Как Гитлер понял, что проиграл Сталину. И как смерть Рузвельта перевернула отношения союзников во Второй мировой войне.

Известный политик и историк, глава Комитета Госдумы по образованию и науке, председатель фонда «Русский мир» Вячеслав Никонов создал корпус текстов, в которых он – день за днём – рассказывает о последнем месяце Великой Отечественной войны. С 12 апреля тексты и иллюстрации к ним ежедневно публикуются на сайте проекта, а также анонсируются на портале «Русский мир»

Разузнать об этой необычной интернет-книге я решил у самого автора... (Кстати, кто забыл или не знает, Вячеслав Никонов - внук ближайшего соратника Иосифа Сталина - Вячеслава Молотова.)

Зачем внук Молотова нас «огорошил»?

- Вячеслав Алексеевич, я внимательно слежу за этим вашим проектом, и у меня складывается ощущение, что материалы, которые вы здесь используете, лежали у вас где-то в архиве, на книжной полке. А потом дождались 75-летия Победы и всем этим нас «огорошили». Извините, я потом подберу другое слово, когда буду публиковать интервью. (Другое слово найти так и не удалось...)

- Можно, конечно, сказать, что я много лет это готовил. Потому что о войне читал немало, давно, о последних ее днях - тоже.

Но, конечно, все это нигде не «лежало», как вы говорите. Все это «хранилось» в книгах, в источниках, в документах.

И просто я взял на себя труд собрать то, что содержится в мемуарах наших полководцев, в переписке Сталина с Черчиллем и Трумэном, в материалах следственного дела по телу Гитлера, в воспоминаниях немецких полководцев, и, конечно же, - Черчилля, Трумэна, Эйзенхауэра и так далее.

Ведь очень много написано, действительно, о том времени. Но вот разложить это все по дням, предшествовавшим Победе, - именно в этом я как бы и видел свой замысел.

За каждым фрагментом, за каждым мгновением (а мгновение у меня - это один день) - минимум 15 источников. (В некоторые дни – до 40.) Это все достаточно хорошо документировано...

- И что - прямо все так точно?

- Возможны, наверное, какие-то неточности. Потому что, надо сказать, что и источники друг другу противоречат. И наши полководцы порой друг с другом спорят. И даты разных событий иногда не совпадают.

Так что - на это тоже надо делать поправку. Но, в целом, это и есть работа историка.

- А вы сильно сокращали, убирали что-то, если - что-то чему-то противоречило?

- Убирал, да. Материалов гораздо больше.

Во многом, работа историка – она, если говорить образно, как у скульптора, когда берется большой кусок камня, из которого потом делается определенный предмет... Это - то же самое. Здесь убирается все то, что может интересовать только историка-профессионала, и оставляется то, что может интересовать всех.

- Вы только апрель взяли для своего повествования. Почему?

- «28 мгновений» начинаются у меня с 12 апреля. Потому что, я считаю, это, действительно, такой переломный день был в мировой истории - по большому счету. Потому что с этого дня уже Вторая мировая начала быстро перерастать в холодную войну.

12 апреля умер Рузвельт. Человек, который реально был заинтересован в сотрудничестве с Советским Союзом, в том числе, и в послевоенные годы. И игнорировал мнение значительной части глубинного вашингтонского государства, которое настаивало на конфронтации с СССР, как уже - с вызовом в новом миропорядке.

И после смерти Рузвельта, конечно, достаточно быстро, в течение нескольких дней, американский внешнеполитический истеблишмент переориентировался именно на такой жесткий коконфронтационный курс по отношению к Советскому Союзу.

Да, это условная дата. Можно было брать и другой день.

Но для меня еще что было важно... Конечно, хотелось, чтобы в этих «мгновениях» была Берлинская операция в полном объеме. Она началась 16 апреля. Но хотелось, чтобы у меня был небольшой запас времени для того, чтобы представить действующие лица. И поэтому с 12-го до 16-го я основные действующие лица представил. Хотя продолжал представлять и позже.

- И заканчивается эта ваша необычная книга, которую вы каждый день пополняете, когда?

- 9 мая.

Закончится эпилогом, который я пока для себя называю (он еще не выложен, естественно, поскольку я выкладываю день в день) - “Немыслимое”.

Сталин, Черчиль и Трумэн во время встречи в Потсдаме летом 1945 года.Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Там - о том, как уже в мае 1945 года были разработаны планы войны против Советского Союза. С использованием войск гитлеровской Германии.

- Это же у вас пока не книга.

- Это просто интернет-проект.

- Вы за кого сейчас работаете? Кто бы мог из современников тех событий это все делать?

