Он учился у Ландау, даже командуя артиллерией во время войны. Потом с ним же создавал советские бомбы – и атомную, и водородную. Когда же учитель ушёл, Исаак Халатников остался в науке за него, пока вот не умер в Москве в свой 101 год.

Ученый любил шутить, что на развитие его умственных способностей повлияли пертурбации, которые тогда происходили с его родным городом Екатеринославом, вскоре ставшем Днепропетровском. «Прямо в день моего рождения – 17 октября 1919 года – в город входили банды Махно, – делился Исаак Халатников. – Моя мама Тауба Давыдовна так опасалась возможных погромов, что, едва родив меня, побежала в убежище. В суматохе она несла меня головой вниз. Возможно, именно эта встряска и сыграла решающую роль в моем дальнейшем развитии».

В 1926 году Халатников пошел в школу-семилетку, окончив которую, собрался было в химико-технологический институт. Но выяснилось, что 14-летних они не берут. Тогда Халатников решил пробраться в вуз через рабфак, слушатели которого становились студентами через девять месяцев учебы. Юноша устроился даже ради такого на местный завод токарем, но вскоре выяснилось, что и это не поможет: для рабфака он тоже слишком юн. К неимоверному счастью Исаака, именно в этот момент в Днепропетровске открылась первая школа, рассчитанная на десять лет обучения.

Следующие три года прошли «на отлично»: Халатников легко учился, увлекался шашками да еще и выигрывал одну математическую Олимпиаду за другой. Однако поступать он все-таки в последний момент решил на физическое отделение, которое как раз в 1936 году появилось в Днепропетровском университете стараниями Абрама Иоффе. По сути, это был филиал Физтеха в Ленинграде. «В университет приехала большая группа ленинградских профессоров, – вспоминал Халатников. – Среди них был Борис Николаевич Финкельштейн – приятель Ландау. И хотя учебников Ландау-Лифшица тогда еще не было, рукописи его лекций циркулировали среди студентов, и мы изучали теорфизику по конспектам лекций Ландау. Их красота произвела на меня глубокое впечатление, и я очень быстро решил, что буду физиком-теоретиком. И стал ходить на семинары Финкельштейна».

Вскоре Финкельштейн стал научным руководителем Халатникова – именно он посоветовал талантливому студенту съездить за год до окончания вуза в Москву и попробовать сдать так называемый минимум Ландау. В случае удачи это позволило бы Халатникову учиться в аспирантуре у самого Ландау. «Прочитав рекомендательное письмо от Финкельштейна, – рассказывал Халатников в книге воспоминаний, – он тут же меня проэкзаменовал – прямо на доске дал мне интеграл, который нужно было привести к стандартному виду. Я его тут же на доске взял. Это, должно быть, произвело на Ландау какое-то впечатление, потому что больше он не стал у меня ничего спрашивать, а только сказал: “Продолжайте сдавать”».

Кстати, позже Петр Капица, директор Института физических проблем, в котором работал Ландау, а впоследствии и Халатников, рассказал смешную историю. Оказалось, что он пообещал Ландау выдать премию за первого аспиранта-нееврея. «Глядя на меня и на мою фамилию, Ландау решил, что я как раз тот самый случай, – рассказывал Халатников. – Я еще и блондином был, то есть и выглядел подходяще». Капица в итоге премию Ландау выплатил, потому что Халатников успешно сдал все восемь экзаменов минимума Ландау. О том, что он все-таки еврей, все узнали гораздо позже.

Приглашение в аспирантуру от Ландау Халатников получил в день окончания Днепропетровского университета – 21 июня 1941 года. На следующий день началась война. Халатников мог спокойно отправляться в Москву, не боясь обвинений в дезертирстве. «Но тогда это было как-то неприлично что ли, – вспоминал он. – Дело даже не в патриотизме, а, наверное, в той примитивной приверженности дисциплине, к которой мы все были приучены».

В армии Халатников впервые столкнулся с антисемитизмом. Раньше он о таком явлении не знал. По его словам, в довоенные годы на Украине не было никакого национализма. В доме, во дворе, в университете были украинцы, русские, евреи, и никогда не было никаких распрей на национальной почве. Впрочем, антисемитизм никак не помешал ему отучиться в одной из военных академий Москвы и закончить войну командиром пятого полка 57-й зенитной дивизии.

Отпускать его из армии никто не собирался – Капице пришлось с боем отвоевывать его у маршала Николая Воронова. «Капица поддразнивал тем, что после создания атомной бомбы артиллерия больше не будет богом войны, – вспоминал Халатников. – И среди прочего назвал меня как человека, который физике нужнее, чем артиллерии. И вскоре появился приказ маршала Воронова о моей демобилизации». В сентябре 1945 года Халатников начал работать в Институте физических проблем в качестве аспиранта Льва Ландау – он занимался физикой низких температур.

К атомному проекту Халатникова привлекли летом 1946-го. По указанию Ландау он занимался численными расчетами процессов, происходящих при атомном взрыве. Счет шел на миллионные доли секунды. В итоге расчеты, проведенные группой Халатникова, полностью совпали с результатами первых испытаний в 1949 году. Затем были расчеты и для водородной бомбы, вновь совпавшие с результатами ее испытаний в 1953-м. За все это Халатников получил Сталинскую премию. К слову, после смерти Сталина Ландау вышел из атомного проекта, передав свою группу Халатникову, которому тогда было 33 года.

Помимо участия в создании советских атомной и водородной бомб Халатников совершил множество прорывов в теоретической физике. Так, Ландау заложил основы теории сверхтекучести, а Халатников разработал полную теорию сверхтекучести. Вместе с Ландау и Абрикосовым ученый открыл проблему «нуль-заряда», тем самым сняв имевшиеся противоречия в теории поля. Совместно с Евгением Лифшицем физик решил важные проблемы возникновения сингулярности при эволюции Вселенной, показав ее хаотический характер.

Несмотря на полную погруженность в науку, Халатников никогда не забывал оставаться человеком – в советские годы это вполне тянуло на еще одну, вторую, полноценную работу. Именно Исаак Маркович был инициатором коллективного письма 12 физиков в ЦК КПСС о возвращении Капицы на должность директора Института физических проблем. Дело в том, что знаменитый физик был в опале с 1946 по 1955 год. Халатников принимал и самое деятельное участие в помощи и реабилитации Ландау после автомобильной катастрофы. Когда же стало понятно, что Ландау уже не вернется к занятиям теоретической физикой, Халатников захотел сохранить школу Ландау с ее традициями и стал инициатором создания Института теоретической физики в Черноголовке.

Первоначально речь шла о филиале Института физических проблем, и согласие на это Капица дал легко. Но затем он передумал, после чего и было принято решение отделяться окончательно. «Развод» был трудным – от Капицы уходили тогда лучшие теоретики. И тем не менее, заручившись поддержкой Академии наук, в начале 1965 года Халатников организовал Институт теоретической физики имени Ландау и стал его директором – на этой должности он оставался вплоть до 1992 года. Говорят, в 1975 году, на одном из симпозиумов, одобрил это наконец и сам Капица: «Халат был прав, когда создал этот институт».

Сам же Исаак Маркович Халатников всегда с благодарностью вспоминал советы своего учителя – Ландау: «Он учил анализировать каждую ситуацию и каждое событие, как в теоретической физике. То есть упрощать, отбрасывать шелуху, добираться до самого ядра, до сути. И я просто всегда старался понять, как работает механизм принятия того или иного решения, затем уже подбирая нужный ключ».