были в курсе, что Юрский в интервью, опубликованном на страницах журнала «Журналист» (№ 6, 1976), одним своим высказыванием о конкретном журналисте как бы сразу вознес на котурны всю республиканскую прессу: «Вспоминаю корреспондента молодежной газеты в Кишиневе, очень молодого и взволнованного. Он был фантастически подготовлен к беседе о театре вообще и нашем Большом драматическом в частности. Потом мы провели вместе несколько вечеров, мне просто захотелось общаться с этим человеком. А ведь он только задавал вопросы! Но из вопросов я понял широту его интересов и знаний, сходство наших суждений, и, самое главное, из самих его вопросов я вынес для себя нечто новое. Поэтому отвечать на них мне было нелегко и очень интересно. Он заставил меня мыслить». Этим журналистом, как вы уже догадались, был именно Дрейзлер. А этот фрагмент интервью позже вошёл в книгу доктора филологических наук, профессора МГУ В. Учёновой «Беседы о журналистике» (М., «Молодая гвардия», 1978), изданной немыслимым с позиции дня сегодняшнего тиражом в 100 000 экземпляров. «Высокий эталон мастерства общения» – подытожила автор, рассуждая об оптимальном результате в жанре интервью.

Конечно же, мне были интересны все обстоятельства этой встречи, начиная с того, что в те времена Дрейзлеру, находившемуся под пристальным вниманием КГБ, удавалось публиковаться только под псевдонимами (в данном случае – «Д. Михайлов»).

– Это были памятные не только для меня большие гастроли ленинградского БДТ – в июле 1975-го. Мне довелось тогда взять интервью не только у Юрского, но и у главрежа Георгия Товстоногова (чье имя теперь носит театр), у гениального Евгения Лебедева, у Владимира Рецептера... Но главной роскошью тех гастролей, помимо спектаклей, были, конечно же, три дня общения с Юрским…

Почему «доверили» именно мне? Ну, я больше, чем кто-либо в те времена, писал о театре – начиная с середины 60-х, будучи «внештатником» «Молодежки».

Интерес к гастролям был огромный. Нам с Мариком Циммерманом – театралом, интеллектуалом, книжником – было доверено регулировать очередь за билетами, а в списках значилось 7200 человек, ежедневно устраивались переклички. Как-то, отправившись проводить очередную, я уже в дороге обнаружил, что оставил списки дома, спешно за ними вернулся – и невольно опоздал к началу переклички. Толпа меня чуть не растерзала. Взяв интервью у Юрского, я договорился с ним о его встрече с сотрудниками «Молодежки» в Доме печати. Ну и в третий раз в течение этих гастролей мы общались в театре.

– Как ты узнал о публикации в «Журналисте»?

– Услышав от тогдашнего завотделом пропаганды «ММ» Жоры Павленко «О тебе Юрский в „Журналисте“ написал», – я решил, что он меня разыгрывает, и послал его... Но через пару минут убедился, что зря. Естественно, я тут же побежал в киоск и купил этот журнал. Надо сказать, с того момента отношение ко мне, в том числе и в ЦК ЛКСММ, органом которого «Молодежь Молдавии» являлась, чуток изменилось. Громкая история с КГБ и самиздатом, который у меня «изъяли» (кстати, ничего «антисоветского» там не было – Гумилев, Мандельштам, Волошин, письмо Солженицына к IV Съезду Союза писателей), как-то поутихла… И мои материалы – пусть и подписанные, как и прежде, псевдонимами (их у меня было несметное количество) – стали брать куда смелее. Спасибо Юрскому!

– А когда встретились снова?

– Почти двадцать лет спустя, в 94-м, Юрский приехал в Кишинев на международный театральный фестиваль «Биеннале Театра Эжена Ионеско», привез спектакль по пьесе Ионеско «Король умирает», в котором сыграл главную роль. Естественно, я снова взял у него интервью, но теперь – для «Независимой Молдовы», в которой тогда заведовал отделом культуры...

