Поздним вечером в конце октября 1990 года толпа зевак собралась напротив кишиневского Дома печати. Выли пожарные машины, крутились мигалки на карете скорой помощи, милиция оцепила здание.  На пятом этаже с треском лопались стекла, оттуда вырывались языки пламени. Горела редакция  газеты «Молодежь Молдавии».

У газетного киоска

В конце 1980-х тогда еще Советская Молдавия переживала настоящий газетный бум. Киоски «Союзпечати» превратились в культурные центры, очереди к ним выстраивались задолго до начала рабочего дня. С прилавков сметалось все – от еженедельника «Реклама» с объявлениями об обмене квартир до идеологически выдержанной «Правды» - органа ЦК КПСС. Самым большим спросом из всесоюзных изданий пользовались «Московские новости» - первая независимая газета в СССР.  (Замечу в скобках, что тогда слово «независимость» понималось буквально - как самостоятельная выработка и отстаивание журналистами собственной позиции). В Кишиневе был даже создан неформальный (а какой же еще?) Клуб любителей «Московских новостей».

Следом за «МН» из киосков «Союзпечати» исчезала местная «Молодежь Молдавии». И это при том, что подписка на газету росла не по дням, а по часам.

«Молодежка»  была одним из лучших периодических изданий СССР.  Команда здесь собралась очень творческая и мобильная: когда Горбачев объявил эпоху гласности, ребята начали поднимать такие темы, которые опасалась трогать даже передовая  тогда «Комсомольская правда» - о детях-сиротах, о бомжах, об эмиграции и эмигрантах, наконец, о национальной политике тогдашней молдавской (и не молдавской) власти. А здесь было о чем поговорить: в Кишиневе на волне возрождения национального самосознания всплыла пена махрового национализма. Напротив кинотеатра «Патрия» на глазах у десятков людей убили парня за то, что он говорил по-русски.  Толпа на площади скандировала «Чемодан-вокзал-Россия». Начались волнения в Гагаузии и в Приднестровье.

Про бабку в зеленых тапках

«Молодежка» обо всем этом писала, за что главный редактор газеты Алексей Марчков (лучший редактор всех времен и народов!) регулярно получал по шапке от начальства из ЦК комсомола. После очередной взбучки он возвращался в редакцию расстроенный, говорил, что с него хватит, больше никаких «таких» материалов не будет, а в следующем номере появлялась чья-нибудь острая статья на больную тему.

Примерно с начала лета 1990 года в редакцию стали приходить странные группы людей, которые, судя по лицам и манере общения, и не предполагали, что газеты созданы для чтения, а не только для бытовых нужд. Они врывались в марчковский кабинет с угрозами, что, если «это» не прекратится, они разнесут газету в клочья. Что они понимали под «этим», толком объяснить не могли.  Они являлись раз-два в неделю, как тень отца Гамлета, и, выполнив свою миссию, уходили.

В один из жарких июльских или августовских полдней прохожие наблюдали на улице перед  Домом печати странную картину. Бабка в зеленых тапках с кипой газет в руках, задрав голову к небу, выкрикивала проклятья в адрес… редакции газеты «Молодежь Молдавии».  Орала она на высокой ноте минут 15. Убедившись, что обратила на себя внимание, деловито разложила на асфальте подписку «Молодежки» и подожгла ее.  Аутодофе  закончилось в 14.00, вместе с окончанием обеденного перерыва (то было еще советское время, когда все работали и чтили внутренний распорядок организаций и учреждений).  Напоследок бабка пригрозила небу кулаком и с достоинством удалилась. Но не навеки.

Бандитские разборки

18 сентября 1990 года Алексей Марчков должен был уйти в отпуск с последующим увольнением. Его пригласили в Рыбницу организовать и возглавить новую газету. Даже дали комнату в общежитии. Туда он и собирался перевезти свои нехитрые пожитки из редакторского кабинета в «Молодежке».

