Россия в последнее время заметно активизировалась на молдавском направлении. На минувшей неделе в Кишиневе состоялось заседание российско-молдавской межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству, прошел молдавско-российский экономический форум, который посетил вице-премьер РФ Дмитрий Козак, курирующий Молдавию. Спецкор “Ъ” Владимир Соловьев поговорил с молдавским президентом Игорем Додоном о том, что изменилось в отношениях двух стран с тех пор, как Москва помогла освободить республику от контролировавшего ее олигарха Владимира Плахотнюка.

— Вы — пророссийский, а правительство Молдавии — прозападное…

— Я промолдавский.

— Хорошо. Но именно от правительства часто зависят такие вопросы, как, например, впускать в страну российских инвесторов или не впускать. Как их удается решать?

— У нас принципиальная договоренность: мы будем проводить открытую политику по отношению ко всем.

— Договоренность с правительством?

— Да, с правительством в рамках коалиции. Мы договорились, что не будем продолжать практику, когда запрещали российским журналистам, российским инвесторам приезжать в Молдову. Если есть какие-то нарушения, давайте сядем, посмотрим по конкретным случаям. Но чтобы был системный антироссийский подход, как было, этого больше не будет. Это относится и к российским инвесторам, и к румынским, и к европейским, и к американским.

— Я в Москве беседовал с министром иностранных дел Нику Попеску и задал ему вопрос по поводу ЕАЭС. Вы и Россия считаете республику наблюдателем. Но он говорит, что это не так: Молдавия не наблюдатель. Я запутался. Наблюдатель или не наблюдатель?

— У нас этот спор был и с бывшим правительством, они считали, что процедуры не соблюдены. Я имею право подписывать со стороны государства соглашения международные, которые я подписал с ЕАЭС, они требуют ратификации в парламенте и не требуют одобрения МИДа. Я понимаю, что этот вопрос для них больше политический с точки зрения местных выборов (намечены на октябрь.— “Ъ”). И я надеюсь, что после местных выборов они поймут, что нам нужно сотрудничать со всеми. Я буду участвовать в заседании ЕАЭС на высшем уровне в Ереване.

— Планируется ли углубление интеграции: из наблюдателя стать полноправным участником ЕАЭС?

— Мы бы хотели двигаться дальше, но нынешнее соглашение об ассоциации ЕС нам этого не позволяет.

— И это никак не поженить?

— Нужно начинать переговоры между ЕАЭС и ЕС. Думаю, это не за горами и вполне реально в ближайшее время. Очень надеюсь, что такой диалог будет и после этого все эти тонкости просто исчезнут.

— В Молдавии есть активы, которые могли бы заинтересовать российских инвесторов. Я слышал, что их привлекает аэропорт Кишинева, порт Джурджулешты. Готова Молдавия говорить об этих активах с российскими инвесторами?

— Мы готовы разговаривать и общаться со всеми инвесторами, и западными, и восточными. Безусловно, и с российскими тоже, это интересный и понятный для нас инвестор. Поэтому, если говорить об этих двух конкретных (активах.— “Ъ”), по аэропорту очень важно сначала вернуть его в полную собственность государства, и мы работаем над этим (аэропорт был отдан в концессию, которая теперь оспаривается.— “Ъ”). Думаю, у нас хорошие шансы этого добиться. После этого государство должно принять решение: либо сохраняет этот актив для себя, либо проводит новый конкурс. Для нас первоочередная задача — это вернуть. Что касается порта Джурджулешты, это полностью частный проект, там частные инвесторы. Я знаю, что они искали инвесторов, искали партнеров, и я думаю, что появление там российского инвестора в ближайшее время вполне реально.

— Решение конфликта в Приднестровье в вашей повестке было с самого начала и продолжает оставаться там. Но во время визита в Кишинев вице-премьера РФ Дмитрия Козака и вы, и он, отвечая на мой вопрос о перспективах урегулирования, сказали, что сейчас не время, что эта тема может поломать хрупкую коалицию, хрупкую стабильность, которая в Молдавии установилась с июня, после того как был свергнут Владимир Плахотнюк. Как может поломать коалицию желание объединить страну, о котором говорят, в общем-то, и правые, и левые, и пророссийские, и прозападные силы?

