Фарцовщик Ян Рокотов крутил романы с актрисами, обедал только в элитном ресторане «Арагви», а по Москве ездил с чемоданом, полным золота. Это был плевок в лицо советской системе – в 1961-м его показательно расстреляли.

Знакомые Яна Рокотова вспоминали: «Мы поняли, что его скоро посадят, когда он явился к нам в супермодном тогда плаще “болонья”. Такие носили только члены Политбюро, партийная элита. И тут фарцовщик Рокотов надевает такой же. Это был вызов всей системе».

Спекулянта и человека без определенных занятий Рокотова арестовали на Ярославском вокзале летом 1960 года. Рокотов сдавал в камеру хранения чемодан, в котором носил валюту и золото: боялся держать их дома. Когда двое мужчин, маскировавшихся под гостей столицы, схватили его за руки, он закричал: «Это не мои вещи!» В это же время в разных концах Москвы «брали» и главных сообщников спекулянта – безработного Владислава Файбишенко по кличке «Владик» и антиквара Дмитрия Яковлева по прозвищу «Дим Димыч».

В чемодане Рокотова обнаружили пачки долларов, золотые монеты, украшения и российские рубли – всего ценностей на сумму около полутора миллионов долларов, хотя некоторые источники изрядно уменьшают «изъятую» сумму до 16–20 тысяч долларов. Следствие постановит: под началом Рокотова и его подельников действовала крупнейшая в СССР подпольная сеть по перепродаже валюты и иностранных товаров. Общий оборот «фирмы» составлял больше 20 миллионов рублей. «Дело Рокотова» войдет в историю как самый громкий процесс против спекулянтов в Советском Союзе. Под давлением Хрущева приговор три раза пересмотрят – в итоге вместо восьми лет тюрьмы валютчиков приговорят к смертной казни.

«Худенький, невысокий, с милым детским личиком, очень невинным», – вспоминал свою первую встречу с Рокотовым писатель и бывший зек Исаак Фильштинский. Ян Рокотов родился в Москве в 1927 году. Его настоящая фамилия – Орликов. Отцом Яна был старый еврейский большевик Александр Орликов. Но он не занимался воспитанием сына: мать Яна умерла, когда мальчику было всего три месяца, а отца командировали для партийной работы на Дальний Восток. Он отдал Яна на воспитание сначала своей матери, а затем сестре Еве. Ева была замужем за Тимофеем Рокотовым, главным редактором журнала «Иностранная литература». Она решила дать мальчику фамилию своего мужа – та должна была скрыть еврейское происхождение Яна и, по мысли тетки, облегчить ему жизнь. До конца своей недолгой жизни Ян везде представлялся как Рокотов и избегал разговоров о своем «еврействе».

Впрочем, «нейтральная» фамилия мало помогла ему. В первый раз его арестовали в 1946 году – 19-летний Рокотов только что поступил на юридический факультет Московского университета. «Его взяли за спекуляцию фотобумагой. Он был таким увлеченным фотолюбителем, как и большинство мальчишек того времени. С официальной покупкой фотобумаги было чрезвычайно сложно. И он сам ее покупал сначала у спекулянтов, а потом кто-то ему подсказал канал, где ее можно с небольшой переплатой брать в достаточно большом количестве. И он решил, так сказать, сам стать спекулянтом», – рассказывал в эфире радио «Эхо Москвы» писатель и журналист Алексей Кузнецов.

По легенде, которую рассказывал позже сам Рокотов, он сбежал из собственного дома во время обыска. Он попросился в туалет и вылез на улицу через окошко. Сразу после этого, ища защиты, юноша наведался к известному следователю Шейнину, который приходился ему дальним родственником. Шейнин, узнав, что Рокотова ищут, дал ему денег и велел убираться подальше из Москвы. Рокотов подался на юг, но там попал в милицейскую засаду – его арестовали и дали восемь лет лагерей.

«Побег обошелся Яну дорого. В лагере его отправили работать на лесоповал, – вспоминал Исаак Фильштинский, познакомившийся с ним в то время. – Его систематически избивали за невыполнение нормы. Временами он терял память и не узнавал людей в бараке».

Яна Рокотова реабилитировали в 1954 году. Он вернулся в Москву и даже смог восстановиться в университете. Но, как писал Фильштинский, после лагерного опыта вписаться в рутинную жизнь советского студенчества Ян уже не смог: «Ему захотелось после страшных лагерных лет пожить “на всю катушку”, а учеба в институте и грошовая стипендия давали слишком мало возможностей и “сладкой жизни” отнюдь не обеспечивали. Предприимчивый Ян искал пути для удовлетворения “возросших потребностей”. Когда таковые нашлись, Ян бросил институт и занялся подпольным промыслом».

