Дмитрий Засекин

Федор Бондарчук готовится к съемкам эпического фильма "Сталинград", премьера которого намечена на 2012 год. Сегодня он находится в том оптимальном для художника состоянии, когда чужой скепсис только раззадоривает. А скепсиса вокруг его работ достаточно. Впрочем, как и восторженных отзывов.

- Федор Сергеевич, согласитесь, что без концепции за военное кино браться безнадежно: должно быть нечто, что хотите сказать вы и только вы. У "Сталинграда" есть этот стержень?

- Есть, но это не так просто объяснить. В самом общем виде - это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей - в особенности молодежи, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться - это уже миф. Сталинград же - вообще особенная территория. Там существовали другие правила, действовал свой устав, там человек, продержавшийся два дня, считался ветераном. Там действовало водяное перемирие, и снайпер глаза в глаза, на расстоянии двух метров, смотрел на противника, набирающего воду. Не было разделения на военных и гражданских, потому что Сталин запретил эвакуацию, и воевал весь город, каждый дом. История войн не знает ничего подобного. Как это снимать средствами традиционного реализма? Тут возможна только поэма. Возьмите "дом Павлова": никто не знает достоверно, что было потом с Павловым. То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры. А монахом стал другой Павлов, тоже защитник Сталинграда, - представляете? Это вообще невообразимая ситуация - два месяца не могут взять четырехэтажный дом, не знают, как он снабжается боеприпасами, держат его 24 человека, среди них две медсестры, в подвале мирные жители сидят, их эвакуируют потом через подземный ход… У нас это "дом Громова". Держат его семеро. Семь мужчин - и одна семнадцатилетняя женщина с ними. А напротив - немец, которого, надеюсь, исполнит мой друг Тиль Швайгер. Он принципиально не хочет играть нацистов - так мы ему написали бюргера, который стал человеком войны. Другого актера с трудом представляю на его месте.

- Фильм, как говорят, будет в формате 3D…

- Я уже привык, что почти все мои действия сопровождает некоторый ужас. Просто чтобы вы себе представляли стилистику картины - там первая же военная сцена фантастическая. По Волге движутся люди и пушки. Это притопленные для маскировки понтоны. Или вот сцена: молодой радист Сережа, интеллигентный мальчик по прозвищу Тютя, устраивает девушке Кате, праздник. Приглашает вдруг в кино. Она: какое кино?! Он ведет ее по лабиринту разрушенных квартир - со следами прошлой жизни, мирной. И приводит в одну, где в пролом - квадратный, как экран - видно небо. И в нем начинается воздушный бой, как настоящее страшное, недостоверное кино, под музыкальную тему, которую пишет композитор Дэвида Линча - Анджело Бадаламенти. Если знаете, он не только кинокомпозитор - у него симфонии исключительные по драматизму. И когда пересказываю людям картину - я ставлю эту тему: по ней все уже видно. Вот этот ночной воздушный бой сквозь пролом - будет в 3D. Вообще 3D это такая штука, с которой пока непонятно, что делать. В этой технологии снят пока один удачный фильм - "Аватар". Кэмерон сказал, что после "Аватара" отдохнет и сделает сорокаминутную драму, чтобы показать возможности 3D в серьезном жанре. Ну, пока будет отдыхать, мы уже, надеюсь, снимем. Там же не только батальные сцены, это любовная драма прежде всего.

- Любовная? Приходит на ум "До того ль, голубчик, было…"

- В окопах желание обостряется до неимоверности, потому что постоянное соседство смерти компенсируется дикой сосредоточенностью на любви. У нас есть ключевой момент - девочке этой на день рождения дарят баню. В грязи же все - им тяжело, а ей каково? Нагревают воду, устраивают бочку… И вот пока она там, на третьем этаже, в бочке, и все знают, что она там голая, они тут всемером внизу. Без единого эротического момента хочу это снять, без голого тела вообще, но чтобы страшное напряжение. И где мне взять эту девушку - ума не приложу: нужно, чтобы была сложившаяся актриса и чтобы ей было, во всяком случае, не старше двадцати.

- Гроссмана действительно будете использовать?

- В одном-двух эпизодах. И радист Сережа - несколько из первого тома, "За правое дело". И вот это ощущение, когда они друг от друга на расстоянии двух метров, глаза в глаза, - но об этом многие писали. Только в кино этого пока адекватно не было. Потому что нельзя про Сталинград рассказывать "как было". Надо - чтобы это было, как Троя.

- Тему Сталина все равно не обойдете.

- Сталинград и Сталин - разные вещи. Это у Гитлера мотивация была - взять город Сталина, а у Сталина - защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году - наименее сталинская территория. Территория свободы, где советские законы не работают. Насчет того, что воевали за Сталина… Мне кажется, никто там, собственно, не воевал за Сталина, это была с советской стороны страшная, неостановимая месть, потому что война идет два года и у всех уже за спиной свои сгоревшие дома, изнасилованные сестры, убитые товарищи. Это уже степень крайнего, непримиримого остервенения. И немцы чувствовали, что это месть. И что она справедлива. И оправдывались постоянно - перед собой, перед русскими: "Это вы превратили нас в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!" В этой войне вообще идейное, политическое очень быстро слетело. Осталось в чистом виде героическое - пограничное состояние между богом и зверем. Вот я про это хочу снимать.

- Наверное, это будет потруднее "Острова".

