Станислав Лужанский

Один мудрец заметил: даже самая страшная война кому― то страшно выгодна. За любой войной всегда стоят чьи― то меркантильные интересы. Кавалеру Ордена Республики, генералу Антону Гамурарю известны факты, подтверждающие эту истину.

В преддверии 20― й годовщины начала войны генерал побывал в гостях у «Панорамы». Антон Гамурарь известен тем, что основал бригаду полиции особого назначения (сейчас Fulger), которая прикрывала самые опасные участки на всем протяжении военных действий. В июне 1992 года он возглавил известную операцию по освобождению полицейских, попавших в осаду в городе Бендеры.

― Господин Гамурарь, как вы относитесь к идее, чтобы совместно с ветеранами Левобережья отметить дату начала приднестровского конфликта?

― Положительно. Мы в свое время предлагали провести нечто вроде спортивно-культурного праздника, но в то время у власти были Игорь Смирнов и глава госбезопасности ПМР Владимир Антюфеев. Они не позволяли развиться этому начинанию. Иначе, как они считали, появится инакомыслие. Приднестровцы поймут, что у нас все совсем не так, как день и ночь им рассказывают по местному телевидению и радио.

Пример из моей личной жизни: несколько лет назад моя родственница с правого берега отправилась в приднестровское село Дзержинское, но возвращаться побоялась, так как по местному радио услышала страшилки, что на Кишиневском тракторном заводе выпускают танки и вот-вот произойдет вторжение в Приднестровье.

Понимаете, простому народу все равно, что хотят политики. На этом маленьком клочке земли разве нужно что-то делить, равнять? Кроме того, все уже давно поделено ― заводы, фабрики, вооружение продано черт знает куда. В ту же Чечню. Вот почему для разрешения разногласий нужно искать мирные пути.

― Почему тогда, по-вашему, приднестровский конфликт до сих пор не разрешен?

― Известно, что дело стопорит Россия. Руководство этой страны не заинтересовано в том, чтобы оба берега Днестра нашли точку соприкосновения. И я не понимаю особую необходимость этого, ведь на этот регион тратятся огромные средства, в том числе на поддержку 14-й армии, приднестровской армии, которая раза в два больше, чем молдавская, пограничников, спецслужб и на прочее.

Война в Приднестровье готовилась спецслужбами бывшего Союза заранее. 15 лет назад я говорил с Антюфеевым. Он было начал: «Наш приднестровский народ...», а я ему: «Постой, ты откуда пришел?». Я могу договариваться с теми, кто здесь родился, а не с теми, кого направили в Приднестровье заранее, специально, еще в конце 80-х.

С правого берега на левый выводилось тяжелое вооружение. Так, например, мы остались без танков. Если бы они были у нас как серьезный сдерживающий фактор, война, скорее всего, не началась бы.

Плохо, что власти в Кишиневе не особо обращали внимание на эти процессы, да и боялись что-либо предпринимать. «А вдруг из-под меня выбьют кресло?», ― думали они. И не зря боялись, ведь республика только получила независимость.

― Кому была выгодна война?

― Молдова была стратегическим районом, плацдармом, с которого открывался путь на Балканы. Поэтому здесь было сосредоточено огромное количество вооружения. Каждый крупный завод в течение 24 часов был готов развернуть военное производство: тракторный завод ― танки, хладокомбинат ― пушки, «Мезон» ― ракеты. В цехах находилось много серебра, золота, платины и другого цветмета. В начале 90-х это имущество начали растаскивать. Для прикрытия темных дел была придумана война. Вот пример: для комплектования своей бригады я попытался получить доступ на огромный военный склад на Заводской, где хранились одежда, продовольствие и прочие запасы на «черный день». Меня к нему не допустили. Уже после войны я опять приехал на склад. Хотел одеть и обуть своих обтрепанных в боях ребят. У ворот сидел дед с берданкой, а по территории ветер разносил пыль и газеты. На сей раз мне разрешили пройти. Склады были абсолютно пусты. Куда все делось?

Отчасти это произошло «благодаря» людям, которые стояли у власти как в Кишиневе, так и в Тирасполе. Каждый воровал, не мешая другому. Нужно понимать, что все те, кто вдруг заделались рьяными демократами, были в прошлом представителями коммунистической властной элиты. Возьмите список членов самого первого молдавского правительства. Кто-нибудь из них остался в Молдове?
 

В Приднестровье творилось примерно то же самое. Например, известный командир батальона гвардейцев ПМР Юрий Костенко продавал оружие в Сербию и Чечню. Потом он вымогал у местных бизнесменов деньги: вешал их, обматывал колючей проволокой, фотографировал и выдавал в качестве свидетельств зверств молдавского ОПОНа. Это подогревало истерию среди жителей. В то же время бывший прокурор ПМР Борис Лучик спустя всего год после войны признал, что кровавые провокации устраивали отряды Костенко и Антюфеева.

Провокации проводили и спецслужбы Союза. Так, 3 ноября 90-го на митинге на мосту через Днестр были убиты три человека. Тирасполь обвинил нас, хотя нарочно для этого на правый берег перебросили снайперов.

