№1.«На палубу вышел, а палубы нет –
Кричат, что вчера провалилась…»
Из пародии на известную песню
«Раскинулось море широко».

№2. «Чтоб у тебя повыдергали все зубы,
но оставили один – для зубной боли!»
Из серии «Одесские проклятия»

№3.«Хрен редьки не слаще»
Русская поговорка

Краткая история написания этой статьи. С началом нынешней избирательной кампании в очередной раз правоохранительные (а всегда ли они в Израиле, действительно, охраняют право, и если да, то чьё именно?) инстанции и СМИ реанимировали последнее (на сегодня, но вообще последнее ли?!) из дел «серийного уголовника» Авигдора Либермана. За почти пару десятилетий эти инстанции успели создать (а затем и признать их необоснованность) порядка 25 дел, связанных с его именем.

Естественно, что у всех, кто в последние четверть века следит за тем, что происходит в Израиле, эта очередная антилиберманская кампания вызвала привычное отношение беспредметности, объясняемое эпиграфом №1.

Сначала не было ясно: или «заказ» головы Либермана продлевается, а охотники за его скальпом не утратили надежды вернуться к своему заказчику с добычей, или же этому заказчику надоело, и он решил «спустить на тормозах» охоту на Либермана. При этом он хотел оставить себе на память вместо скальпа хоть один его волосок в виде последнего смехотворного дела, которое тоже умрёт без лишнего шума. Ситуация, напоминающая эпиграф №2.

Поэтому в первом варианте моя статья носила и соответствующее название: «Продление лицензии на отстрел, или же стыдливое признание невиновности преследуемого».

Статья с таким названием была мною закончена, но я решил её отложить, ибо она оставляла у меня ощущение чего-то недосказанного. Действительно, последующие сообщения СМИ показали, что моё первое предположение «или-или» исходило из надежды на здравый смысл участников этого процесса и, следовательно, было слишком поспешным.

Оказалось, что речь всё-таки шла о продолжающихся попытках судебной ликвидации неугодного кому-то одного из наиболее перспективных деловых государственных деятелей Израиля последнего времени. А такими государственными деятелями, к сожалению, Израиль отнюдь не богат. Особенно – в последнее время.

Пришлось мне извлечь из корзины первый вариант статьи, соответственно откорректировать её название и писать заново. Для меня, «уголовника поздней советской формации», было неизбежным сравнения израильской правоохранительной системы и советской. Это сравнение представляет, как мне кажется, дополнительный интерес для израильского читателя.

Как это было в СССР. Отказниками было принято в СССР называть тех евреев, кому властями было отказано в выезде из Советского Союза. Некоторые из отказников, больше других мешавшие властям, становились кандидатами на тюремное заключение и в него попадали. Когда против кого-либо возбуждалось дело, то, как мы говорили, «выдана лицензия на его отстрел». Какая именно инстанции давала эти «лицензии» нам достоверно не было известно. Впрочем, таких инстанций в СССР могло быть только две – КГБ или партийные органы. Но уж, во всяком случае, это не было инициативой юридической инстанции.

Мне, к сожалению, пришлось в Советском Союзе быть в роли такого объекта «отстрела», что, в существенной мере позволяет понимать то, что много лет происходит в Израиле с Либерманом. И Либерман, на мою память, – не первый.

Проиллюстрирую своим случаем. После периода сравнительно спокойного пребывания в отказе (1978-1979 годы), начались попытки уволить меня из промышленного научно-исследовательского института, одним из основателей которого я был, и где многие годы работал до подачи документов на выезд.

Следует признать, что я занимался вопросами, связанными с отказами, которые получали также и другие отказники. Последнее обстоятельство почему-то очень не нравилось местным властям города Новосибирска и, похоже, не только этого города.

Разобравшись в ситуации, в которой отказники в основной своей массе не имели внятного представления ни о международных законах, ратифицированных правительством СССР, ни о своих правах, вытекающих из соответствующих советских законов, ни знания возможности и порядка обжалования незаконных отказов, я решил помочь им ясно понять всё это. Дать им знания того, что их выезд из СССР в Израиль – это их право.

С этой целью я написал брошюру «Правовые основы выезда из СССР на постоянное жительство в другие государства», и предложил её «Юриздату», который её отклонил. Мне из этого издательства вежливо ответили, что материал мой уже имеется в ранее опубликованных им изданиях, а также в других рукописях, ранее моей поступивших в редакцию.

Казалось бы, что это – официальная государственная экспертиза на отсутствие в моей брошюре чего-либо противозаконного. Формально так и было, но от тюрьмы меня не защитило, хотя я направлял её в издательство, будучи уверенным, что они её не опубликуют, но делал это в расчёте на то, что их отзыв даст мне документ, которым я смогу отбиваться от уголовного преследования.