- В каком смысле? Я думаю, в 1945 году никто не мог этого сделать. Потому что не было источников еще, мемуары еще никто не написал, события никто не систематизировал. Документов не было. Тогда у каждого была своя история.

- А потом будете - то, что собрано и написано - издавать?

- Я могу издать, если появится интерес у издательства.

- Но сейчас это интересно. А иллюстрации вы откуда берете?

- Тут мне помогают мои коллеги, подсказывают, где их найти. Но, в основном, это то, что есть в широком доступе. На пространствах интернета. Никакого эксклюзива тут у меня особо нет.

- Такое ощущение, что вы где-то сухо констатируете, где-то просто какие-то фрагменты вырезали, а где-то какая-то симпатия ваша проскальзывает. Это чем объяснить? Тем, что вы уже не совсем настоящий историк, вы - уже политик?

- Я в своей жизни прочел довольно много книг разных – исторических, политических. И мне, честно говоря, ни разу не попадалась ни одна книга, которую я бы назвал объективной.

Потому что, вообще, объективность – это вещь крайне условная. Потому что по природе каждый человек субъективен. Просто по определению.

Человек – это субъект. У него есть свой взгляд и свое отношение к тем или иным событиям. Даже летописец Нестор был субъективен в своей идеологической концепции. Я не встречал таких людей, которые бы никак не выражали свое отношение к тем событиям, которые происходят.

Я, действительно, без симпатии отношусь к тому, как наши союзнички (наверное, все-таки союзники) – США и Великобритания – очень быстро, когда поняли, что победа уже достигнута, начали отказываться от сотрудничества с нами, превращать нас уже в своего врага. Это настолько наглядно происходит на фоне тех, действительно, героических свершений Красной армии, которая уничтожает фашистскую гадину. А уже - апрель, как у меня показано, - это время, когда немцы особо на Западном фронте вообще не воевали.

А потом уже в мае, после того, как будет взят Берлин, они просто уже будут складывать оружие на западе и еще продолжать воевать на востоке.

- Я так понял, что вы где-то служебным положением пользуетесь, излагая точку зрения, и своим именем - Вячеслав Никонов. К вам же прислушиваются... Вы не только историк, а все-таки больше - политик и публицист. И поэтому вот навязываете нам где-то свои взгляды.

- Уверяю вас, я своим служебным положением точно не пользуюсь. Каждый человек может в интернете выложить свою версию того, что произошло.

- Вы в нерабочее время занимаетесь этим проектом?

- Должен сказать, что единственное, что мне в этом помогает, это период самоизоляции, который позволяет больше времени уделить размышлениям.

- А это разрешается депутатам? Мы-то работаем в газете. Нам заметки надо писать в изоляции.

- Я тоже работаю. Но, во всяком случае, писать не запрещается никому.

Внук Вячеслава Молотова Вячеслав НиконовФото: ВИКТОР ГУСЕЙНОВ

* * *

29 апреля.

«Ночью яд вылили в пасть любимой собаки фюрера Блонди. Через 30 секунд она сдохла»

...В Берлине наиболее боеспособные последние подразделения нацистов оказались иностранными – остатки дивизии СС «Нордланд», в которую входили добровольцы из скандинавских стран и Прибалтики, а также французские эсэсовцы. Они защищали южную часть Вильгельмштрассе. Развалины вокзала Анхальтер и штаб-квартира гестапо на Принц-Альбертштрассе были уже захвачены советскими войсками.

В последней линии обороны было подразделение французской гренадерской дивизии СС «Шарлемань». Ее командир двадцатипятилетний Анри Фене был награжден немецким начальством Рыцарским крестом на не самой торжественной линейке церемонии, организованной в разбитом трамвае при свечах. Это была вторая награда Фене, ранее он заслужил французский Военный крест, защищая Францию в 1940 году.

...Рейхстаг обороняла странная смесь отрядов войск СС, гитлерюгенда и моряков, которых ранее доставили самолетами в Берлин по приказу адмирала Дёница.

Генерал Монке, оборонявший правительственный квартал, расскажет, что «днем 29 апреля фюрер в присутствии генерала Кребса, доктора Геббельса и Бормана (ближайшие соратники Гитлера. - А.Г.) спросил меня, сколько времени я смогу еще продержаться. На это я ответил, что если я не получу тяжелого, и прежде всего противотанкового оружия и достаточного количества боеприпасов, то максимум продержусь еще 2-3 дня. Фюрер лишь кивнул головой и ушел в свою квартиру».