Беда была в том, что Кишинев, формально имея свои спецслужбы, никак не смог все это доказать. Просто в тот переходный период силы госбезопасности все еще подчинялись Москве и работали в интересах режима Смирнова.

В то время многие должностные лица Молдовы сидели на двух стульях одновременно. Исподтишка даже во время вооруженного конфликта они направляли в Приднестровье медикаменты и продовольствие. В районе Бендер я вместе с комиссаром Сорок Георгием Дилижаном задерживал грузовики с таким имуществом. Представляете, руководство МВД распорядилось немедленно отдать груз сепаратистам. Однажды Дилижан захватил у противника 10 тонн горючего, и начальство поступило точно так же. Эти люди из министерства и сейчас находятся на высоких постах.

Вели игру на два фронта, опасаясь, что Молдова не сможет остаться независимой, и боялись создавать силовые структуры. Декрет о формировании Национальной армии был издан 3 сентября 1991 года, однако до марта 92-го вооруженных сил у Молдовы все еще не было. Хотя в сентябре был самый удобный момент для переподчинения существующих военных структур бывшего Союза нашей новой республике.

Опасность замены власти в Приднестровье недооценили и запустили. Местное руководство стали выталкивать эмиссары, назначенные Москвой. Одних «просили» уйти, и они легко покидали посты, других вытесняли силой. Был момент, когда процесс приближения к войне можно было остановить. Например, весной 90-го комиссар Тирасполя Александр Зелинский просил у Кишинева приказа для задержания главарей сепаратистов. Однажды мы с комиссаром заперли черную «Волгу» Смирнова в центре Тирасполя в коробочку и были готовы его «взять», однако от нашего руководства приказа не добились. А ведь он, Смирнов, и другие могли бы до сих пор «сидеть», будучи в ответе за переворот, уничтожение легитимной власти и людей, ратовавших за целостность и независимость Молдовы.

Множество несогласных людей в Приднестровье были расстреляны прямо в поле, в собственных домах, а Кишинев не сумел их защитить. Уже во время боев были случаи расстрела несогласных среди «своих» прямо в окопах.

― Разве молдавская сторона не провоцировала приднестровскую на отсоединение? Вспомним хотя бы лозунги Народного фронта: «Униря!», «Жос Русия!», «Чемодан. Вокзал...» и угрозы в отношении русскоязычных.

― Вот еще пример: в 1990 году в Приднестровье прошло что-то вроде нашего аналога Великого Национального собрания, на котором ставился вопрос о том, быть ли Молдове независимым и единым государством. Тут на собрание прибыли автобусы с представителями Народного фронта, которые начали орать «Униря!», «Жос Русия!» и тому подобное. Депутаты увидели это грязное дело, испугались. В итоге решение было сорвано. Народные фронты в бывших союзных республиках были созданы спецслужбами СССР. Центральные власти использовали их для предотвращения развала Союза. Лидеры фронтов, такие как Юрий Рошка, пришли из того времени ― советского. Народный фронт, страшивший идеей объединения с Румынией, был молотком, которым пугали народ и власти. Молдавским руководителям приходилось танцевать как перед Москвой, так и перед Народным фронтом.

Когда в Кошнице начались боевые действия, у памятника Штефану собралась толпа фронтистов, скандировавшая «Дайте нам оружие!». Когда сотни добровольцев повезли на фронт, их лидер под каким-то предлогом вышел на Чеканах и так и не вернулся. Его бравая «дружина» рассыпалась в садах и виноградниках. В итоге до Днестра доехали лишь 15 человек.

― При всех провокациях и двуличности молдавских властей была ли необходимость военного вмешательства?

― К 1992 году бандиты из Приднестровья влезли во множество населенных пунктов правого берега. Проникли в район Штефан Водэ, Каушанский район, Новоаненский. Прекрасно отдыхали в санаториях Вадул-луй-Водэ.

Народу Приднестровья надоели самозванцы у власти. Вот говорят, что на помощь пришли российские казаки, но какие это казаки, если в 20-е годы почти всех их уничтожил Сталин? Большинство этих людей пришли мародерствовать, убивать и получать за это деньги. Многие до того побывали в горячих точках на территории бывшего Союза. Имея автомат в руках, почему бы не занять красивый дом, выгнать или убить его хозяев, не изнасиловать? Поймите, ни один нормальный человек, за редким исключением, не поедет воевать за идею в чужую страну, оставив свою семью. В Дубоссарах так называемые казаки повесили пожилую женщину во дворе дома и не позволяли ее хоронить для устрашения. Одному из «казаков» понравилась машина местного жителя, и он убил всю его семью. В Кочиерах они поиздевались, а потом бросили в колодец учительницу, которая поддерживала полицию. В этом же селе возмущенный действиями пришлых мародеров народ собрался и обратился за помощью к командиру войсковой части. Так тот привез из Дубоссар группу гвардейцев для их усмирения. Убили и старшину Лукьянова из той части, который просил не стрелять в людей. Жители вынуждены были подняться, захватить воинскую часть и обороняться самостоятельно. Необходимо было вмешаться.

