1 Ноября 2024
В избранные
Сделать стартовой
Подписка
|
|
|
|||||
|
Интересное
Сто лет тринадцатому году — тому самому 1913-му, по которому советская власть сверяла свои достижения, а постсоветская ностальгировала как по "России, которую мы потеряли"
Для тех, кому за 70, этот год вроде теплой печки, от которой танцевали школьные учебники, чтобы объяснить, насколько в стране Советов жить стало лучше и веселее. Для тех, кому около 50, тема для изящных шуток: "А насколько у нас лучше с производством презервативов в сравнении с 1913 годом?" Для тех, кому меньше 30, вообще не тема: ну год и год. Это при Сталине или при Пушкине?
Жаль, конечно. На самом деле действительно один из ключевых реперов нашего исторического развития. Точка отсчета. Только не экономических достижений, как было принято думать в советские времена, а тихого дрейфа массового мышления.
Мясо в живом весе
В романе Максима Горького "Мать" написано, что в царское время рабочие жили впроголодь и питались картофелем с селедкой.
— Вот черт! — сказал мой друг, когда мы были молодыми.— У нас мама готовит картошку с селедкой только по воскресеньям...
Подробнее к этой животрепещущей теме удалось вернуться лишь через четверть века, когда Институт российской истории РАН наконец выпустил статистико-документальный справочник "Россия. 1913 год". (СПб, "Блиц", 1995 год). Тираж — 5000 экземпляров.
Так вот, оказывается, средний москвич (включая грудных младенцев) в 1908-1912 годах потреблял 4,59 пуда мяса в год, или 75,2 кг, то есть примерно 200 г в день. При этом Статистический отдел тогдашней городской управы озабоченно подчеркивает, что, несмотря на абсолютный рост потребления мяса на 20 процентов за последние 10 лет, душевые показатели несколько снизились. Оно и не мудрено, если учесть, что численность населения города за эти же 10 лет выросла на 35 процентов.
Вот уж понаехали, так понаехали.
Тут вспоминается одна острая идеологическая дискуссия. С цифрами и фактами в руках, как у нас принято.
В 1959 году Никита Сергеевич Хрущев поехал в США. 22 сентября на приеме в его честь в Торговой палате Де-Мойна спецпредставитель президента США Генри Лодж провокационно заявил, что де "средний американец потребляет 8,4 фунта масла, 13 фунтов сыра, 151 фунт мяса и 180 фунтов молока в год".
Надо было дать отпор недостойному выпаду. И Хрущев, конечно, дал — сконцентрировав боевую мощь конкретно на мясе. 151 фунт в год — это в переводе на наши советские килограммы 62 кг. Значит, средний американец в 1959 году вкушал скоромного немного меньше, чем средний москвич в 1912 году. Это нормально — в крупных городах всего мира уровень производства ВВП и уровень потребления в душевом пересчете всегда в 2-3 раза выше, чем по стране в целом. Эффект концентрации.
В целом по России в 1913 году душевое потребление продуктов по довольно экзотической номинации "мясо, сало, птица" составляло 29 кг в год; молока и молочных продуктов — 154 кг в год. Не так плохо в сравнении даже с Америкой 1959 года. Главное, заведомо лучше показателей СССР, начиная с конца нэпа.
Даже по официальным данным справочника "СССР в цифрах", мяса и сала в убойном весе в 1913 году было произведено 5 млн тонн, а в 1940-м, после коллективизации и индустриализации, 4,7 млн тонн.
Но пока речь о другом — как мужественно держит оборону наш партийный руководитель в окружении врагов.
А вот мы, отвечает он американцу, в семилетнем плане намечаем производить ежегодно "мяса — не менее 16 млн тонн, молока — 100-105 млн тонн. Советские люди уверены в том, что эти плановые задания будут не только выполнены, но и перевыполнены".
Что тут скажешь? Товарищ Хрущев мог бы раскрыть свой советский справочник "СССР в цифрах" 1958 года издания и выяснить, что в 1957 году мяса у нас было произведено 7,4 млн тонн. Население СССР на тот момент, исходя из того же справочника, составляло 200,2 млн человек. Делим одно на другое, получаем 37 кг на душу. Мяса? Нет, уважаемые читатели, "мяса в живом весе". Именно так его считает советская статистика. То есть мяса с рогами, копытами, шкурой, костями и требухой.