Эта моя брошюра была в СССР размножена московскими отказниками, а затем она разошлась и за рубежом. Председатель Комиссии Конгресса США по безопасности и сотрудничеству в Европе г-н Данте Фаселл рекомендовал её перевод на английском языке тем, кто намерен ознакомиться с советским законодательством в этой области.

Более того, когда председатель исполкома Новосибирской области поручил своему юрисконсульту Косареву составить для него справку о советском законодательстве в вопросе выезда из СССР, тот обратился ко мне за этой моей брошюрой и по ней составлял свою справку для новосибирского губернатора. Тогда этот высший областной чиновник назывался председателем облисполкома.

Хотя с точки зрения закона эта брошюра не могла лечь в основу какого-либо уголовного дела, тем не менее, она стала основным документом для фабрикации моего дела и приговора к тридцати месяцам лишения свободы. Я отбыл их «от звонка до звонка».

(Забавное отступление: при ознакомлении в тюрьме со своим уголовным делом перед началом судебного процесса, я узнал из него, что эта брошюра в СССР была настолько популярной, что желающие заработать «по чёрному» размножали её в некоторых государственных типографиях, в том числе и в типографии… милиции города Омска!)

В начале 1982 года у меня дома был произведен подробный обыск, а затем – заведено уголовное дело по статье 190-1 «Систематическое распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный стой». В сентябре 1982 года начались допросы по этому сфабрикованному обвинению, а после недели допросов меня арестовали. Из заключения я вышел лишь в марте 1985 года.

Мне инкриминировались шесть документов, написанных мною. Главной из них – указанная выше брошюра!!!

К концу следствия я спросил следователя, который вёл следствие по моему делу. У него была характерная фамилия, совместно с израильской ситуации подсказавшая эпиграф №3, – Редько. Я спросил его: «Ну, вы нашли в том, что я писал, хоть одно слово неправды?». Спокойный ответ уверенного в своей правоте чиновника был весьма характерен для жреца советской Фемиды: «Если бы мы нашли у вас хоть одно лживое слово, то вы пошли бы не по этой статье, а по 70-й». Ему и в голову не приходило, что он в данный момент совершает уголовное преступление, предусмотренное разделом «Преступления против правосудия», предусмотренные уголовным законодательством РСФСР.

Наказание «по 70-й» было до 7 лет заключения плюс пять лет ссылки. А наказание по моей статье была менее тяжёлым – «всего-то лишь» до трёх лет лишения свободы…

Судебное следствие и суд даже не пытались как-либо доказывать то, что я совершал действия, предусмотренные инкриминируемой мне статьёй. Но это происходило в недоброй памяти покойном Советском Союзе, лицензия на отстрел была дана, так что прокурор потребовал тюремного заключения «на всю катушку», т.е. по максимуму.

Не будем торопиться, обвиняя областной суд Новосибирской области в нарушении закона: самый справедливый в мире советский суд не пошёл на поводу у прокурора. В приговоре он записал, учитывая награждение меня орденом и наличие многих научных работ и изобретений (о чём в приговоре умалчивалось), что обвиняемый «по работе характеризуется положительно» (цитата из текста приговора) и уменьшил срок моего пребывания за решёткой на целых шесть месяцев. Меня отправили в лагерь на север Урала, где основное население лагеря проходило обязательное лечение от… хронического алкоголизма.

В условно-досрочном освобождении во время пребывания в лагере мне было отказано, по причине, что свою вину я отказывался признать.

А что у нас в Израиле? Я когда-то не предполагал, что на своей исторической родине, в Эрец Исраэль, я увижу похожую систему «отстрела» тех, чьи гражданские права требуется ограничить без законных на то оснований.

Ответ на вопрос: «Кем именно требуется?» ясен мне ещё менее, чем наименование инстанций, дававших «лицензии на отстрел» отказников в СССР. А ведь такими нарушениями законных прав человека настоящие правоохранительные органы обязаны заниматься не в последнюю очередь. В стране правопорядка, разумеется.

Авигдор Либерман – не первый, на кого, как мне помнится, была выдана «лицензия на отстрел». Чтобы не быть голословным, напомню, что в 1996 году в начале первой каденции Нетаниягу в качестве главы правительства Израиля, против двух кандидатур, выдвигаемых им на посты министра юстиции (Неэман) и министра внутренней безопасности (Рафуль, т.е. Рафаэль Эйтан) были возбуждены неправосудные уголовные дела, помешавшие им занять эти посты.

Оба эти дела против них вскоре лопнули, но пока это произошло, в их министерских креслах уже сидели другие люди, от которых изначально было трудно ожидать, что они способны навести порядок в судебной системе и в полиции Израиля. Итог: наведение порядка в этих важнейших государственных системах Израиль ожидает и по сей день. А это то, что требовалось заказчику (или заказчикам?) «отстрела».