— Мой — левоцентристский — электорат ничего не имеет против того, чтобы мы начинали обсуждение этих вопросов. Правый электорат, и я их понимаю, боится этой темы, потому что они помнят «план Козака» (меморандум об урегулировании конфликта в Приднестровье через федерализацию Молдовы, разработанный под руководством Дмитрия Козака в 2003 году.— “Ъ”), вы помните, его критиковали очень?

— Конечно.

— Они (правые прозападные политические силы.— “Ъ”) категорически против самой идеи федерализации, это слово всех пугает. Поэтому я понимаю Майю Санду (премьер-министр Молдовы.— “Ъ”), нашего партнера по коалиции, которая очень осторожно к этим вопросам подходит. Я не настаиваю и не хочу сейчас настаивать на том, что может создать дополнительные проблемы в рамках этого коалиционного правительства. Формат власти, который сейчас есть в Молдове, поддержка этого формата большими игроками могут стать решающими для того, чтобы двигаться быстрее по приднестровскому регулированию.

— Прямо все поддерживают? И США, и ЕС, и Россия?

— Эту коалицию?

— Да.

— Ну, со стороны ЕС я это услышал. Со стороны России я это услышал.

— А США?

— Со стороны Соединенных Штатов Болтон (советник по нацбезопасности президента США Джон Болтон побывал в Кишиневе незадолго до отставки.— “Ъ”) мне сказал честно, что для них приоритет, чтобы это правительство удержалось. Если все согласны, что это нужно сохранять, значит, политический и внешнеполитический консенсус еще существуют.

— Есть версия, что правые и прорумынские силы в Молдавии боятся, что, если Приднестровье интегрировать обратно, условный Игорь Додон будет вечно побеждать на выборах, потому что приднестровский электорат в основном пророссийский и будет голосовать в основном за пророссийские силы. И создастся электоральный дисбаланс за счет 300–400 тыс. пророссийских избирателей.

— Я не смотрю на решение приднестровской проблемы с точки зрения узких политических интересов каких-то партий. Я считаю, что объединенная Молдова — это более сильное государство. Я смотрю на решение приднестровской проблемы как на укрепление государственности Республики Молдова. Для меня это приоритет.

— Вы заявляли о готовности Москвы утилизировать боеприпасы, с советских времен хранящиеся на складах близ села Колбасна. Глава МИД России Сергей Лавров подтвердил это намерение. Но остаются вопросы: когда Россия к этому приступит, как это будет делаться, сколько времени может занять? Кроме слов что-то происходит на этом направлении?

— После моего общения с господином Шойгу 24 августа в Кишиневе (глава Минобороны РФ Сергей Шойгу посетил Кишинев и Тирасполь.— “Ъ”) за последние несколько недель я этот вопрос лично обсуждал и с Дмитрием Николаевичем Козаком, и с Владимиром Владимировичем Путиным. Желание со стороны России есть. Это, конечно, очень хороший сигнал. Я общался на эту тему и с Болтоном, который тоже сказал, что им это очень интересно. Я общался с действующим председателем ОБСЕ, и они тоже сказали, что им это очень интересно и у них есть даже бюджет в $7 млн, для того чтобы этот процесс начать.

Надеюсь, что Россия проявит активность в этом вопросе, потому что то, что говорил Лавров, что полтора года нужно для бумажной волокиты, мне кажется, что это слишком много. Поэтому я попытаюсь в рамках следующих встреч с руководством России как-то попытаться дать импульс, чтобы побыстрее двигаться. Было бы желательно в середине следующего года уже начинать конкретные действия.

— Вслед за утилизацией боеприпасов, если она случится, следующим шагом должен быть вывод оперативной группы российских войск, которая занимается охраной складов. Но, когда министр обороны России прилетел в Кишинев и обсуждал тему утилизации, это вызвало большой скандал: в молдавском правительстве критиковали визит. Почему это происходит? Тем более что правительство само требует вывода российских войск?

— Визит Шойгу очень ревностно был воспринят здесь. Мне кажется, не столько правительством, сколько некоторыми заокеанскими нашими партнерами. Они ревностно к этому относятся, потому что последние 10–15 лет министр, даже больше 20 лет, министр обороны России не был в Молдове. Я нашим американским партнерам сказал: мы открыты и для вас и со всеми будем дружить и общаться.