Коварный американец говорит про конечное душевое потребление, а Хрущев тонко отвечает ему про государственное производство. Из произведенного в живом весе мяса что-то уйдет в стратегический запас, что-то на помощь всегда голодным братским народам, что-то сгниет из-за отказа холодильных установок, что-то будет украдено. Данных по конечному потреблению мяса советским населением в справочнике просто нет. Как в многочисленных частных случаях не было и самого потребления. Этим передовая советская наука выигрышно отличается от простодушного 1913 года.
Мало того. Пресловутый мистер Лодж толкует Хрущеву про уже состоявшийся акт потребления, а тот отвечает ему про производство в будущем времени! Мы, мол, намечаем 16 млн тонн (двойной рост!), и советские люди уверены... В одной короткой фразе три вранья. Не потребление, а производство; не мяса, а "живого веса"; не сегодня, а послезавтра.
Но он об этом не задумывается. Прямо как товарищ Сталин в статье "Год великого перелома" (1929 год): "...Нет оснований сомневаться в том, что наша страна через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире". И надо же — через три года самый пик голодомора. Вот и у Хрущева аналогичный случай. Через три года после того, как он ловко срезал настырного американца,— хлебный кризис и расстрел рабочих в Новочеркасске. Как раз по случаю потребления мяса, масла и прочих излишеств.
Увертливая печка
Отмотаем назад к 1913 году. Тут есть одна милая деталь, что называется, "для служебного пользования". В предисловии к справочнику 1958 года издания (это, по сути, первая публичная статистическая сводка после десятилетий победного сталинского молчания — размером в два спичечных коробка) составители тихо, но честно оговариваются: "Цифры за 1913 год... приводятся по территории в границах СССР до 17 сентября 1939 года, то есть без данных по западным областям Украинской ССР и Белорусской ССР, без Литовской ССР, Латвийской ССР, Эстонской ССР, Бессарабии и других районов, вошедших в состав СССР после 1939 года".
В переводе на русский это значит, что, например, протяженность железнодорожной сети, указанная в справочнике за 1913 год (58,5 тыс. км), занижена, потому что игнорирует рельсы, положенные Российской империей вне границ СССР образца 1939 года. А в данных за 1940 год (106,1 тыс. км) эти рельсы уже присутствуют. И по умолчанию как бы приплюсовываются к достижениям сталинской индустриализации. Пустячок, а приятно.
Почему железная дорога так интересна? Потому что из нее тяжело выдувать статистические пузыри: рельсы либо есть, либо нет. К тому же комплексный показатель общего развития. Сталь-чугун, машиностроение-энергетика, костыли-шпалы, щебень-бетон... Объективный суховатый интеграл ресурсов, менеджмента и технологий.
Если углубиться в статистику царских времен, то оказывается, что без подъездных путей на 1914 год длина русской железнодорожной сети составляла 63 805 тысяч верст, или примерно 68 тыс. км. Статистический сборник МПС за 1913 год дает цифру уже с учетом подъездных путей: 68 370 тысяч верст, или 73 тыс. км. Во всех случаях не учитывались железные дороги Финляндии, которая хотя и входила в империю, но имела свои органы управления и свой самостоятельный бюджет.
Что имеем в сухом остатке. Советский справочник учит нас, что в России образца 1913 года было 58,5 тыс. км железных дорог. На самом деле их было 68 тыс. км по широкому царскому счету (без подсобок), или 73 тыс. км по более скрупулезному ведомственному учету.
Такая вот увертливая печка, от которой положено плясать при учете достижений сталинской индустриализации. И так — по всему кругу вопросов. А мы верили.
До революции помещики производили 600 млн пудов хлеба, кулаки — 1900 млн пудов, беднота и середняки — 2500 млн пудов, объясняет нам товарищ Сталин в речи "К вопросам аграрной политики в СССР" 27 декабря 1929 года. И ссылается на табличку некоего товарища Немчинова.
А как дела в 1927 году? Помещики, понятно, произвели ноль, кулаки — всего 600 млн, зато беднота и середняки — целых 4000 млн пудов. "Вот вам факты, говорящие о том, что бедняки и середняки получили колоссальный выигрыш от Октябрьской революции".
Оставим в стороне сравнительно тонкое передергивание: что такое середняк и кулак до революции, что такое после. Запиши бывших кулаков в середняки (им самим выгодно спрятаться) — вот тебе и прогресс в табличке.