- Смею надеяться, что труднее "Острова" в моей жизни не будет ничего. Когда мы сейчас строим разрушенный Сталинград под Москвой, я с невероятным облегчением думаю, что могу взять простой, а не инопланетный кирпич, что мне не надо красить песок… "Остров" был мир, выстроенный с нуля. Съемки шли в состоянии непрерывного аврала, и каждый пропущенный день стоил десятки тысяч долларов. Доводить натуру до ума приходилось стремительно: за считанные часы из картонного танка сделать настоящий; когда ни одно земное приспособление не имеет права попасть в кадр… и все это на такой жаре, которую москвичам слабо неделю выдержать, а мы полгода в ней прожили. Это вообще были 11 месяцев на сковороде, самим не верится.

- "Остров" окупился?

- Сейчас уже полностью. Готовим 3D-версию для международного проката.

- Говорят, кризис добил российское кино окончательно и даже "Сталинград" вам придется делать с госучастием.

- Будет с госучастием, потому что принята новая модель финансирования, и я ее считаю оптимальной. И деньги на кино у государства будут, потому что сейчас, когда на эту систему финансирования устремлены все глаза, там будет абсолютная прозрачность. И уверяю вас, российское кино будет окупаться. Мейнстрим-то уж во всяком случае. Правда, чтобы окупалось, стране нужны четыре тысячи кинотеатров. Сейчас меньше двух, и все сосредоточено в европейской части - в Сибирь и на Дальний Восток оно вообще не попадает. Если сейчас в крупных добывающих регионах начать строить кинотеатры - а на это деньги есть, - российское кино станет приносить прибыль. Государственное финансирование - то есть заведомая убыточность - это область артхауса, фестивального кино. Плюс в господдержке нуждаются аниматоры, детский кинематограф и в значительной степени документалка. А чтобы нормальная драма была дотационной - это бред, и с этим надо кончать.

- Вы много снимались в последнее время?

- Больше, чем когда-либо. Во-первых, в фильме "Про любоff" - по Оксане Робски, сняла Оля Субботина, театральный режиссер. Думаю, это будет в каком-то смысле веселей и уж точно неоднозначней первоисточника. Вторая картина - "Шпионский роман" по Борису Акунину режиссера-дебютанта Алексея Андрианова: думаю, это будет главный кинопроект "России 1" в следующем году. Конечно, "Белая гвардия" по Булгакову Сергея Снежкина. Я там Шполянский и, признаюсь, в жизни так не психовал перед пробами. А в августе съемки - "Два дня", Дуня Смирнова по собственному сценарию. Играем с Ксенией Раппопорт - на двоих фактически история: я политик, достаточно крутой, она музейный работник, чрезвычайно духовный. Я рушу музей русского классика, она спасает. На этой почве - любовь с великолепным вывертом в конце.

- Ну так была уже "Тема"!

- Ну так тема никуда и не ушла. Музейные работники есть, московские начальники есть, попытка влюбиться и очиститься - нормальная вещь после сорока…

- Знаете, был у вас в ресторане "Ваниль" и удивился ценам. Очень пафосное место…

- Нормальное место, учитывая расположение. Днем яблоку негде упасть.

- Кто же сюда ходит?

- Главным образом люди, которые напротив.

- Из Храма Христа Спасителя?

- Нет, чуть подальше. Там, где звезды красные.

- Вот прямо так и ходят?

- А что, им обедать не надо?

- Давайте я вас поспрашиваю про людей под звездами?

- Я вам мало что про них скажу, потому что все мое участие во власти ограничено членством в "Единой России".

- Но знаете-то вы много. Например, вернется ли Путин в 2012 году?

- Такого прогноза вы от меня не дождетесь. Я человек неполитический, не в том смысле, что боюсь высказываться, а в том, что у меня единственное орудие - интуиция. Скажем, когда рассматривалось несколько вариантов преемника, я угадал Медведева, но публично ни на кого не ставил. Не моя профессия. Допустим, я могу вам сказать свое чисто интуитивное мнение, что Медведев пойдет на второй срок, а потом, через шесть лет, вернется Путин. Но никаких рациональных аргументов у меня нет. Сейчас надо очень интенсивно думать, понимать, разбираться в происходящем — а не вписываться в тот или иной тренд: кончились моды, мне кажется. Я никогда не говорил, что мне все нравится. Но вы знаете в истории России эпоху, когда простой человек, а не элита, жил бы лучше, чем сейчас?

- Семидесятые.

- В семидесятые средний класс был прослойкой потолще, но как жили в селе, вы наверняка помните. И какая была жизнь у пролетария, тоже помните. И прелести закрытости. А что касается вертикали - я тут себе устроил большую поездку по России. Мы не представляем, какая она на самом деле большая. Она большая чудовищно, и как можно этой территорией управлять без сильного, жесткого менеджера - я не знаю. Пусть этот менеджер вызывает бесконечные претензии и будет мишенью критики со всех сторон - это нормально. Но никаких особых зверств я за ним не знаю, а деловые его качества меня устраивают вполне.

- Федор Сергеевич, в заключение хочу сказать, что приятно видеть человека, занятого делом, которое ему нравится.

- Я проживаю сейчас свое лучшее время. Это, наверное, пик. Меня прет так, что я боюсь взорваться. Никогда так не перло…

- А каким образом вы умудряетесь так долго и безоблачно быть женатым?

- Нет у меня никакого рецепта, потому что это большое личное везение - накрыло в восемнадцать лет и с тех пор не отпускает. Серьезно, я никем по-настоящему не увлекался, кроме жены; двадцать пять лет уже - это какая же свадьба будет? Серебряная?! Я ее продолжаю любить и, что самое прекрасное, хотеть. Вот на ноутбуке сегодня ее разместил, на рабочем столе. Признаться кому - смешно…