Алексей Истрати

По мнению Александру Тэнасе, премьер-министру Владу Филату и некоторым другим политикам стоит быть аккуратнее в своих оценках.

―  Г-н Тэнасе, как вы ощущаете себя в «тихой гавани» Конституционного суда после нервной и политизированной работы на посту министра юстиции?

― Уютно. В отличие от Минюста, Конституционный суд по своей сущности ближе к научной деятельности. Если в министерстве разрабатываются проекты законов, в КС мы определяем принципы и конституционные основы функционирования законодательства, тем самым предупреждая системные нарушения конституционных норм.

Процесс принятия решений в КС менее зависим от внешних обстоятельств, чем в исполнительной власти, где можно достичь ощутимых результатов только при наличии стабильности. В условиях многолетнего политического противостояния прогресс невозможен. С одной стороны, граждане ждут изменений к лучшему, с другой – без политической поддержки внедрение реформ невозможно.

― Поддержки не было даже со стороны бывших коллег по партии и Альянсу за европейскую интеграцию?

― От них прежде всего. Хочу сказать, что любой проект реформирования судебной системы продвигался крайне сложно. Это всегда была самая спорная тема, вызывавшая противоречивые дискуссии. По ряду фундаментальных вопросов не было никакой возможности найти точки соприкосновения.

Самое сложное – это преодоление проблем менталитета и политической культуры. Намного проще говорить об европейских стандартах, чем им соответствовать. То же самое с судебно-правовой реформой.

Я по-прежнему уверен, что без существенного обновления судейского корпуса невозможно провести ни одну реформу. Думаю, в Молдове достаточно молодых квалифицированных специалистов, способных занять должность судьи. У них есть и необходимый багаж знаний, и кругозор зачастую шире, чем у многих из нынешних 450 судей. Часть из них всеми силами противятся реформам, хотя есть и немало судей, поддерживающих необходимость кардинальных изменений.

Но предпринять какие-либо быстрые меры по кадровым вопросам было невозможно – как из-за особого статуса судей, так и из-за отсутствия политической воли. В начале 2010 года был прекрасный момент, чтобы добиться перелома. Этого не произошло исключительно из-за недальновидности отдельных лидеров, которые решили, что выгоднее взять коррумпированную систему под контроль, чем поломать ее. Данный подход не соответствовал моим взглядам на реформу. Во многом по этой причине я покинул пост министра юстиции.

Молдова на десятки лет отстает в реформировании юстиции. Об этом свидетельствует не только последний скандал, связанный с акциями ряда молдавских банков, но и другие события. Поэтому я являлся сторонником радикальных решений вместо пустой траты времени на разработку разных стратегий, концепций и планов действий, которые будут действовать лишь до прихода новой власти.

Нынешнее правительство унаследовало десятки таких документов, которые пришли в негодность в момент утверждения новой программы правительства. Это чисто молдавская специфика – разрабатывать стратегии на несколько лет вперед без учета того, что может смениться власть, которая откажется от этих предложений и начнет разрабатывать новую реформу.

― Некоторые реализованные вами инициативы сейчас подвергаются достаточно резкой критике, например разгосударствление исполнительной системы. Частных судебных приставов фактически обвиняют в работе на рейдеров.

― Интересен тот факт, что критика звучит со стороны тех, кто в свое время получал лавры за успех данной реформы. До сих пор я не услышал ни одного факта, который бы подтверждал, что новые законодательные положения не работают так, как должны работать. Основное, что мы сделали, – это изменили структуру системы, государственные приставы стали частными. А что касается Исполнительного кодекса, так он был принят задолго до моего появления в Министерстве юстиции.

Довольно странные обвинения прозвучали из уст премьер-министра Влада Филата по делу о так называемых «рейдерских атаках» на ряд молдавских компаний и банков. Он утверждал, что немедленное исполнение судебных решений стало возможным в результате реформы исполнительной системы. На самом деле такая норма входила в гражданские процессуальные кодексы, начиная с 1964 года. Надеюсь, что в будущем премьер-министр будет более аккуратен в своих оценках.

Я бы предпочел оперировать фактами, а не предположениями. Неисполнение судебных решений являлось основной проблемой молдавского правосудия. В результате данной реформы сейчас в Европейском суде по правам человека практически нет дел этой категории. А еще два года назад в Страсбурге были тысячи таких жалоб.

Критикам данной реформы я хочу напомнить, что не всегда гильотина является самым подходящим средством борьбы с перхотью. Если полицейский нарушил закон, это не говорит о необходимости ликвидации всего МВД. Если член правительства получил взятку, это не означает, что следует аннулировать исполнительную власть.

