В своем интервью писательница Дина Рубина рассказала, за что её обзывали сволочью и как власти пытаются заставить нас не сдохнуть.

На днях вышла ваша новая книга «Одинокий пишущий человек». Вы уже читали несколько глав из нее – и там не только о творчестве, но и о глубоко личных моментах из жизни. Почему вы, человек обычно довольно закрытый, решились на такую откровенность?

– Давайте уточним, что понимать под «такой откровенностью» и «глубоко личном». А то читатели подумают, что в новой книге я описала свои любовные увлечения или распахнула двери в супружескую спальню. Или поведала о скрытых пороках, призналась в употреблении наркотиков, в давнем алкоголизме. Я всего лишь рассказала о детстве писателя, его семье и пути из ребяческих фантазий в творчество. Еще поговорила о психологии сочинительства, каких-то значительных профессиональных размышлениях, которые накопились у меня за полвека работы. Ну, и да, поделилась какими-то случаями в моей писательской, читательской и эмигрантской жизни.

Вообще, я даже щелочки на собственную кухню не приоткрыла. Я действительно «человек в себе». И если пишу о каких-то странностях и особенностях, то имею в виду не только и не столько себя, сколько особь такую, зовущуюся «одинокий пишущий человек». Этой особи и посвящена книга. Да, с точки зрения градуса общения с читателем, она довольно открытая. В жизни каждого человека наступает время, когда уже неохота позировать для парадных портретов.

Эта книга написана вами за время карантина. Пандемия – то, что должно было с нами случиться? Будет ли откат назад, в мир без масок, контроля и тотальной слежки?

– Верно, эта книга – дитя пандемии. Мне повезло не заметить затворнической участи, наоборот – жаждать ее и радоваться этому затворничеству. Работа шла свободно, увлеченно, без отвлечений на встречи. Возможно, потому данная всемирная болезнь кажется мне стрессом преходящим. Человечество – довольно выносливый вид живого мира. Если мы перестанем рассматривать собственный пуп, а заставим себя оторваться от экранов своих гаджетов и полистать хотя бы ближайшую историю человечества, то обнаружим там гораздо более трагические стрессы, чем ношение масок или какой-то там контроль.

Мы бы обнаружили в недавней истории мировой мор, вроде «испанки», две кошмарные мировые войны, ужасы сталинских и гитлеровских лагерей, людоедство в блокадном Ленинграде – и прочие потрясения. Все же посильнее, согласитесь, чем усилия растерянных властей разных стран заставить нас не сдохнуть и не загнать в гроб собственную бабушку, а временно надеть кусок тряпки на наше свободолюбивое лицо.

Так вот, я абсолютно уверена, что еще месяцев семь-восемь, ну девять-десять, и человечество, получив сразу несколько испытанных вакцин, освободится от этой цепкой заразы. И это будет не «откат назад», а движение вперед, спровоцированное уникальным и внезапным опытом пандемии, взрывным развитием электронных связей, новыми технологическими прорывами в разных сферах. «Все будет хорошо, если вести себя хорошо», – говорил мой дед, подразумевая под этим его же коронное «быть человеком».

В последнее время вы напрочь отказываетесь говорить о политике в Израиле. Связано ли это с тем, что вас стали вдруг обвинять в правых взглядах?

– Почему в последнее время? Я всегда отказывалась говорить о политике – как в Израиле, так и за его пределами. Не люблю политику, вряд ли стала бы с политиками – любых направлений и лагерей – дружить. Так что понятия не имею, о чем вы говорите, и кто в чем стал бы меня «обвинять». Я вообще далека от бурного общения в соцсетях. Моя профессия предполагает многочасовую занятость, долгое обдумывание и вынашивание мира книги, а возраст дает уже понять, что времени у меня – не так чтоб океан.

Но правда и то, что, будучи «изготовителем и трансформатором слов», я с большой брезгливостью отношусь к манипуляциям этими словами, лозунгами и понятиями. Просто вижу, как и из чего это сделано. В истории человечества, так уж сложилось, этим отличались приверженцы левых, протестных, революционных – подберите любое слово для обозначения анархии и непременной крови – движений. Плюс повсеместное свободолюбивое обнажение сисек старых истеричек – не первой свежести и небезупречной формы.

Ситуация с отсутствием перевода ваших книг на иврит из странной стала уже абсурдно трагикомичной. У вас есть этому хоть какие-то объяснения? Если вдруг сейчас наконец предложат – согласитесь?

– Уже согласилась. Издательство «Кетер» попросило у меня права на роман «Белая голубка Кордовы», предложили нормальные условия, ну и я махнула рукой на обиды и подписала договор. Сейчас все зависит от выбора переводчика. Как и в любом языке, в иврите фигура переводчика решает абсолютно все. Он может загубить книгу, а может создать ее.

Мы, кстати, брали интервью у профессора Романа Кацмана из Бар-Иланского университета, и он говорил, что довольно сложно понять, относитесь ли вы к русской или к русско-израильской литературе. Вы сами как думаете?

– Я вообще об этом не думаю. Полочки, ниши и равнение по ранжиру я люблю дома, когда занимаюсь наведением порядка на кухне. Писатель чуть более сложное явление, чем набор для специй. Получается, когда я пишу повесть «Высокая вода венецианцев» или новеллу «Снег в Венеции», я прохожу под титлом русско-итальянской литературы?

Ваш роман «Синдикат» многие по-прежнему считают лучшим пособием по изучению современной еврейской жизни в России. Вы как будто знали, что она никак по-другому развиваться здесь и не будет?

– Я понятия не имею, как сейчас она там развивается, хотя и догадываюсь. Но для этого надо просто мало-мальски понимать в психологии человеческих особей. Я была сыта по горло тремя годами своей службы в «Синдикате». Но поправлю вас: это роман, а не пособие. Там преображено абсолютно все, нет ни одного персонажа, перенесенного из жизни на страницы книги. И все коллизии, весь многоструйный сюжет существуют для того, чтобы читатель ушел с головой в мир романа – самая лестная задача для автора, а не сверял – кто с кого написан, кто какую должность занимал тогда и занимает сейчас, и что означают «в реале» какие-нибудь реплики.

Год назад были новости, что стоит опять ждать экранизации вашего романа «Белая голубка Кордовы». Что происходит со съемками?

– Киношное дело – довольно долгое. Сейчас пишется сценарий, затем будет кастинг актеров. К тому же и пандемия не ускоряет темпы. Посмотрим, рано еще говорить. Зато сейчас Второй канал заключил со мной договор на производство сериала по трилогии «Наполеонов обоз». Режиссером будет Константин Худяков, это меня радует.

Вы собираете необычную коллекцию – записки из зала во время ваших творческих вечеров. Есть ли любимые?

– Есть, несколько. Я пишу о них в новой книге, как и о многом другом. Самая любимая пришла из зала после выхода романа «Белая голубка Кордовы»: «Какая же вы сволочь, Дина Ильинична! Зачем вы его убили?!»

Алексей ВИКТОРОВ