Утром он пришел в Дом печати, где его уже ждала толпа – человек сорок-пятьдесят. Один из них нес  триколор. Марчкова буквально подцепили на его древко и стали толкать вверх по лестнице. В это же самое время люди без признаков интеллекта на лицах врывались на пятом этаже в кабинеты сотрудников  «Молодежи Молдавии», вырывали из розеток телефонные провода и вытаскивали из комнат растерянных журналистов.  От них удалось отбить только миниатюрную Свету Бондареву: когда ее вели на разборку, открылась дверь соседнего кабинета, где располагалась редакция журнала «Коммунист», оттуда выскочил длинный Володя Наумов, схватил за руку Свету, затащил ее в  комнату и запер дверь. Никто никогда не предполагал, что у тихого спокойного Наумова такая сноровка.

На журналистов кричали, их оскорбляли, та самая бабка в зеленых тапках – «юный друг пожарных» - подобралась к многочисленным цветочным горшкам. Один из них полетел в сторону пленников. Неизвестно, какими увечьями закончились бы разборки, если бы в конференц-зале не появился вдруг человек по фамилии Морошану.

Благодаря Штефану чел Маре

Он был одним из организаторов Народного фронта. Его фотографии не сходили с газетных полос. О нем писали разное, но ничего хорошего. Называли бандитом и уголовником. Не было, пожалуй, тогда газеты, с которой бы он ни судился, требуя защиты чести и достоинства. «Молодежка» была в числе этих изданий, и каждую неделю кто-то из сотрудников бегал на судебные заседания как представитель редакции.

Так продолжалось до тех пор, пока в газете «Faclia» не появилась фотография, на которой был изображен памятник Штефану, стоявший на месте памятника Ленину (напротив Арки Победы). Теперь этот снимок довольно известен, он был сделан в 1942 году, во время визита в Кишинев румынского короля Михая. Тогда же фотография впервые появилась в печати, и многие думали, что это фотомонтаж.

Марчков дал задание найти оригинал снимка либо человека, сделавшего монтаж. «Розыскные мероприятия» привели в министерство культуры, где работал тогда нынешний директор художественной галереи «Брынкуш» Тудор Брага. Рассказывая об удивительной истории памятника Штефану чел Маре, он упомянул и о том, как после венгерских событий 1956 года памятник хотели убрать из центра города с глаз долой. Тогда студенты исторического факультета госуниверситета организовали демонстрацию в его защиту. Среди смутьянов оказался и Морошану. Его исключили из вуза, а затем спровоцировали драку или что-то в этом роде и вкатили бунтарю статью из Уголовного кодекса.

Вся эта информация появилась на страницах «Молодежки» за месяц до описываемых событий. Морошану явился к авторам с огромным букетом роз. Он сказал, что никто еще не удосужился выяснить, из-за чего же он сидел, и даже те издания, которые поддерживали его точку зрения, не встали на защиту его прошлого.  А еще он сказал, что «Молодежка» - самая честная газета, хотя он не согласен с тем, что в ней пишут. Это была наивысшая похвала.

Как началась забастовка

Но вернемся в день 18 сентября 1990 года. Когда кликуша в зеленых тапках подала пример использования цветочных горшков в борьбе против журналистов, в конференц-зале «Советской Молдавии» появился человек по фамилии Морошану. Уличные «демократы» его знали и уважали. В зале наступила тишина.

Морошану поинтересовался, чего, собственно, хотят «возмущенные читатели» от сотрудников редакции? Выяснилось, всего-то ничего. Чтобы Марчков покинул пост главного редактора, предварительно публично извинившись перед премьер-министром Мирчей Друком. Вот, уже и телевидение вызвали…

Пока ехали в Дом печати тележурналисты, «молодежкинцы» совещались. Марчков выступать по телевизору отказался, передав эту почетную обязанность ответственному секретарю Альберту (в простонародье Алику) Захаренко. Тот встал перед микрофоном и, промямлив что-то по поводу опубликованного в последнем номере снимка, четко сказал, что на редакцию оказывают давление, журналисты в таких условиях работать не будут, они объявляют забастовку.