Какое обвинение всё-таки оставили для суда над Либерманом. Скажу сразу, что чёткого описания всего происшедшего в СМИ не было. И это, скорее всего, не случайно, ибо оставляет обвинению возможность дальнейших манипуляций. А нам приходится пользоваться только тем, что можно описать лишь вынужденно округлыми фразами, недопустимыми в юридических документах, требующих точности, исключающей толкования.

Итак. Несколько лет назад имело место следующее: посол Израиля в Белоруссии Зеев Бен-Ари получил по линии полиции Израиля запрос к властям Белоруссии, касающийся ведущегося расследования какого-то дела Либермана. Посол передал содержимое письма Либерману.

Обращаю внимание читателей: поскольку все остальные обвинения, выдвигавшиеся против Либермана, лопнули, то, следовательно, речь шла об одном из этих лопнувших дел. Это сегодня несомненно!

Когда в МИДе решался вопрос о назначении посла в Латвию, упомянутый выше Зеев Бен-Ари был один из нескольких кандидатов, претендующих на эту должность.

По существующим в Израиле правилам, кандидатуры на некоторые должности перед их назначением обсуждаются на соответствующих комиссиях. Комиссию МИДа возглавлял заместитель Либермана Дани Аялон. Не сообщается, утвердила ли эта комиссия кандидатуру Зеева Бен-Ари или нет, но если судить по дальнейшему ходу событий, она была комиссией утверждена, и назначение это состоялось. Об этом почему-то не говорится, но нам остаётся только это предположить. В противном случае не существовало бы даже той мухи, из которой умудрились делать если не слона, то слонёнка.

Либерман, имеющий уже длительный опыт дел, лопнувших одно за другим, порвал и выкинул полученную от посла бумагу. В данном случае осведомлённые СМИ, наконец, информируют точно и совершенно конкретно: выбросил её именно в унитаз.

В чём обвиняют Либермана? В том, что он не поставил эту комиссию в известность о том, что Зеев Бен-Ари когда-то намеревался ознакомить его с запросом полиции, касающимся лично самого Либермана. А также в том, что министр дал понять членам комиссии, что он считает Зеева Бен-Ари наиболее подходящим кандидатом. Это подаётся как обвинение Либермана «в мошенничестве и злоупотреблении доверием». Не больше, но и не меньше!

Проанализируем известные нам из СМИ факты. Оставим даже в стороне то, что посол по его должности находится в подчинении министра иностранных дел, и всё, что имеет право знать посол, тем более имеет право (пожалуй, даже обязан!) знать его министр. Таковы общепринятые правила работы с секретными документами, как было даже в такой до идиотизма засекреченной стране, как СССР. Заметим, что посол – не работник системы полиции, так что подобные запросы, разглашение которых посторонним нежелательно, полицией должны направляться по иным каналам, а не через посольство. Так, как это делают разведки всех стран.

Далее.

1. Единственный смысл работы комиссий по назначению на должности – предотвратить назначение лиц, не соответствующих по своим деловым качествами требованиям данной должности. А если прямой начальник того, кто должен занять эту должность, руководствуется не деловыми соображениями, то комиссия должна предотвратить это назначение. Необходимое требование к членам комиссии (особенно – к её председателю) – умение отстаивать своё мнение вопреки мнению этого начальника. Иначе членам комиссии не место в ней, ибо подхалимы в ней предельно опасны.

2. Зеев Бен-Ари имел уже опыт работы посла в Белоруссии, т.е. в более крупном и более сложном государстве, чем Латвия. Так что для него эта должность не могла быть служебным повышением и, следовательно, не могла быть вознаграждением ему за личную услугу, якобы оказанную им его начальнику, т. е. Либерману.

3. Министр иностранных дел по своей должности заинтересован в том, чтобы этот пост занял кандидат, имеющий опыт такой работы. И если он считал Зеева Бен-Ари наиболее подходящим кандидатом, то нет причин тому, чтобы он делал из этого секрет. А если члены комиссии имеют основания мнение министра не разделять, то для того комиссия и создана, чтобы каждый из входящих в неё действовал в соответствии со своим личным мнением.

Очевидный курьёз: то, что следствие считает, что члены комиссии, независимо от своего мнения подстроились под мнение министра (иначе – в чём вопрос?), является ничем иным, как обвинением членов комиссии в нарушении своих обязанностей. В таком случае они-то, члены комиссии и её председатель, должны быть объектом обвинения, но не обвинения в уголовном преступлении, а всего лишь обвинения в должностном несоответствии.