Это всего лишь изящные мелочи. Нам хотя бы в самом грубом вранье с цифрами разобраться. До революции (по его словам) общее производство хлеба составляло 600 + 1900 + 2500 = 5000 млн пудов. После революции, в 1927 году — 600 + 4000 = 4600 млн пудов. "Колоссальный выигрыш" бедняков, советской власти и лично товарища Сталина на самом деле есть существенный проигрыш для страны в целом. За 14 лет годовое производство хлеба снизилось на 400 млн пудов — если исходить из сталинских же цифр. Если же воспользоваться настоящей дореволюционной статистикой, то, поскольку реальное производство хлеба в 1913 году составляло 5637 млн пудов (а вовсе не 5000), общее падение производства составило 1037 млн пудов. Примерно на 18 процентов.
Может, статистик Немчинов делал пересчет на актуальные границы 1927 года? Это было бы логично. Но кто ж его знает — нам не говорят. В любом случае падение производства зерна в подвергнутой коллективизации стране составило по отношению к царской эпохе от 400 млн пудов (выходит по Сталину) до 1037 млн пудов (выходит по дореволюционной статистике).
Население в сопоставимых границах в 1913 году было 139,3 млн человек, а по переписи 1926 года стало 147 млн человек. Сказался всплеск отложенной рождаемости в сравнительно сытные годы нэпа. На среднюю российскую женщину детородного возраста в 1926 году приходилось 6,7-6,8 ребенка! Но вот только-только они родились — так по ним и громыхнула коллективизация. Людей стало заметно больше, а еды заметно меньше. И 1927 год был только началом. Страна еще держалась остатками нэпа. До Сибири коллективизация по-настоящему еще вообще не добралась. Все самое страшное было впереди. Но число людей уже начало сокращаться под сужающуюся кормовую базу.
Зато со статистикой все в порядке. Она, как и весь советский народ, уверенно смотрит в будущее. "Известно, наконец,— веско говорит товарищ Сталин в той же речи,— что в 1930 году валовая хлебная продукция колхозов и совхозов будет составлять не менее 900 млн пудов... а товарного хлеба дадут они не менее 400 млн пудов (то есть несравненно больше, чем кулак в 1927 году)".
Вот видите, ему все известно наперед. А нам даже апостериори неизвестно! Данные о производстве хлеба в те годы советская статистика даже после смерти вождя стесняется дать. И уж тем более данные о душевом потреблении. В сборнике 1958 года они подменены цифрами товарного вывоза, да и то лишь для периодов 1923-1926 и 1937-1940 годов. Между ними, как раз в эпоху коллективизации и голодомора,— черная статистическая яма в 10 лет длиной. Ведь что такое товарная продукция? Зерно, вывезенное из села в город. Его прирост (помимо приписок и очковтирательства) может обеспечиваться как ростом производства хлеба, так и ростом его изъятия, в том числе на фоне стагнации или даже сокращения урожаев. Вывези все до зернышка, оставь деревню подыхать с голоду — вот тебе и рост товарной продукции...
Все слабее запах молока и хлеба
Понятно, все это сопровождается нежными играми со статистикой. В том числе с дореволюционной. Вот данные из политического отчета ЦК ВКП (б) XVI съезду партии. Это уже июнь 1930 года. Понятно, про обещанные полгода назад 900 млн пудов никто не вспоминает: ясно, что не получается. Сталин вообще с начала 30-х аккуратно избегает абсолютных цифр по сельскохозяйственному производству, оперирует в основном процентами, числом колхозов да площадями запашки.
Послушаем его. В относительно благополучном 1927 году по отношению к 1916-му (за точку отсчета он берет не пресловутый 1913-й, а самый скверный год германской войны, когда были перебои с продуктами) прирост крупного рогатого скота составил 14,3 процента, овец и коз — 19,3, свиней — 11,3.
А в 1930 году (по сравнению с тем же военным 1916 годом) состоялось сокращение крупного рогатого скота на 10,9 процента, овец и коз — на 12,9, свиней — на 39,9. "Нехорошо! — говорит товарищ Сталин товарищам.— Есть еще над чем поработать!"
Интересно, что прямо сравнить 1930 год с 1927-м он не захотел. Хотя для оценки эффекта коллективизации это было бы самым правильным. Предпочел плясать от 1916-го. Ничего, мы не гордые, пересчитаем. Исходя из его процентов, получается, что с 1927 (последний год рыночного капитализма на селе) по 1930 год поголовье крупного рогатого скота упало на 25,2 процента, овец и коз — на 32,2 и свиней — на 51,2.
Все это на фоне, напомним, падения производства хлеба и всплеска деторождений, которым неразумный русский народ откликнулся на четыре благополучных года нэпа.
Вообще-то сокращение производства еды на 20 процентов — это уже не кризис, а катастрофа. Но только не в СССР. В СССР, как знает каждый, кризисов не бывает. Подумаешь, 8 млн крестьян померло (в основном недавно родившиеся дети), что и зафиксировала перепись середины 30-х годов. Которую, как известно, признали вредительской, а авторов расстреляли.
