Елена Узун

С журналистами известный российский актер встретился сразу по прибытии из Одессы в Кишинев, и мы узнали, что в детстве он был скрипачом, дружен с Башметом, у него есть свой ресторан…

А еще Олег Евгеньевич поведал о своих последних проектах, съемках и отношении к современному российскому кино, с которым он сотрудничает не часто.

― Почему выбор пал именно на моноспектакль «1900»?

― Мне не интересна на сцене сегодняшняя жизнь, она мне вообще мало интересна, и не стоит тащить ее на сцену. Театр создан для другого. Мне нравятся легенды, притчи, мифы. Я играл легенду о Нижинском, пьесу о Калигуле… «1900» ― это легенда о пианисте, которая не могла быть правдой и не могла случиться в реальной жизни. Не мог существовать такой пианист, не мог он так играть, не мог он родиться и умереть на этом корабле. И мне это очень понравилось.

― Но вы не любите формат моноспектакля...

― Очень ответственно, хотя задумывался о такой возможности. Даже были попытки специально для меня написать пьесу. Моноспектакль ― это отличная проверка для артиста. Честный экзамен на то, можешь ли ты удержать внимание зрителя, глядя ему прямо в глаза полтора часа, или нет? Для меня всегда было проблематичным, трудно было перебороть этот барьер.

― Не было опасений, что вас не поймут, не примут в такой форме?

― Но если люди идут в театр, значит, им уже заранее интересно. Мой «1900» настолько понятен, прозрачен, там такие элементарные человеческие вещи затронуты, что вряд ли зритель сможет не откликнуться. Мне спектакль дорог тем, что в нем я. Это я сам и мой разговор со зрителем.

― Как подбираете музыку к спектаклям? Играете на каком-то инструменте?

― Для меня музыка очень многое значит, а уж в театре тем более. Это главный персонаж во всем с детства, поскольку я окончил музыкальную школу как скрипач. Давно отказался от фонограмм в драматическом театре, потому что музыка должна быть не фоном, а живым действующим лицом. В спектакле «Игроки» у меня целый оркестр на сцене, в «1900» джазовое трио играет вживую. Сейчас у меня новый проект «Духовой оркестр Олега Меньшикова», в котором играют 30 человек! Это шоу-проект, в котором я читаю вслух свой дневник, где каждая глава сопровождается игрой музыкантов. И они не только дуют, еще танцуют и поют. Оркестру год, а у нас уже тур: Рига―Таллинн―Санкт-Петербург–Киев–Урал–Сибирь. И в планах «Вестсайдская история».

― У вас мало ролей в кино...

― Недавно посчитал и сам удивился ― 30 не наберется! Понаблюдав за российским кинематографом сегодня, я как-то не заметил в нем особых подвигов и откровений. У меня пока есть возможность не сниматься ради денег. Этим летом я был занят в фильме «Легенда №17» о Валерии Харламове, в котором я играл роль тренера Анатолия Тарасова, не имея никакого внешнего с ним сходства.

― Герой 1900-й делает одну попытку сойти на берег, на которую так и не решается…

― Это и для меня загадка, вопрос, вопросище! На самом деле ответа нет. Вот он такой 1900-й, единственный, и все, что у него есть, – это клавиатура в 88 клавиш! Другого ничего нет!

― Вы модный актер?

― Ну так издревле в нашем деле. В первую очередь идут на актера, и ничего плохого я в этом не вижу. Во-вторых, зритель реагирует на пьесу, а режиссер, увы, становится лишь третьим аргументов в пользу постановки.

― Не хотите стать режиссером?

― Я обожаю сюрпризы в жизни. И если бы раньше мне кто-то сказал, что у меня будет в Москве ресторан, долго бы хохотал. Полтора года назад открыл ресторанчик под забавным названием «Чемодан». У нас и меню редкое – Енисейская кухня 19-го века! Если бы года три назад мне предсказали, что организую свой духовой оркестр, хохотал бы еще громче. Вот если предложат настоящую режиссуру ― иди знай, но это особые мозги нужны. В театре я знаю, как это все организовать, административно тоже ― у меня уже 10 лет как своя театральная компания. И «1900» ― это все мое, и сценография, и декор, и режиссура. В кино опыта нет ― рискнул бы пока сорежиссером.

― А должности предлагали?

― Разговоры о моем художественном руководстве в одном московском театре идут постоянно. И я к этому полностью готов. Мне лень долго заниматься одним спектаклем, одной ролью – все быстро надоедает. Но я знаю, как организовать работу в театре так, чтобы в него ходили.

― С кем из музыкантов дружите?

― Я в замечательных отношениях с Юрой Башметом, он бывает практически на всех моих спектаклях. Считаю его гениально одаренным человеком, потому что в его игре присутствует такой серьез и такая легкость! Как ни приеду к нему, он все время стоит с инструментом. И это приносит ему колоссальное удовольствие. Божественно легок в профессии, как Моцарт. Таким вольготно в профессии, но очень сложно в жизни.

― Чего еще ждете от жизни?

― Побольше сюрпризов. Мы все боимся неизвестности, а надо только идти, и все те неожиданности, которые со мной происходят в последние годы, дают мне колоссальные силы.

― А ваши роли находили отражение в жизни?

― Скорее наоборот. Что у меня в жизни, то потом можно прочитать и на сцене…

― В жизни вы тоже актер?

― Не более, чем другие. Не понимаю коллег, которые ставят перед собой цель перевоплощения, походку меняют, дикцию. Мне это неинтересно. Артист должен играть мысль, историю, тему. Для меня сцена – повод откровенно поговорить с самим собой. В жизни мы находим сто отговорок для оправдания своих поступков. Но на сцене я предельно честен!

После спектакля…

Теперь о главном, о Меньшикове на сцене. Это здорово ― никакой позы, фальши, заигрывания со зрителем. Все цельно, ясно и немного грустно. Потому что такие пьесы и такие актеры к нам не приезжают, такого уровня мы не видим, упуская из жизни очень важное – настоящее искусство. Олег Меньшиков всегда безупречен, а теперь мудрый, сердечный, очень стильный, но не франт. «1900» ― спектакль высшего класса, лаконичный, сделанный минимальными средствами. Очень точный, по-музыкальному волнообразный. Простой и сложный, экспрессивный и легкий. Поражающий и близкий сердцу каждого…Олег играет, танцует, бьет чечетку, но это не важно. Он исповедуется вместе со своим 1900-м – странным, подвисшим в пространстве существом. И это душа, которую так и не поймут ни на земле, ни на небе. Хотя она говорит с нами языком жеста, музыки, экспрессией мысли. Но чего-то недоговаривает, акцентируясь то на одной детали, то на другой… В танце Меньшиков верен себе, изящно завершая «па» на цыпочках в невесомости. Вот эти подвисания и есть самое главное – не романтика, не мечта. Это вопрос. Вечный вопрос – а знаете ли вы себя, люди? Примете ли меня такого, со странным именем 1900-й! Поймете ли? И стоит ли сходить на берег, где тебя не ждут? В ответ только улыбка – уже не такая легкая и беззаботная, как у Костика из «Покровских ворот», но такая же полетная, устремленная в бесконечное пространство… Помните? У Козакова мотоцикл Савранского не уезжает – улетает. Ну и дай Бог ему вечного творческого полета!