― С какой техникой пришлось воевать, если, как вы утверждаете, до войны ее вывезли?

― Все вооружение вывезти не успели. В Молдавии его было очень много, так что было чем воевать. Другой вопрос ― каким образом им можно было воспользоваться? Все военкоматы на правом берегу возглавляли старые пророссийские офицеры, бойкотировавшие формирование Национальной армии.

В итоге в начале конфликта у ребят моей бригады был один автомат на двоих. Сам факт того, что в боевых действиях участвовали, в основном, добровольцы и полиция, говорит против агитационного утверждения о том, что армия Молдовы готовилась к нападению на Приднестровье. Да не было никакой армии!

― Расскажите про знаменитую операцию по освобождению бендерских полицейских.

― Город был хорошо вооружен. Нам противостояли около 800 гвардейцев Костенко. Наш отряд состоял из 34 человек. 19 июня в Бендеры мы зашли на двух БТР-80 и двух МТ-ЛБ. На последних были установлены мощные «зенитки». Ими мы сносили доты. Я сидел в БТР, шедшем впереди. Трижды машину пробили, одно из колес от гранаты отлетело к черту, а от пуль броневик потом блестел. С него было все снесено, даже пыли не осталось. После одного из попаданий машина заглохла, а все бойцы в ней на миг потеряли сознание. К счастью, удалось тронуться. Иначе бы уничтожили. Пробились к райсовету и вывезли блокированных полицейских. Возле райсовета находился работающий роддом, из которого засевшие боевики Костенко, состоявшие из бывших зеков, «лупили» по нам. Кроме того, бандиты выбрали для эскалации конфликта выходной день, когда проходили выпускные вечера.

Потом пришли танки и добровольцы, состоявшие главным образом из офицеров 14-й армии, и нам пришлось отступить, после чего сформировался фронт. Дважды город оказывался в руках нашей бригады, но сил для его
удержания не было.

Страшнейшие бои были... Тем, кто нас атаковывал, приходилось несладко. Случалось, шли с белым флагом и просили не стрелять, поскольку сзади стояли заградительные отряды. Им кричали: «Вперед, мы вам заплатили!», но, услышав с наших позиций русскую речь, солдаты атаковать не хотели. Они же шли против румын, фашистов, а тут...

Применяли и «психические атаки»: шли на нас открыто, шагом, автоматы у бедер, на боку фляжки со спиртом. Оставляли множество тел на улицах. Я участвовал в тех боях и был тому свидетелем.

Трупы увозили рефрижераторами, а тех зеков в черных робах грузили в «КАМАЗы» и сваливали прямо в Днестр. Как-то к нам попали 78 справок об освобождении из тюрем. Я показывал их российским журналистам, но что-то не видел, чтобы об этом потом рассказывали по телевидению.

Был такой очень показательный случай: в Бендерах между нашими позициями и гвардейскими находился ювелирный магазин. Какой-то мужик забрался туда, и у выхода его с полными карманами золота пристрелили. Потом рядом насчитали 16 трупов. Бандиты лезли, чтобы забрать у него золото, и их тут же убивали либо свои, как конкурентов, либо наши, как мародеров и врагов. В итоге драгоценности во время боя с плачем забрал мальчик, по всей видимости, сын того мужчины.

― Как вы оцениваете потери сторон в конфликте? Являются ли официальные данные достоверными?

― На Аллее Славы в Тирасполе значатся имена не более чем 600 погибших на левом берегу, но их в действительности намного больше. Генерал Александр Лебедь в одном из интервью сообщил о 5400 убитых. По моим подсчетам, их около 6000. Не менее 200 мирных жителей уничтожил один только отряд Костенко.

Наши официальные потери составляют 396 человек, из них 89 полицейских, треть из которых мои ребята.

Тем не менее точное число потерь установить сложно. Все документы, связанные с той войной, были уничтожены в силовых министерствах. Служба безопасности под видом краж изымала их даже из домов офицеров. Вся документация нашей бригады того периода, в том числе 604 часа видеозаписей, также исчезли. Когда министром внутренних дел назначили Георгия Папука, тогда все и пропало.

― Как сложилась ваша карьера сразу после окончания войны?

― Наша бригада научилась неплохо воевать, и в нас видели угрозу, поэтому меня сместили. Потом дали пост заместителя министра внутренних дел, но после того, как я попытался навести порядок, «попросили» и оттуда. Затем я возглавил Службу гражданской обороны и создал в ней специальную роту. Имел неосторожность продемонстрировать уровень ее подготовки, и был смещен и с этой должности. Власти желали иметь карманное министерство. Хотя я был награжден Орденом Республики, было отдано неформальное распоряжение, из-за которого я долго не мог устроиться даже в гражданские структуры. Мне предлагали высокий пост в обмен на беспрекословное подчинение, но я никогда не был ничьим слугой, кроме народа.