Праздник Лаг ба-Омер обычно выпадает на начало мая. В 80-е годы одной из популярных тем, о которых писали израильские журналисты, было сравнение массовости первомайской демонстрации и посещения могилы рабби Шимона бар Йохая на горе Мерон на севере Израиля. С тех пор израильский Первомай превратился в ежегодную встречу маргиналов, в то время как перед каждым Лаг ба-Омером все силовые ведомства проводят серьезную предварительную подготовку с целью выдержать наплыв народа. Лаг ба-Омер — это по-настоящему народный, массовый праздник.

В то же время Лаг ба-Омер — праздник необычный. Его необычность начинается с нетривиальности самой идеи праздника, влекущего людской поток к горе Мерон, зажигающего костры по всему Израилю (уже за неделю надо держать ухо востро, чтобы все картонное и деревянное, что плохо лежит, не было утащено детьми в качестве запаса дров). Историки не дают ответа на вопрос, когда и почему 33-й день Омера стал таким популярным праздником. Хотя мы и вспоминаем в этот день о прекращении эпидемии среди учеников рабби Акивы, свою нынешнюю славу он приобрел лишь вследствие распространения каббалистической книги Зоар. Ответ на вопрос, что именно евреи празднуют в Лаг ба-Омер, звучит странно: мы празднуем годовщину смерти рабби Шимона бар Йохая, автора Зоара. Немного необычный повод для веселья, не правда ли?

Поводы для удивления на этом не кончаются. Уважение к праведнику, мудрецу — вещь понятная. Вся еврейская жизнь прочно связана с письменным словом, поэтому авторы книг заслуженно занимают уникальное место в еврейском обществе. Но имеется вопрос, обязательно возникающий у каждого, кто знакомится с еврейской жизнью как бы извне: не занимает ли почитание ученых и праведников место, которое должно быть отведено вере в единого Б-га? Тора неоднократно предупреждает об опасности поклонения любому творению — от самых высших до самых низших. Нет ли элементов культа праведника в особом отношении к мудрецу?

Для нас, «выпускников двадцатого века», вопрос стоит особенно остро: об опасности культа личности мы слышали с ранних лет. Зачастую новички в еврействе, обладающие подобным культурным багажом, почитают за лучшее отмежеваться от некоторых деталей традиции иудаизма, как от явления простонародного, предназначенного «для малообразованных слоев общества». Но такое решение грешит самообманом. Разумеется, можно увидеть отличия между традициями почитания праведников в среде ашкеназских и сефардских евреев, между хасидами и литваками. Следует, однако, иметь в виду, что самый убежденный литвак найдет в своем духовном багаже историю про кого-то из учителей, которая не посрамила бы самого пламенного хасида.

Чтобы лучше разобраться в этом вопросе, мы должны вспомнить о еще одном важном аспекте Торы — педагогическом. Махараль из Праги, опираясь на слова Мидраша Раба, утверждал, что Тора дана лишь для того, чтобы очистить творения. То есть в каждой детали Торы нам важно увидеть ее облагораживающее влияние на человека. Не всегда это влияние лежит на поверхности. Выявлению воспитательного эффекта разнообразных заповедей Торы Рамбам посвятил большую часть своего основного философского труда «Путеводитель растерянных». Запрет идолопоклонства и утверждение монотеизма, помимо описания истинного положения дел в мире, означают установление более высоких требований к морали. Идолопоклонство дает человеку возможность снять с себя ответственность за происходящее. Существует тот (или то), от кого все зависит, и мне остается лишь подстроиться к этим властвующим силам, умилостивить их. Вера в единого Б-га — это выбор между добром из злом, поставленный перед человеком. От этого выбора зависит все, что происходит с ним самим. Именно поэтому Тора связывает с идолопоклонством аморальное поведение, а моральные кодексы берутся именно из монотеистических текстов.

Любая идеология хотя и не является идолопоклонством в строгом смысле слова, будучи абсолютизированной, выполняет ту же функцию, что и поклонение идолам: снимает с человека ответственность и подменяет ее принадлежностью к «правильному» мировоззрению.

Но человек может избрать и другой путь бегства от ответственности, направленный в противоположную сторону. Человек может абсолютизировать свою собственную точку зрения, не обращая внимания на то, что вступает с ней в противоречие. Он как бы превращает в предмет поклонения себя самого, и нет ничего, что могло бы подкорректировать его мнение. В каком-то смысле такой самообман опаснее первого. Пример этой опасности можно найти в еврейском законе. Хотя изначально нельзя молиться Всевышнему перед каким-либо изображением, в безвыходной ситуации это разрешено. А вот перед зеркалом запрещено молиться без каких-либо исключений: ведь соблазн собственного обожествления (абсолютизации) присутствует всегда. Что же может стать лекарством от такого соблазна? Разумеется, вера в Б-га помогает разрушить человеческий эгоцентризм, но она по определению абстрактна. Как известно, абстрактная любовь к человечеству не может привести индивидуума к конкретной любви к ближнему. Так и эгоцентизму необходим ощутимый противовес. Именно этим объясняют некоторые комментаторы одну из задач заповеди «поставить над собой царя» — созданием конкретной модели подчинения, дающей представление об отношении к Всевышнему. Мудрецов Торы Талмуд называет царями, и это объясняет внутренний смысл традиционного преклонения перед мудрецами и праведниками.

Двойственность природы такого преклонения не была скрыта от мудрецов. Пророк Шмуэль был недоволен, когда евреи попросили дать им царя, чтобы их общество было устроено «как у всех» ( о дихотомии, заложенной в еврейской монархии, подробно можно прочитать здесь). Неправильным может стать отношение учеников к своим учителям, когда они, говоря языком трактата «Поучения отцов», «напьются дурной воды».

Между двумя этими опасностями — поклонением чему-то и поклонением себе — каждое поколение должно выбрать свою золотую середину, не впадая, с одной стороны, в подобие идолопоклонства, а с другой — не делая идола из своей собственной личности. Когда-то основной мировоззренческой опасностью было поклонение разнообразным идолам (об этих соблазнах повествует Танах), в последние века увеличивается перекос в сторону индивидуализма (self-made man), и противоядием этому стало развитие статуса праведника в хасидском учении.

Ключ к пониманию места праведника в иудаизме дал сам рабби Шимон бар Йохай, сказав: «Я всего лишь знак». Эти слова подразумевают, что праведник служит моделью, наподобие той, которую представляет собой еврейский царь. Жизнь праведника — это его духовный мир: его любовь, его трепет и его вера. А потому и почитание праведника обращено к духовному миру, вследствие чего оно не освобождает человека от ответственности за свои поступки, а, наоборот, ставит перед ним новые требования.

С таким пониманием сути праведника связано и отношение к его смерти. Для праведника смерть не страшна, поскольку жизнь для него не ограничена материальным существованием тела. День его ухода из мира живых оказывается праздником победы над смертью, преодолением конечности бытия. Радуясь в праздник рабби Шимона, мы изменяем и свою жизнь, вносим в нее ориентиры, чуждые нашей материальной природе.

Давайте веселиться вместе со всем еврейским народом радостью рабби Шимона, это веселье нас по-настоящему обогатит.