Газета “Секрет”, редактору Владимиру Плетинскому

Уважаемый г-н Плетинский!

После некоторых колебаний, связанных с двухлетним бездельем (вынужденным - по случаю болезни, пребывания в больницах с обретением кардиостимулятора, оставления любимой работы и срочной эмиграции из Кишинева на новую родину), решил написать в Вашу газету, которую постоянно читаю, свое мнение по поводу публикации статьи, перепечатанной из петербургского еженедельника “Смена” под заголовком “Ленинград спас девятнадцатилетний солдат” в “Секрете” №962 от 7.10.2012 г.

Но - сначала вкратце о себе.

Гуревич Яков Абрамович, рожд. 1924 г. в Минской обл, Беларусь. Среднюю школу закончил в 17 лет - за 3 дня до начала Великой Отечественной войны. А менее, чем через месяц (в середине июля 41-го) стал курсантом Кронштадского военно-морского медицинского училища.

Познал и ленинградскую блокаду (ноябрь 1941 - март 1942), и фронт (октябрь 1942 - август 1944), и госпитали после ранения (январь - апрель 1943). Демобилизовался в апреле 1947.

Закончил Белорусский государственный университет (отделение журналистики (1949-1954). Член Союза журналистов с 1965 г., член писательской ассоциации “Днестр” (Кишинев) с 2003 г. Автор книг (только документальных) -  “Юности тревожные колокола”, “Ее звали Марией”, “Для славы мертвых нет”, “200 шагов по Красной площади”, “Забвению не подлежит”, “Признание в любви” и др. Последняя - автобиографический двухтомник “Я и Ты” (ок. 900 стр) опубликована в 2008-2009 гг.

Из журналистской деятельности - газета “Молодежь Молдавии” (без малого 20 лет: литсотрудник, зав.отделами - учащейся и студенческой молодежи, культуры, военно-патриотического воспитания, ответсекретарь), газета “Кишиневские новости” (около 20 лет - зам. главного редактора). Убыл в 2010 г. в связи с заболеванием (сердечно-сосудистым).

Теперь о деле. Как уже сказано, с июля по ноябрь 1941 г. мне выпало служить и учиться в Кронштадте, с ноября 41-го по март 42-го -  в Ленинграде, куда эвакуировалось наше училище, а с марта 42-го - снова эвакуация училища по замерзшему Ладожскому озеру в г.Иваново. Увы, в отличие от оператора Григория Гельфенштейна, находившегося “за много километров от предполагаемой цели” и таким образом “сорвавшего планы гитлеровских генералов” и спасшего Ленинград, я находился в то самое время и в Кронштадте, и в Ленинграде.

О Ленинграде (спасенном!), наверное, говорить излишне - о его судьбе широко известно. Те самые судьбоносные налеты старший оператор радиолокационной станции “Редут-3” Григорий Гельфенштейн сорвал, а вот мне из будней блокады в память врезались пожизненно предупредительные обращения на улицах типа “Осторожно! Эта сторона обстреливается!” И, конечно же, покойники, вывозимые нескончаемо на санях и в машинах. В том числе - в нашем эвакуированном из Кронштадта военно-морском медицинском училище, которое было пополнено, а точнее - вновь набрано из ленинградских парней.

Кстати

Располагались мы в старинном дворце на углу площади Чернышева и улицы зодчего Росси. Кощунственно-чужеродно выглядели в его залах скрипучие, нагроможденные в три яруса, одна на другую, железные кровати, а вмиг остывавшие печки-”буржуйки” ненасытно пожирали сухие плитки взломанного нами бесценного расписного паркета - больше топить было нечем.

Но куда страшнее была такая деталь. Моча в нас неудерживалась! Только захотелось - редко кому удавалось благополучно добежать до туалета, брюки оказывались мокрыми. Это иногда служило поводом даже к шуткам. Но были вещи куда трагичнее. Оказалось, что недержание случается зачастую с курсантами за последней чертой. Как уже сказано, кровати наши крепились в три яруса. И вот среди ночи или перед рассветом вдруг чувствуешь, что на лицо с верхней кровати что-то капает или течет тоненькая струйка. Машинально облизываешься. Моча! С многоэтажным матом вне себя вскакиваешь с кровати, сдираешь одеяло с верхнего, а он уже... покойник!

Таким вот макаром ушла в мир иной большая часть нашего пополнения - курсантская капля в море Ленинградской блокады. Так что, эвакуировавшись в Иваново, пришлось вновь пополнять первый курс за счет местной молодежи.

Все это к тому, что “Ленинград спас девятнадцатилетний солдат”. Если бы!..

Что касается Кронштадта, где “атака фашистов была отбита”, и где “в первый раз этот номер у фрицев не прошел, а вторая и третья атаки не удались и подавно!”, то это опровергнуть намного легче, поскольку уцелел живой свидетель. И чтобы лишний раз не расстраиваться, ударившись в воспоминания, просто приведу отрывок из главы “Боевое крещение”, опубликованной в первой книге моей автобиографической дилогии “Я и Ты”.

“... Самым страшным для нас, курсантов, да и для всего Кронштадта, оказался день 22 сентября, когда война со всей беспощадностью вдруг решительно перечеркнула нашу дотоле беспечную, ничем не омраченную жизнь и открыла новый, суровый отсчет времени. В то позднее безоблачно-солнечное утро фашисты предприняли своеобразную психическую атаку на остров с воздуха. Десятки, если не сотни, самолетов с черными крестами на бортах, обрушили на город, и главным образом на пристань, где базировались едва ли не основные силы Балтийского флота, тысячи смертоносных бомб.

Второй курс училища был к тому времени досрочно выпущен и отправлен на фронт, так что на спасение раненых срочно бросили наш первый курс. И через всю оставшуюся жизнь - та запруженная судами, орущая, раскалывающаяся от грохота, полыхающая огнем и задыхающаяся в дыму пристань, с которой мы среди устрашающего завывания бомб с включенными сиренами и захлебывающейся пальбы зенитных орудий выволакивали раненых и обгоревших моряков. На линкор “Марат” грохнулся подбитый бомбардировщик со всем грузом бомб, отколов всю кормовую часть ( спустя несколько дней в “Правде” появится “Опровержение ТАСС”, где слухи об этом будут названы выдумкой!), и жертв там оказалось особенно много.

Ближе к полудню нас перебросили к Центральному госпиталю Балтийского флота, в палатах и операционных которого накануне начиналась наша практика. В его массивное, буквой “П”, здание угодила пятисоткилограммовая бомба, отколов правую часть и погребя под развалинами больных и раненых, и мы, падая от усталости, потрясенные всем увиденным и пережитым, до позднего вечера таскали носилки, бинтовали, накладывали шины - постигали войну во всем ее бесчеловечном обличье...”

Полагаю, комментарии здесь излишни, и написал я все это отнюдь не затем, чтобы уязвить 19-летнего солдата живым свидетельством тогдашнего 17-летнего курсанта. Просто всегда считал и считаю, что минувшая Отечественная война преподнесла нам столько образцов подлинного мужества и отваги, что она, война, не нуждается ни в домысливании, ни в подкрашивании.

P.S. Не для печати. Кстати, вскоре после демобилизации волею судьбы (во многом причудливой) я оказался в молдавском городке Бендеры в должности преподавателя русского языка и литературы СШ-1 как раз в тот год, когда 10-й класс той же школы заканчивал Ефрем Баух - нынешний председатель Союза писателей Израиля.

Я.Г.