Гитлер поставил оборонять Рейхстаг смешанные отряды войск СС, гитлерюгенда и моряков.Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Днем Йодлю (начальник штаба оперативного руководства верховного командования вермахта. - А.Г.) из северной ставки удалось связаться по телефону лично с фюрером. Кейтель (ближайший соратник Гитлера. - А.Г.) слушал их разговор через наушники: «Фюрер был очень спокоен и деловит, снова признал правильными мои меры и после доклада Йодлем обстановки даже пожелал лично поговорить со мной. Но из-за сильного треска в телефонном аппарате говорить было невозможно, и разговор прервался. Через несколько минут появился наш начальник связи и доложил, что аэростат, с помощью которого поддерживалась телефонная связь, сбит русскими самолетами, другого не имеется, а потому связь восстановить невозможно».

Кейтель и Йодль в очередной раз меняли командный пункт, который теперь размещался в Доббине – усадьбе нефтяного магната Детердинга. «Прибыв туда около 21 часа, мы еще застали там Гиммлера, он собирался завтра утром выехать оттуда со своим штабом, так что ночевать нам приходилось в большой тесноте. Но зато у нас была связь… На мое имя поступила радиограмма фюрера за его подписью. Она содержала пять вопросов.

“1. Каково положение группы армий «Висла» (прежде – Хейнрици)? 2. Как обстоит дело с наступлением танкового корпуса Штайнера? 3. Что известно о 9-й армии? Связи с ней здесь нет. 4. Где находится 12-я армия (Венк)? Когда начинается наступление через Потсдам? 5. Что делает корпус Хольсте?”

В соответствии с истиной я, нисколько не приукрашивая, доложил о всей серьезности положения и о невозможности теперь освободить Берлин… Под донесением я приписал: “Деблокирование Берлина и создание вновь прохода более невозможно; предлагаю прорыв через Потсдам к Венку, в ином случае – вылет фюрера в южный район. Ожидаю решения”».

Начальник личной охраны фюрера генерал Раттенхубер заметил: «Вечером у всех собравшихся на очередное совещание настроение было подавленное».

Рассказывает руководивший обороной Берлина Гельмут Вейдлинг: «Под обстрелом пулеметов и гранатометов я весь в грязи добрался до имперской канцелярии. Было уже 22 часа 29 апреля. Жизнь в подземном бомбоубежище походила на обстановку командного пункта на фронте… Гитлер, еще более осунувшийся, тупо глядел на лежавшую перед ним оперативную карту. Высказав известное положение о том, что даже самый храбрый солдат не может сражаться без боеприпасов, я настойчиво просил, чтобы Гитлер разрешил начать прорыв…

С горькой иронией в голосе Гитлер сказал:

- Посмотрите на мою оперативную карту. Все здесь нанесено не на основании собственных сведений верховного командования, а на основе сообщений иностранных радиостанций. Никто нам ничего не докладывает. Я могу приказывать чего угодно, но ни один мой приказ больше не выполняется.

Наконец было принято решение, что при дальнейшем отсутствии снабжения с воздуха войска могут прорываться мелкими группами. Однако с условием, что все эти группы должны все же продолжать сопротивление… О капитуляции не может быть и речи.

Последнее сообщение, которое в тот вечер пришло из внешнего мира в бункер, касалось судьбы Муссолини и Клары Петаччи, чьи тела уже были повещены вниз головой на одной из миланских площадей. На Гитлера это известие сильно подействовало.

Фюрер попросил Раттенхубера «собрать у него в приемной руководящих сотрудников ставки и его близких… Гитлер в этот момент производил впечатление человека, принявшего какое-то чрезвычайно важное решение… Я направился к двери выполнять его приказание, Гитлер остановил меня:

- Вы честно служили мне много лет. Завтра Ваш день рождения, я хочу сейчас поздравить Вас и поблагодарить за верную службу… Я принял решение… Я должен уйти из этого мира.

Я стал говорить о необходимости его жизни для Германии, что есть еще возможность попытаться прорваться из Берлина и спасти его жизнь.

- Зачем? – возразил Гитлер. – Все разбито, выхода нет, а бежать – это значит попасть в руки русских. Никогда бы не было этой страшной минуты, Раттенхубер, и никогда бы я не говорил с Вами о своей смерти, если бы не Сталин и его армия. Вы вспомните, где были мои войска… И только Сталин не позволил мне выполнить возложенную на меня свыше миссию.

Из смежной комнаты к нам вышла Ева Браун. Гитлер еще несколько минут говорил о себе, о той роли в истории, которую ему уготовила судьба, и, пожав мне руку, попросил оставить их вдвоем».

Из продолжения рассказа Раттенхубера следовало, что в «приемной Гитлера собрались: генералы Бургдорф и Кребс, вице-адмирал Фосс, личный пилот фюрера генерал Баур, штандартенфюрер Бец, оберштурмбанфюрер Хегель, личные слуги штурмбанфюреры Линге, Гюнше и я. Он вышел к нам и сказал буквально следующее:

- Я решил уйти из жизни. Благодарю вас за добросовестную честную службу. Постарайтесь вместе с войсками выйти из Берлина. Я остаюсь здесь.

