Том Гейгин

После смерти Ким Чен Ира проявление горя в Северной Корее стало всеобщим и повсеместным. Но на самом ли деле люди чувствуют сильную утрату или они попросту ведут себя так, потому что надо?

Северокорейцы взяли пример с ведущей телевизионных новостей, которая была в черном и едва сдерживала слезы.

Затем слезы, рыдания и удары кулаками об асфальт стали повсеместным явлением.

Мужчины и женщины оказались в водовороте всеобщей бесконтрольной истерии. "Как он мог оставить нас?" – сквозь слезы говорит одна из северокорейских женщин.

Эта картина напоминает всеобщий траур, который был в стране после смерти отца Ким Чен Ира – Ким Ир Сена в 1994 году. Так настоящее ли это горе?

Психиатр и писатель Энтони Дениэлс, известный под псевдонимом Теодор Дарлимпл, утверждает, что однозначно сказать нельзя. В составе британской делегации он посетил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, проходивший в Северной Корее в 1989 году.

"Здесь смешаны страх, ужас, неопределенность будущего, всеобщая истерия и, возможно, искреннее горе. Трудно сказать, что люди испытывают на самом деле, и вряд ли мы когда-либо это узнаем. Существуют огромные различия в культуре. При этом нужно помнить, что мы имеем дело с режимом, где обязательным для исполнения является все, что не запрещено, поэтому нельзя говорить определенно, что у людей творится в сердцах", - размышляет Дениэлс.

Он утверждает, что во время его визита в 1989 году не было заметно показных эмоций , за исключением очевидной всеобщей истерии.

"Когда я был на огромном стадионе, и появился великий вождь Ким Ир Сен, все вокруг встали и начали ему поклоняться. В прямом смысле поклоняться и вопить одновременно. Возможно, эти люди не могли это не делать из страха, но в то же время, может быть, они на самом деле испытывали преданность великому вождю. Когда умер Сталин, люди тоже рыдали на улицах, но не так широкомасштабно и пронзительно, как в Северной Корее", - говорит Дениэлс.

"В меньших масштабах что-то подобное можно было наблюдать и в странах Запада, когда людям было необходимо излить свои эмоции, – утверждает писатель. – После смерти принцессы Дианы некоторые боялись быть белыми воронами в общей массе скорбящих. Но это коренным образом отличается от происходящего в Северной Корее ажиотажа".

Писательница Барбара Демик пишет в своей книге "Нечему завидовать: Жизнь простых людей в Северной Корее", вышедшей в 1994 году: "Наигранность горя стала понятием соревновательным. Кто сумеет рыдать громче всех?"

"Один юный студент из Пхеньяна ничего не чувствовал в душе, когда все вокруг громко рыдали, - приводит пример писательница. – Все его будущее зависело от того, как он будет плакать. И это касается не только его карьеры и членства в Рабочей партии, но и самого существования. Это был вопрос жизни и смерти".

По словам Демик, молодого человека спасло то, что он искусственно заставил глаза слезиться. Затем он просто начал рыдать вместе со всеми.

Керри Браун, возглавляющий азиатский отдел Королевского института международных отношений Чатем-Хаус, предполагает, что для многих северокорейцев это, скорее всего, была естественная реакция. Потому что известие о смерти вождя заставляет жителей Северной Кореи задуматься о своей национальной самобытности, безопасности и умении выжить. Это народ, который считает, что находится в постоянной боевой готовности, а за всем следит их хороший и добрый вождь. Но мы не можем с уверенностью сказать, что на самом деле испытывают северокорейцы, как не можем мы знать, какая идет закулисная борьба за власть в среде правящей элиты.

"Контроль над информацией настолько плотен, что, вероятно, они на самом деле испытывают шок. Поэтому, очевидна всеобщая истерия. Но является ли печаль в том виде, в котором мы привыкли ее видеть на Западе, искренней – нам неизвестно", - размышляет политолог.

"Им постоянно говорят, что страна все время подвергается нападкам со стороны США, и "великие победы" прошлого были одержаны только благодаря сильному руководству. Соответственно, потеря главы в подобной патриархальной системе будет ощущаться на личностном уровне", - говорит Браун.

"Но проявление горя в 1994 году было гораздо более сильным. Потому что положение Ким Ир Сена в северокорейском обществе было намного более значимым. Сейчас скорбь будет не такой сильной и искренней, как тогда", - утверждает политолог.