Подпольным промыслом была торговля валютой и иностранными товарами – в первую очередь одеждой и джинсами. Людей, которые занимались этим нелегальным в СССР бизнесом, называли «фарцой». А еще – «бегунками» и «утюгами», от слова «утюжить», «прочесывать местность». Основным полем деятельности «фарцы» в Москве было пространство улиц Моховой и Тверской, которая тогда еще была улицей Горького.

Торговля шла у гостиниц «Националь» и «Москва». «Утюги» караулили иностранных туристов и обращались к ним с предложением купить или обменять их доллары и личные вещи. «За один значок с Лениным можно было выменять шмотку. Причем обе стороны считали, что крупно выиграли. Это было золотое дно», – рассказывал Алексей Кузнецов.

Довольно быстро Яну Рокотову удалось сколотить целую сеть. Вместе с друзьями Владиславом Файбишенко и Дмитрием Яковлевым он уже не ходил к туристам сам, а лишь выкупал и перепродавал добытое рядовыми «бегунками». Позже следствие докажет, что под началом Рокотова действовали десятки «утюгов». Среди них были студенты, бывшие заключенные и люди «без определенных занятий» – как и он сам.

«Одна моя бывшая солагерница шепотом рассказывала мне, что обороты Яна достигали многих десятков тысяч рублей. Ходили слухи о его легендарном богатстве, каких-то немыслимых кутежах в московских и ленинградских ресторанах и о любовных связях с красотками полу-уголовного и артистического миров», – вспоминал Фильштинский.

Уже после ареста Рокотова советские газеты начнут обличать его роскошную жизнь. Ужинал только в ресторане «Арагви» – любимом месте партийной элиты. Ездил только на такси. Имел любовниц среди актрис и манекенщиц – одной из них якобы даже приобрел квартиру. При этом очевидцы, знавшие Рокотова лично, вспоминали его совсем другим – даже историю о «болоньевом» плаще подтверждают не все.

Он выглядел, по их словам, всегда совершенно невзрачно. Носил один и тот же серый костюм – в нем он позже и предстанет на суде. Жил в коммуналке со своей старой теткой. И, кажется, даже сам не знал, куда девать заработанные богатства. Всегда и всюду носил с собой злополучный чемодан с золотом – не мог понять, где его можно спрятать или оставить.

Рокотова, Файбишенко и Яковлева арестовали летом 1960 года. Вскоре все трое получили по восемь лет тюрьмы. К несчастью, их процесс совпал с визитом Хрущева в ГДР, где лидеру советского государства публично попеняли, что «самый мощный черный рынок в мире находится в Москве». Вернувшись, Хрущев призвал к борьбе со спекулянтами – и тут ему доложили о деле Рокотова. «Опять эти евреи!» – по легенде воскликнул Хрущев.

Советский лидер проявлял себя как убежденный антисемит, писал историк Шмуэль Эттингер. Незадолго до смерти Сталина в 1953 году в СССР существовало около 400 синагог. К концу правления Хрущева в 1964-м их оставалось не больше ста. При Хрущеве усилили атеистическую пропаганду. Даже в личных разговорах он отзывался о еврейском населении СССР с неприязнью: «не умеют работать», «сплошь интеллигенты».

Под давлением Хрущева дело Рокотова пересмотрели: вместо восьми лет спекулянты получили уже по 15. Но и этого рассерженному лидеру партии показалось мало. В начале 1961 года в силу вступил указ об ужесточении уголовной ответственности за валютные операции. Указ написали специально под Рокотова и его группу. На его основании третий суд приговорил всю тройку фарцовщиков к смертной казни.

Сохранилось письмо Рокотова к Хрущеву, написанное в тюремной камере: «Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился, вновь рожден и совершенно другой человек. Все стяжательство, вся спекуляция из меня вышли, мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства.

Ведь я не растленная личность, которую надо лишать жизни». Подобное письмо отправил Хрущеву и Файбишенко: «Вы добрый человек, я Вам даю клятвенное заверение, что никогда в жизни не буду заниматься никакими преступлениями. Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Был стяжателем-спекулянтом. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм».

Просьбы «валютчиков» остались без ответа. Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева расстреляли в июле 1961 года. Академик Сахаров позже писал: «Этот приговор нарушил важнейший юридический принцип. Его вынесли задним числом, когда обвиняемые уже были присуждены к тюремному заключению».

Исаак Фильштинский называл решение суда «вопиющим нарушением всяческих законов, человеческих и Б-жеских». «Быть может, при иных условиях недюжинная энергия Яна ушла бы не в “черный бизнес”, а в общественно полезную деятельность. Из него вышел бы выдающийся экономист-практик, какой-либо преуспевающий банкир или менеджер крупного торгового предприятия, – писал бывший зек Фильштинский и с грустью констатировал: – Но этого не случилось».

Михаил Блоков