Пережить поражение и справиться с ним – это один из величайших навыков, каким может обладать дипломат. Историки восхищаются теми государственными деятелями, которые сумели вывести свои страны из проигранных войн. В ряду таких героев дипломатии - Талейран, блестяще отстаивавший интересы Франции после поражения Наполеона, а также Генри Киссинджер, разработавший план ухода Америки из Вьетнама. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров, размышляя о вызовах 2013 года, также может задуматься о том, сумеет ли он справиться с последствиями проигранной войны. 

Для Лаврова такой проигранной войной является конфликт в Сирии. На сегодня там погибло более 40 000 человек, однако сирийская война по своим масштабам и значимости вряд ли может сравниться с теми войнами, которые помогли закончить Талейран и Киссинджер. Но за прошедший год он стал для России определяющим испытанием на право называться великой державой. Лавров и российские представители в Организации Объединенных Наций стойко защищают сирийский режим от давления Запада, используя искусную дипломатическую тактику проволочек, а также срыва и игнорирования постоянных усилий США и Европы по разрешению кризиса.

Западные дипломаты считают, что Лавров выполняет антизападный план, составленный российским президентом Владимиром Путиным, который самолично распоряжался российской политикой в отношении Сирии еще задолго до того, как вернулся этим летом (так в тексте – прим. перев.) на пост президента. Несмотря на умелые маневры Лаврова, ему и Путину придется столкнуться с перспективой  дипломатического поражения. Высокопоставленный российский представитель предупредил на прошлой неделе, что сирийское правительство «все больше утрачивает контроль» над страной. Как я уже отмечал на страницах этого издания, сейчас вопрос заключается в том, что будет после падения режима: политическое урегулирование или анархия. 

Москва настаивает на том, что единственно возможное решение по урегулированию конфликта - это переговоры с участием терпящего поражение правительства в Дамаске. Несомненно, Лавров достаточно ловок и искусен, чтобы по-новому истолковать это требование либо отказаться от него с приближением завершающей фазы борьбы. Но сейчас очень велика вероятность того, что Россия окажется на обочине, когда повстанцы возьмут верх. 

Это станет для нее катастрофой по многим направлениям. В Сирии проживает примерно 30000 российских граждан, в том числе - неизвестное количество военных советников, жизнь которых окажется в опасности. Путина и его помощников тревожат связи, существующие между радикальными исламистскими группировками Сирии и российским Кавказом. Если Россия не сумеет защитить президента Башара аль-Асада, это ослабит остатки ее влияния на Ближнем Востоке, и прежде всего - в Иране. Китай, поддержавший Россию в ООН, также будет недоволен. 

Эти потенциальные негативные последствия вызывают обеспокоенность не только у российских политических руководителей. С самого начала сирийского кризиса американские представители надеялись найти решение проблемы, которое удовлетворит Москву. Они разделяют озабоченность России по поводу некоторых исламистских группировок, действующих в Сирии, и не хотят осложнять и без того трудное дипломатическое сотрудничество с Ираном. Если на трибуне в ООН американские и российские дипломаты обмениваются уколами и язвительными замечаниями, то за закрытыми дверями Соединенные Штаты  упорно ищут общие позиции и взаимопонимание. А Москва порой воспринимает такую двойную стратегию как свидетельство американской слабости.

Теперь русским будет трудно свернуть с избранного пути и найти новые подходы к Сирии до падения Асада. Отказ от верного друга может нанести еще больший ущерб дипломатической репутации России. И хотя лидеры сирийской оппозиции посещали Россию, в Сирии после Асада не будет явного кандидата на роль «человека Москвы». Любая ассоциирующаяся с Россией политическая фигура долго в Дамаске не продержится. 

Однако Россия нуждается в стратегии минимизации ущерба своим интересам после ухода Асада. Как я уже говорил ранее, Москва может попытаться сохранить свое присутствие в Сирии, предложив российские войска в состав международных миротворческих сил. Однако эти войска очень быстро могут и сами превратиться в мишень. Лучшая гарантия безопасности российских граждан в Сирии это обращение за помощью к зарубежным сторонникам оппозиции, таким как Франция, Британия и Турция, чтобы они увели повстанцев от целенаправленных нападений. А если Кремль серьезно тревожит то, что сирийские исламисты могут оказать помощь своим союзникам в России, он может тайно договориться с США и прочими заинтересованными сторонами с целью устранения данной угрозы. 

Кроме борьбы за живучесть и ликвидации последствий Лаврову и Путину необходимо шире и масштабнее подумать о том, как защитить потрепанные российские претензии на статус великой державы после того, как их сирийские клиенты будут разгромлены. Есть опасность, что Путин объяснит падение Асада западным заговором с целью ослабления России и займет более конфронтационную позицию. У него много способов дать знать о своем недовольстве. Он может пойти на сокращение сотрудничества с НАТО по Афганистану, может воспользоваться председательством России в Группе 20 для публичной критики западных коллег и партнеров. 

Но есть более оптимальный образ действий, по крайней мере, в теории. Сделав ставку и проиграв в сирийском конфликте, Россия все же может укрепить свои позиции в качестве весомого дипломатического игрока на множестве фронтов. Сюда относятся вопросы окончательного планирования по обеспечению стабильности в Афганистане после ухода натовских войск в 2014 году, переговоры с администрацией Обамы по второму этапу соглашения о сокращении ядерных вооружений, который будет основан на Договоре СНВ-3 от 2010 года, а также усилия по поддержанию международной ядерной дипломатии с Ираном.

Такой ветеран дипломатии как Лавров, несомненно, видит, что эти инициативы в комплексе подадут сигнал о сохраняющейся важности и значимости России. Администрация Обамы, до нынешнего года прилагавшая огромные усилия и возлагавшая большие надежды на «перезагрузку» отношений с Россией, может также предложить пакет идей по сотрудничеству с Москвой, чтобы снять горечь от поражения в Сирии. Но не ясно, согласится ли Путин играть в такую игру. Вполне возможно, что ему будет легче и проще встать в антизападную позу. Если это так, то предстоящее поражение России в Сирии может закончиться для нее так же плохо, как и сама война. 

Ричард Гоуэн — помощник директора Центра международного сотрудничества (Center on International Cooperation) при Нью-Йоркском университете, старший научный сотрудник Европейского совета по международным отношениям (European Council on Foreign Relations)