Молчание ягнят

Это была первая в СССР забастовка журналистов. В ЦК комсомола хватались за головы: бунт! Марчкова то и дело вызывали на ковер. Но он твердо стоял на своем: журналисты требуют гарантий, что такого больше не повторится. Причем, не от кого-нибудь, а от премьер-министра. Но тот молчал.

В коллективе поначалу царила эйфория: мы самые честные! мы самые смелые! Каждый день все собирались на конспиративной квартире. Вернее, на квартирах, их было две. И на импровизированных планерках обсуждали, как жить дальше.  Но с каждым днем поводов для оптимизма становилось все меньше.

Казалось бы – такой из ряда вон выходящий случай! Сейчас на защиту «молодежкинцев» поднимутся коллеги из других изданий. Сейчас на всех первых полосах газет появятся открытые письма в поддержку забастовщиков. Но – нет. Коллеги из других изданий звонили и выражали поддержку на словах. В газетах же не появлялось ни строчки о том, что произошло. Как будто и не было никогда на свете «Молодежи Молдавии». Забегая вперед, скажу, что о забастовке сообщили только через месяц. Когда сотрудники редакции поехали в Москву и передали эту информацию в популярную новостную программу «Вести» на Центральном телевидении СССР. Ее вела Татьяна Миткова. Она-то и сообщила о том, что происходит с молдавскими журналистами. Но и после этого местная пресса не написала ни строчки.

Жизнь в подполье

Обсуждая дальнейшую жизнь, забастовщики помнили и об обязательствах перед подписчиками. Решили, что когда газета возобновится, придется делать двойные выпуски. Вопрос, когда это произойдет. И еще один вопрос (о нем заговорили примерно через неделю): а на что, собственно, жить? Кто выплатит зарплату за время вынужденного простоя?

И Марчков придумал план. Он предложил выпустить в Рыбнице подпольный номер «Молодежки» и разослать его подписчикам. Так, во-первых, все будут знать, почему не выходит газета, во-вторых, «молодежкинцы» напомнят о себе, может, кто-нибудь поможет им материально. За это решение коллектив проголосовал единогласно. Рабочая группа выехала в Рыбницу.

В течение трех дней комната в общежитии, которую выделили Марчкову как будущему редактору газеты «Новости», была и редакцией, и гостиной, и спальней. Правда, спать приходилось мало: нужно было заполнять номер, макетировать его, верстать. Газета должна была выглядеть элегантно, как всегда смотрелась «Молодежка». И материалы в ней должны были быть не «проходными», а полноценными, интересными, острыми. Правда, в Рыбнице невозможно было печатать газету «Молодежь Молдавии», поэтому ее сделали под шапкой «Новостей». Ну, а дальше все было молодежкинское – и тексты, и фотографии, и верстка, и обращение к подписчикам. Им пересказали всю историю, извинились и предложили тем, кто хочет вернуть деньги за недополученные номера, выслать на адрес редакции в Кишиневе квитанцию. Ее прислал только один человек: большой друг газеты, сотрудник Академии наук. Ему отправили один рубль двадцать копеек.

Между тем Марчков появлялся в выездной Рыбницкой редакции только глубокой ночью. Все остальное время он ездил по комсомольским организациям района, объясняя ситуацию и выпрашивая материальную помощь. Она была распределена между журналистами и техническим персоналом редакции – каждый получил по месячному окладу.

Раскол

Закончился сентябрь, шла первая неделя октября. В коллективе не было эйфории: ее сменило раздражение и озабоченность. На еженедельных планерках, которые теперь проводились в редакторском кабинете «Молодежки» решался один и тот же вопрос: бастуем или выходим на работу? Так как никаких гарантий и ни от кого журналисты по-прежнему не получали, голосовали единогласно за продолжение забастовки. Но все чаще спрашивали: что дальше?