Статистика, однако. Читай и плачь.
Если вернуться к такой трудно растяжимой материи, как железнодорожные рельсы, то сравнительная картинка царской и советской экономики смотрится так.
Ленин в книге "Развитие капитализма в России" пишет, что за 25 лет, с 1865 по 1890 год, железнодорожная сеть России выросла в 7 раз. Круче, чем в Англии, где аналогичный рывок занял 30 лет и обеспечил лишь шестикратный прирост. Правда, слабее, чем в Германии.
С 1865 по 1875 год русский капитализм строит железные дороги со средней скоростью 1,5 тыс. км в год. С начала 1890-х процесс ускоряется: 2,5 тыс. км в год. Автор добросовестно констатирует "истинно американские" темпы роста тогдашней России и ее железнодорожной инфраструктуры. К концу XIX века, уже за временными рамками его исследования, годовой прирост сети достигает 3 тыс. км.
Потом у нас Первая мировая война, революция, интервенция, индустриализации, Вторая мировая война и наконец, смерть вождя всех народов в 1953 году. Каков итог этой бурной деятельности в объективном железнодорожном измерении?
Среднегодовой прирост сети по советским данным с 1913 (58,5 тыс. км) по 1956 год (120,7 тыс. км) — 1,4 тыс. км. Выходит, Советская Россия съехала к темпам роста, немного уступающим эпохе Александра II (данные за 1865-1875 годы). По В.И. Ленину, тогда было 1,5 тыс. км в год.
Если же взять за точку отсчета цифру царского МПС (73 тыс. км), то советский прирост скукоживается до совсем скромных размеров. Правда, тогда следует учесть Польшу, дороги которой в имперской статистике учитывались, а советской, понятно, нет. Оценим польский фактор округленно в 3 тыс. км — Привислинские, Варшавско-Венская дороги, Варшавские, Лодзинские и прочие подъездные и фабричные пути. Тогда советский прирост к 1956 году составляет примерно 51 тыс. км. По 1,2 тыс. км в год. Царь-Освободитель и эпоха отмены крепостного права резко уходят вперед по сравнению с достижениями сталинских пятилеток.
Понятно, нас интересует чистый замер за лучшие годы индустриализации. Чтобы без революций, гражданских войн и прочих напастей. Пожалуйста. В лучшие годы индустриализации, с 1928 (76,9 тыс. км) по 1940 год (106,1 тыс. км), средней темп прироста железнодорожной сети в СССР составляет 2,4 тыс. км в год. Слабее, чем за 30-40 лет до того, на рубеже веков. Чуть хуже, чем даже 1890-х, когда Николай Александрович Романов начинал свое скорбное царствование. Тогда, по Ленину, выходило в среднем 2,5 тыс. км. Это по официальным советским данным.
Если же учесть непринужденное шулерство с сетью в зоне 1939 года, украденной советской статистикой у батюшки-царя и приписанной товарищу Сталину (оценим ее на круг в 4 тыс. км), то железнодорожный триумф 30-х годов составляет примерно 25 тыс. км, то есть темпы роста около 2,1 тыс. км в год. Похуже, чем у Александра III.
Может, желаете данные эпохи быстрого послевоенного восстановления хозяйства? Будьте любезны: с 1945 (112,9 тыс. км) по 1956 год (120,7 тыс. км) сеть прирастала со скоростью 0,7 тыс. км в год. Вдвое медленнее, чем в благословенные времена после поражения Николая I в Крымской войне и отмены крепостного права. Кстати, несложно сообразить, что в самые трудные военные годы страна, сцепив зубы, выдавала вдвое больше: в 1940-м было 106,1 тыс. км, в 1945-м стало 112,9 тыс. км. Всего по 1,4 тыс. км в год.
Итого. При последнем царе — до 3000 км в год. Во время оптимума сталинской индустриализации — примерно 2100 км в год. Во время Отечественной войны — 1400 км в год. После войны, до 1956 года,— 700 км сети в год. И сейчас, между нами говоря, держимся примерно на этом же уровне.
Стальная поступь индустриализации в конкретном рельсовом измерении.
И ведь по всем остальным направлениям примерно то же самое. Только их объективно измерить так же нелегко — не всегда найдешь рельс подходящего размера.  
Рекомендуем
Обсуждение новости
| ||||||
|
||||||
|
||||||
Наш канал в Telegram
вверх
Пишите нам