Общее число жалоб, поступающих в Страсбург, в прошлом году сократилось на 30%, в нынешнем году этот показатель будет еще более существенным. Иными словами, национальный механизм стал работать ощутимо лучше, нежели ранее. Все эти факты легко проверить.

― Многие из решений, которые были приняты ранее под вашим руководством, попадают в Конституционный суд. В скором времени здесь предстоит рассмотреть запрос депутатов от ПКРМ, настаивающих на незаконности упразднения экономических судебных инстанций.

― Свою позицию я не изменил. Более подробно не могу комментировать эту тему, так как в скором времени по данному обращению выскажется Конституционный суд.

Могу заверить всех, что решение КС будет взвешенным и аргументированным, исходя из положений Конституции и оснований, изложенных в запросе. Субъективизма не будет.

― При рассмотрении дела Иона Муруяну вы воздержались от участия в процессе, сославшись на то, что, будучи министром юстиции и членом Высшего совета магистратуры, начинали в отношении него дисциплинарную процедуру. Последует ли заявление о самоотводе и в этом случае?

― Поживем – увидим. В профессиональной деятельности я всегда руководствуюсь правовыми требованиями. Однако в деле Муруяну вопрос был не в законности, а в профессионально-этических принципах. По закону, брать самоотвод надобности не было, но я посчитал участие в данном процессе неэтичным.

В любом случае, решение о неконституционности этого постановления парламента было принято судьями единогласно. Здесь идет речь о противоречии между нормами разных законов, с этой проблемой мы сталкивались и ранее. Думаю, что при участии в заседании я поддержал бы позицию, изложенную в решении КС.

― В сегодняшней ситуации без политической поддержки невозможно руководить ни одним государственным институтом. Ощущается ли это в Конституционном суде?

― В Молдове слишком узко воспринимается такое понятие, как политическая поддержка. Я рассматриваю его шире, подразумевая поддержку со стороны власти в целом, а не политических партий.

Но это не относится к Конституционному суду. У нас есть абсолютно все, чтобы выносимые решения соответствовали духу Конституции, а не потребностям политиков, – компетентные судьи, опытный персонал и нужные условия для работы. Поддержка политиков не нужна ни нашим судьям, ни мне как председателю. Главное, чтобы не мешали.

В то же время я считаю в корне неправильным, когда политические деятели, не согласившись с тем или иным постановлением, начинают критиковать членов КС. Было бы логично, если бы они подвергали критике положения решения, а не кандидатуры судей. Однако разумные аргументы приходится слышать крайне редко.

― Ваше избрание на руководящий пост сопровождалось изменением практики работы Конституционного суда. В чем суть этих нововведений?

― Постановления КС отныне будут полностью соответствовать практике Европейского суда по правам человека. Его юриспруденция обязательна для Молдовы и является частью нашей национальной правовой системы.

Прежде всего, радикальные изменения коснутся техники аргументации выносимых решений. Меньше внимания будет уделяться субъективному восприятию законодательных норм. Это обеспечит широкий доступ к постановлениям КС, они станут более понятны всем гражданам, а не только посвященным.

― До прошлой недели Конституционный суд объявлял свой вердикт практически сразу после рассмотрения дела. Чем объясняется введение длительного перерыва для вынесения решения? Многие усмотрели в этой новации политическую подоплеку, ведь у заинтересованных лиц появляется время, чтобы попытаться повлиять на судью.

― Это нормальная практика, когда постановление принимается по итогам заседания и оглашается спустя некоторое время. Никакого политического подтекста в этом нет. Суд делает перерыв на несколько часов или даже дней для обсуждения, а окончательное решение публикуется на его веб-странице.

Раньше КС оглашал после заседания только резолютивную часть решения, а мотивировочную часть позже. Общество и пресса комментировали решения, не зная мотивов, которые легли в его основу. Сейчас появляется доступ сразу к полному тексту постановления.

Оглашение части решения, когда существует весь его текст, отредактированный для «Официального монитора», позволит участникам процесса и всем заинтересованным лицам иметь под рукой ясные аргументы, которые повлияли на вердикт.

― Какие еще цели вы ставите перед собой на посту председателя Конституционного суда?

― Есть ясные цели, и достаточно амбициозные. Решение высшего органа конституционной юрисдикции – это в большей степени юридически-философский продукт, который должен основываться как на положениях Конституции, так и на правильном восприятии демократических ценностей.

Мы намерены добиться, чтобы КС стал влиятельным органом, который формирует устойчивые «правила игры» относительно соблюдения Конституции. Слово «мы» я употребил неслучайно, поскольку КС является коллегиальным органом. Для меня важно, что мои коллеги-судьи проявляют поддержку в этих начинаниях.

В течение ближайших месяцев изменятся подходы к вынесению решений и практика деятельности Конституционного суда. Общество это почувствует уже в скором времени.