Выходить на работу действительно было опасно. В коридорах редакции все чаще появлялись те же странные «читатели», из-за которых все и началось. Журналистам звонили по ночам и молчали, а редактору звонили с угрозами. Ему пришлось в середине учебной четверти забрать сына из школы и отправить в район к родственникам.

Марчков решил выпустить второй номер подпольной газеты – чтобы напомнить о проблемах издания. Но в этот раз в условиях строжайшей конспирации: нашлись добрые люди, докладывавшие начальству в ЦК комсомола о каждом шаге журналистов. Оттуда информация шла еще выше, и добрейшая женщина – директор рыбницкой типографии – была в шаге от увольнения по статье.

Поэтому команда подпольщиков не сказала о своих планах даже коллегам.

В Рыбнице газету подготовили и сверстали. Печатать ее поехали в Тирасполь. На сей раз она вышла под заголовком «Зори Октября». 

И снова редактор ездил по району, встречался с руководством комсомольских организаций, выпрашивая матпомощь, и насобирал не только на зарплату всем сотрудникам «Молодежки», но и на премию к 50-летию газеты, которое должны были отмечать 29 октября.

Тем временем в коллективе началось брожение. Как это всегда бывает в такой ситуации, нашлись люди, которые стали подливать масла в огонь, рассуждая о том, что вот руководство умоет руки и уедет, а бедные журналисты останутся без работы и без денег соответственно. Несколько человек начали переговоры  с другими редакциями. Они уволились, не дождавшись окончания забастовки. И их можно понять: положение между небом и землей – не самое лучшее. Но для «Молодежки» это была ощутимая потеря.

Пожар

Подпольная группа вернулась из Тирасполя в Кишинев ночью. А рано утром бравый Артем Вареница (который сегодня работает в газете «Коммерсант-плюс») вывесил свежий номер газеты на доске объявлений, которая стояла тогда у входа в Городской парк (тогда парк Пушкина) за спиной у Штефана чел Маре. Там ежедневно собирались члены Народного фронта и других организаций русофобского толка.

Утром на планерке решено было подождать еще неделю, а потом все же возобновить выпуск «Молодежи Молдавии» в обычном режиме. А ночью редакция сгорела.

Кто ее поджег, неизвестно до сих пор. Хотя следствие велось, и сотрудников «Молодежки» допрашивали. Известно, что двери кабинетов и коридор были залиты бензином. Говорили, что дежуривший у входа в Дом печати милиционер не мог не обратить внимание на людей с канистрами, которые поднимались по лестнице. Они просто не могли проскочить незаметно: вход преграждала вертушка, и каждый входящий обязан был предъявить пропуск. Тем не менее, как-то проскочили.

Когда на четвертом этаже, где дежурная команда еще работала над выпуском завтрашнего номера «Советской Молдавии» почувствовали запах дыма, в первую очередь позвонили на вахту милиционеру – узнать, что случилось. Листья, наверное, на улице жгут, успокоил он звонившего. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из здания типографии Партиздата (теперь – «Универсул») не увидели в окнах пятого этажа пламя и не вызвали бы пожарных. Огонь не успел спуститься на четвертый этаж, где в это время еще оставались люди.

В «Молодежке» сгорело все. Чудом осталась жива лежавшая на столе у Тани Борисовой (теперь она главный редактор газеты «Русское слово») книга «Воспоминания о Пастернаке», которую она привезла мне от друзей из Воронежа, но не успела передать. Обложка у этой книги совсем черная, закопченная, и пахнет она пожарищем даже через 20 с хвостиком лет. А еще у меня осталась пластмассовая карандашница, стоявшая когда-то на моем столе. Огонь превратил ее в абстрактную скульптуру.

С пожара началась новая история «Молодежки». Это была другая газета, но и той теперь уж нет.