– К тому времени Юрский уже не работал в БДТ?

– Давным-давно: из БДТ он ушел через пару лет после гастролей в Кишиневе: уж больно не нравились его воззрения и высказывания тогдашнему хозяину Ленинграда – первому секретарю обкома КПСС Григорию Романову. Товстоногову пришлось под надуманным предлогом расстаться с одним из лучших актеров своей труппы. Юрский перебрался в Москву, где со временем был принят в труппу Театра имени Моссовета (в котором прослужил более сорока лет и где в прошлом месяце прошла церемония прощания с артистом). Но ему было тесно в рамках репертуарного театра, и он еще много чем занимался: снимался, режиссировал фильмы и спектакли, писал стихи и статьи, переводил пьесы...

– Он – через два десятилетия – узнал тебя?

– Сразу, что было очень лестно. Чистая правда: сама убедись…

И Миша безо всякой проволочки извлек из своих книжно-бумажных завалов, давным-давно превративших нашу квартиру непонятно во что, три книги Юрского с воистину бесценными сокровищами: автографами актера, его письмом, открытками. И именно в этот момент мне захотелось рассказать обо всем этом: не думаю, что многие журналисты – не только молдавские – могут похвастать такими «трофеями»…

Вот письмо – настоящее, «бумажное», присланное по авиапочте, в конверте, надписанном собственноручно Юрским, его кривоватым почерком, и со штемпелем: «Ленинград (почтовое отделение оторвалось), 05.04.77»:

«Милый Миша! Очень меня обрадовало Ваше письмо. Я помню Вас и рад, что Вы объявились так оптимистично (не обращая внимания на некоторые шероховатости жизни). Для ещё большего оптимизма хочу Вам сказать, что моя жизнь и мой путь только со стороны выглядят прямыми. «Фарятьев» стоил мне не только шести месяцев болезни (но это случайность, почти), но и больших конфликтов, которые привели к расставанию с Большим драматическим театром. Надеюсь стать москвичом. Пусть это вдохновит Вас – всем трудно, и всё-всё непросто. Ещё раз это доказало моё знакомство с Унгуряну: он рассказал мне о судьбе его детища – театра «Лучафэрул». Да не смутит всё это Вас! Миниатюры Ваши смешные. Прочитал их с удовольствием. Всего доброго. Держитесь. У Вас есть талант и душа. Жму руку. С. Юрский».

На титульном листе книги Юрского «Кто держит паузу»: «Дорогой Михаил! Если 20 (!) лет не забылась наша встреча, а я её не забыл, – хорошо мы поговорили при застое! Здравствуйте, поговорим снова. 1994; V; 26».

И датированный тем же днем автограф на фото артиста – для нашего сына: «Бориславу Козловскому – лучшие пожелания от друга его отца».

Последний – на книге «Безвременье»: «Действительно памятному мне дорогому товарище по жизни – Михаилу Дрейзлеру лучшие пожелания в новом измерении, куда несёт нас волна. Кишинёв, 2005. Х. 28».

Я назвала это автографами, как называет их и сам Миша, – и мы оба неправы. Каждый из них – это не просто автограф, а памятная страница жизни, наполненной и собственными впечатлениями, размышлениями, «биением пульса эпохи», и – диалогами, тесным общением с людьми, знакомство с которыми, а тем более возникшая, пусть и на короткое время, духовная близость – истинное богатство, которое никто никогда не отнимет.

Виктория КОЗЛОВСКАЯ

P. S. Таких вот «не просто автографов», за которыми стоят интервью, встречи, любопытные истории, – у Дрейзлера многие десятки. Назову ряд имен, из которых понятно, о какого уровня личностях идет речь: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава, Магомаев, Плисецкая, Табаков, Чурикова, Марк Захаров, Хачатурян, Высоцкий, Камбурова, Илья Глазунов, Кикабидзе, пародист Александр Иванов, Лолита Торрес… Впрочем, при случае пусть лучше он сам об этом расскажет.

...по материалам Фейсбука