17 марта наша республика, кроме Гагаузии и Приднестровья, бойкотировала референдум по сохранению Советского Союза.

Недалеко от дома, где я жил, находилась воинская часть. Танки часто будили по ночам, когда возвращались с учений. По потолку нашей с братом детской комнаты плыли отсветы от танковых фар. Плыли и исчезали за ковром, пришпиленным к стене. Мы с братишкой считали, сколько проехало танков, представляли себя лазутчиками. Но танков было много, их рев становился монотонным и мы незаметно засыпали на пятом-шестом десятке...

Мы были юны и дерзки. Нам было лет по 17-18. Только окончили школы и поступили в институты. Мы бросались в жизнь, как самоубийцы в бушующее море. Нам казалось, что мы выплывем. Самым важным в жизни казалось именно то, что тебе ответила взаимностью филологиня с общего потока. То, что происходило в стране, то, что вскипало, назревало и вот-вот должно лопнуть, было только фоном наших судеб. Где-то в Сумгаите и Тбилиси лилась кровь, а мы влюблялись и пили, как в последний день. Нас это мало трогало. Казалось, Союз будет вечен. Поэтому, когда стылым зябким утром 1989-го, мы, разобрав в антикварном помещении универа, где даже ступеньки были ровесниками Александра Сергеича, но превращенном в спортзал, кумачовые флаги и транспаранты, шли бодрым шагом, чтобы не замерзнуть на площадь Ленина где увидели вживую первых националистов, ложившихся под танки, чтобы не пустить их на площадь, на парад, рвущих флаги и кидавших в молоденьких танкистов камни, мы даже тогда ничего не поняли. Были рады, что не придется несколько часов стоять на холоде, чтобы потом бодрым шагом пройти мимо трибуны, с которых махали бы руками наши вожди, мимо уютного Ильича, чей памятник теперь обрел свой покой на Молдэкспо.

Нам тоже хотелось перемен. Куда ты ушел, плакали мы, когда-то кто-то бил по струнам гитары... «Гуд бай, Америка»... Конец, холодной войне, мир, дружба, жвачка. Мы знали, что знаем, как следует жить. Впереди — вся жизнь, врагов перекуем в друзей, в крайнем случае, поставим к стенке. Поэтому когда Горбачев стал президентом Советского Союза, нас это мало волновало. Когда объявили о проведении референдума о сохранении СССР, нам это показалось пустой формальностью. Какой же нормальный человек откажется жить в самой могущественной стране мира? И то, что Молдавия бойкотировала референдум, нас тоже мало тронуло.

- Все равно, все проголосуют за Союз! - в этом были уверены не только мы, юнцы, но и мужики, наши родные, соседи, наставники.

И дело ведь к этому шло. В Гагаузии и Приднестровье за сохранение СССР проголосовало 98% жителей! Небо — голубое, трава — зеленая, дважды два четыре, а СССР будет вечным! Это аксиома. В то, что Союз развалится не верили даже самые оптимистичные фантазеры из отчаянно-националистической интеллигенции. Один из студентов (отличник боевой и политической подготовки) вступил в партию, чтобы через неделю, когда СССР окончательно развалился, торжественно сжечь партбилет.

А за окном буянила весна, «расцветали девочки, забытые зимой», адреналин рвал наши вены, хотелось опасностей и увидеть весь мир, который отныне принадлежит нам, голодным до жизни юнцам. А то, что у нас только что украли страну, великую страну, мы поймем позже, через несколько лет, а тогда нам казалось это нелепым сном, мелочевкой, ерундой по сравнению со вчерашней ссорой с богиней филологии...

на снимке: Самодельный плакат, который висел на улицах Кишинева 1991г