По поводу утилизации и вывода российских войск, давайте скажем честно, нужно разделять проблему на две части. Есть российские миротворцы, которые выполняют свою работу, правильно все делают, и качественно. Благодаря им не было дестабилизации все эти годы, поэтому это нужно продолжить столько, сколько нужно будет, сколько стороны решат. То, что касается боеприпасов, если там их не станет, Россия будет принимать решение, что дальше делать.

— У вас интенсивные контакты с Россией, но практически нет контактов с соседней Украиной. Я имею в виду руководство Украины, которое недавно обновилось.

— Был телефонный разговор.

— Встреча планируется у вас с Зеленским? Он будет на сессии Генассамблеи ООН, вы будете там.

— Вот, скорее всего, в ООН мы и встретимся.

— То есть имеется шанс, что первые переговоры молдавского и украинского президентов состоятся в Нью-Йорке в ближайшее время?

— Надеюсь. Мы готовы к этому.

— А украинская сторона?

— Наши команды ведут переговоры, я последние детали не знаю.

— Не боитесь, что вам припомнят заявление о том, что Крым российский?

— Надо учитывать позицию руководства Республики Молдова, которая не менялась за последние 28 лет.

— Это какая?

— Мы поддерживаем суверенитет Украины, и все. Идем дальше.

— Что должно произойти, чтобы Молдавию посетил Владимир Путин? Вы-то в Москве бываете довольно часто, и не только в Москве, а на разных площадках проводите с ним встречи, но ни он, ни министр иностранных дел уже довольно давно не были в Молдавии.

— Если я не ошибаюсь, последний визит Владимира Владимировича в качестве премьер-министра был в 2008 году. Я тогда был первым вице-премьером. А президент, мне кажется, был в 2010-м либо в 2011 году, но это был Дмитрий Анатольевич.

— Медведев, да.

— Мы всегда рады и ждем Владимира Владимировича в Молдове, я думаю, что нам есть о чем пообщаться здесь. Но, мне кажется, для того, чтобы он прилетел, нужна четкая и какая-то прорывная повестка дня. Следующий год, согласно нашим договоренностям, будет Годом России в Молдове. Может быть, нам удастся убедить наших российских партнеров, чтобы состоялся рабочий визит. Было бы идеально, чтобы к тому моменту мы по каким-то направлениям достигли прогресса. Может быть, даже по важной для нас стратегически приднестровской проблеме. Я не говорю, что это будет, но это было бы хорошей повесткой дня.

— Следующий год еще и год президентских выборов в Молдавии.

— Я вступил в должность 23 декабря 2016 года, то есть мой мандат заканчивается 23 декабря 2020 года. Вариантов провести выборы два — это либо в конце следующего года, либо в начале 2021-го.

— Так или иначе, год будет предвыборным. Пойдете на второй срок? Если да, то с чем?

— Рано говорить, идем или не идем. Времени еще очень много. Есть текущая повестка, нужно ею заняться.

— В июне Молдавия избавилась от режима олигарха Владимира Плахотнюка. Он сбежал. Но по-прежнему нет четкого ответа на вопрос, где он сейчас и что с расследованием его деятельности за те годы, пока он контролировал страну.

— По поводу того, где он, есть разные мнения у правоохранительных органов, поэтому я думаю, что вопрос больше к ним. Кто-то говорит, что в Соединенных Штатах, кто-то — что в Лондоне. У нас ответов от этих стран нет, хотя запросы направлены были.

— Болтона вы не спрашивали, не у них ли он?

— Не спрашивал. Сейчас буду в Соединенных Штатах, может быть, спрошу своих собеседников. Что касается расследования, сейчас заканчивают работу несколько комиссий парламентских. В том числе комиссия по расследованию кражи миллиарда (вывод $1 млрд. из молдавских банков в 2014 году.— “Ъ”). Ее председатель уже заявил, что основным бенефициаром был Плахотнюк и его структуры.

— Кроме миллиарда звучали обвинения в его адрес в узурпации власти, а узурпировать власть в одиночку невозможно. В то же время очень много людей, которые были вокруг него, по-прежнему в Молдавии.

— По узурпированию власти открыто уголовное дело. Правоохранительные органы занимаются этим вопросом. На этом направлении мы ждем решения следственных органов.