Прощаясь, он пожал каждому из нас руку и, еле волоча ноги, с поникшей головой ушел к себе.

Спустя несколько минут Гитлер позвал меня, Линге и Гюнше и еле слышным голосом сказал нам, чтобы трупы его и Евы Браун были сожжены.

- Я не хочу, чтобы враги выставили мое тело в паноптикум».

Но, очевидно, что настроение фюрера менялось. Ганна Райч утверждала: «В 1 ч. 30 м. утра 30-го апреля Гитлер вошел с белым как мел лицом в комнату Грайма и тяжело сел на край кровати:

- Наша единственная надежда – Венк, и чтобы дать ему возможность прийти, мы должны вызвать все имеющиеся воздушные силы для прикрытия его подхода… Мне только что сообщили, что орудия Венка уже обстреливают русских на Потсдамер Плац. Все имеющиеся самолеты должны быть вызваны на рассвете, поэтому я приказываю Вам вернуться в Рехлин и отправить Ваши самолеты оттуда. Задача Ваших воздушных сил – разбить позиции, с которых русские хотят начать атаку на канцелярию… Если Гиммлер может быть найден – немедленно арестовать его… Никогда изменник не должен наследовать мне как фюрер! Вы должны выйти отсюда, чтобы этого не случилось».

Прощание Райч и Грайма с обитателями бункера было коротким. «Каждый быстро писал последние короткие письма. Каждый давал что-нибудь им вынести с собой в оставленный мир», - расскажет Райч. Эсэсовцы подали «маленький бронированный автомобиль», который должен был отвезти их к Бранденбургским воротам, около которых был спрятан один «Прадо-96». «Это был последний самолет, который еще имелся… Широкая улица, идущая от Бранденбургских ворот, должна была послужить взлетной площадкой… Старт был дан под градом огня, и когда самолет поднялся до уровня крыш, его поймало множество прожекторов, и сразу посыпались снаряды. Разрывами самолет бросало как перо, но попало в него всего несколько осколков… Направляясь на север, они через 50 минут прилетели в Рехлин… Грайм сразу дал приказ направить все имеющиеся самолеты на помощь Берлину».

К ночи в бункере скопилось 200-300 раненых, за которыми ухаживали девушки-санитарки. Пришедший в бункер лидер гитлерюгенда Аксман попросил у Бормана разрешение представить Гитлеру 25 девушек, лучших санитарок из госпиталя имперской канцелярии. Гитлер согласился. Около 2-х часов ночи девушки построились по обеим сторонам коридора в верхнем этаже убежища. Вскоре появился Гитлер.

Врач имперской канцелярии Гельмут Кунц подтверждал: «Примерно в половине второго по телефону… позвонил мне профессор Хаазе, шеф-врач госпиталя, который сообщил, что фюрер приглашает меня и весь медперсонал госпиталя к себе в бункер… В коридоре около квартиры фюрера мы остановились, когда к нам минут через 10 вышел сам Гитлер, которому Хаазе представил меня и врача Шенка. После этого от имени награжденных выступила медсестра Линдхорст с короткой речью о преданности фюреру.

Раттенхубер запомнил, как фюрер «пожал каждой девушке руку. Затем традиционным поднятием руки приветствовал всех остальных сотрудников, находившихся в убежище, и удалился в свою комнату».

А после этого «Гитлер приказал доставить к нему профессора Хаазе, работавшего хирургом в госпитале имперской канцелярии. Пришедшему Хаазе Гитлер показал три небольшие стеклянные ампулы, вложенные каждая в футляр из металла, напоминающий по своей форме гильзу от винтовочного патрона. Гитлер сказал, что в этих ампулах содержится смертельный, мгновенно действующий яд, ампулы он получил от доктора Штумпфеггера.

Гитлер спросил профессора, как можно проверить действие этого яда. Тот ответил, что можно проверить на животных, например на собаке. Тогда Гитлер попросил вызвать фельдфебеля Торнова, который ухаживал за любимой собакой Гитлера по кличке Блонди. Когда собака был приведена, Хаазе раздавил плоскогубцами ампулу и вылил содержимое в открытую Торновым пасть собаки. Спустя несколько секунд собака начала дрожать и через 30 секунд сдохла…

Это был последний раз, когда я видел Гитлера живым».

(О событиях, которые происходили в бункере Гитлера 30 апреля 1945-го, читайте 30 апреля 2020 года.)

АЛЕКСАНДР ГАМОВ