4. Особый вопрос – крайне сомнительно и даже вызывает недоверие в этой истории поведении Дани Аялона. На комиссии, которой он руководил, он не возражал о назначении Зеева Бен-Ари на данную должность. При формировании списка кандидатов в депутаты Кнессета от НДИ на предстоящих выборах Дани Аялон в эти списки главой НДИ, т.е. Либерманом, включён не был. Это прерывало политическую карьеру Дани Аялона, а заодно и… резко изменило его поведение в этой истории.

Либерман официально не мотивировал причины, по которым он «поплыл» на новые выборы, оставив Дани Аялона «на берегу». Можно лишь предполагать, что работой своего заместителя министр был не доволен, но он не стал конкретизировать то, что могло бы унизить Дани Аялона. Можно лишь предполагать, например, что причиной этому был его промах, когда он, пригласив к себе турецкого посла, намеренно усадил его на низкий стул, тем самым нанеся послу и его стране оскорбление. Это отнюдь не способствовало улучшению отношений Турции с Израилем. Но это – один из возможных домыслов.

После того, как Дани Аялон неожиданно очутился за бортом новых выборов, последовало его заявление, существование которого он сначала отрицал. СМИ ссылаются на его заявление в полиции, что перед решением комиссии по назначению он не знал Зеева Бен-Ари (хорош замминистра, который не знает посла одной из европейских стран!), а «своё мнение» приобрёл из того, что Либерман дважды вызывал его по этому поводу и высказывался о Зееве Бен Ари положительным образом. Либерман это утверждение Дани Аялона не подтверждает.

Представляю читателям самим сделать вывод о том, насколько показаниям отвергнутого Либерманом кандидата в депутаты Кнессета можно доверять, если он выступил с ними только лишь после пинка, полученного им лично от Либермана. Нам осталось узнать, что решит суд, зная это обстоятельство и имея дело с таким очевидно сомнительным свидетелем.

Состояние дела на переходе с 2012 года на 2013 год. Пока что Либерман, на мой взгляд, один из наиболее дееспособных министров (если не самый дееспособный) Израиля, подал в отставку с поста министра иностранных дел. Результат этого его шага, по оценкам политических обозревателей (я эту оценку разделяю), пойдёт Либерману только на пользу, если только судебные инстанции не приложат все свои усилия, чтобы из ничтожно маленькой мухи сделать стадо слонов и начать торговлю изделиями из слоновой кости. Заключать пари, отрицая такую возможность, я бы не рискнул…

Тем не менее, некоторые положительные очки в этой избирательной кампании Либерман уже получил.

Во-первых, с удивлением замолк малопочтенный хор левого лагеря, дружно начавший клеймить упорство Либермана, который считает себя невиновным и поэтому не спешит с отставкой. Отставка произошла, и исчезла такая накатанная и удобная тема для предвыборной пропаганды.

Во-вторых, вероятнее всего, число избирателей, которые решат голосовать за список, в начале которого стоит Либерман, от этого может возрасти. Ведь пустота этого обвинения большинству избирателей ясна, а продолжение преследования Либермана вызывает сочувствие к нему и желания показать это.

О возможностях юридической сделки Либермана с прокуратурой. Рассматривая такую возможность, я вспоминаю анекдот советских времён. Вот он:

В поезде к одному китайцу подходит подвыпивший мужик и спрашивает: «Скажите, вы еврей?» «Нет» – буркнул в ответ китаец. Через какое-то время этот мужик подошёл и снова спросил: «Так вы всё-таки не еврей?» Китаец снова резко ответил; «Сказал же, что нет!» Спустя несколько минут он снова подошёл: «Признайтесь, ведь вы – еврей…» Так происходит много раз. Наконец, китаец не выдерживает и кричит вновь подошедшему с этим вопросом мужику: «Да! Еврей я, еврей!!!» Мужик тихо отходит от него, разводит руками и восклицает: «А как похож на китайца!»

Так что нельзя исключить и возможность какой-либо упрощающей юридической сделки уставшего от преследований Либермана с прокуратурой.

Результаты сравнения: «там и тут». Следователь, который вёл (точнее – фабриковал) моё уголовное дело, гражданин Редько, отдавал себе отчёт в том, что оно – заведомо неправосудное. И он это мне дал понять. Но задание своё он рьяно выполнял. Судя по количеству дел, по которым был оправдан Либерман, в Израиле – то же самое, есть у нас и свои «редьки».

Эпиграф №3 следовало бы дополнить определениями национальной принадлежности этих горьких овощей: «Еврейский хрен русской редьки не слаще». Дополнение это может вызвать обоснованные сомнения, лишь если суд над Либерманом по данному делу закончится не только его полным оправданием, но и частным определением в адрес тех, кто затеял и осуществил его многолетнее преследование.