В 70-х бар при «Интуристе» почему-то считался местом сбора «золотой  молодежи », но нагуляться вволю там можно было на тот же рубль. Как и где тусуются нынешние -надцатилетние, мы наблюдаем каждый день. Это происходит на любом углу столицы и в любое время суток, были бы у ребят деньги. А вот знают ли они, как проводили досуг их собственные предки?

Помню, сестра сшила себе первую нижнюю юбку. Для красоты, конечно, чтобы поддевать ее под «полусолнце» и «солнце». Но и с практической целью, весьма далекой от моды. Украшенная несколькими ярусами, поделенными на «тематические» кармашки, пышная исподница стала вместилищем тайных знаний и очень выручила на выпускных экзаменах не только сестру, но и весь ее класс.

Тогда, в середине шестидесятых, пели песни о людях героических профессий - летчиках, геологах, взапой читали книги Василия Аксенова, рвались, подобно его героям, куда-то в Прибалтику, к Европе поближе. Девушки в брюках еще были в новинку. Парни зауживали ширпотребовские штаны, превращая их в «дудочки», и обильно смачивали чубы сахарным раствором или пивом, чтобы надо лбом стоял дурацкий кок, как у самого Элвиса. (Кстати, модную импортную музыку переписывали кустарным способом на «костях» - старых рентгеновских снимках). Чтобы кок или девичий начес не смялся, шапки не надевали даже в холода. Последним «писком» стали нейлроновые сорочки. Самые отчаянные ребята подфарцовывали, выпрашивали у нечастых иностранцев жвачку, покупали галстуки с пальмами, за что нередко попадали на стенд с надписью «Они позорят наш город» и удостаивались ярлыка «стиляга». Любовь к благам («вещизм», «мещанство») считали не совместимой с моральным обликом советского человека, достаточно невинный интерес к Западу ругали словом «низкопоклонство». Оргвыводы для молодых людей, уличенных в отклонении от генеральной линии, могли иметь далеко идущие последствия. Однако даже это не останавливало адептов нового образа жизни.  

В   Кишиневе , как в каждом городе Советского Союза, был свой «Бродвей», и по вечерам принаряженная  молодежь  выходила «прошвырнуться» по нему. «Бродвеем», или, сокращенно, «Бродом» служил правый тротуар центрального проспекта, если идти от Скулянки в сторону вокзала. Противолежащая сторона пренебрежительно именовалась «Дунькин-стрит». Как показало небольшое журналистское расследование, такое странное разделение уходит корнями в отдаленное прошлое - довоенное или даже дореволюционное, когда справа гуляла «чистая публика», обитавшая в верхней части города, а слева - разночинная из нижней.

О дискотеках еще не слыхали. Среди танцплощадок самой престижной считалась незабвенная «Улыбка» у входа в ЦПКиО, которой уступали даже танцы в Доме офицеров. Вальс, танго и фокстрот медленно, но верно сдавали позиции твисту и рок-н-роллу. К концу шестидесятых - началу семидесятых, вслед за целым миром, мы стали подпевать «битлам». Молодые пары научились подавать заявления в загс не с целью создать семью, а чтобы по талончикам новобрачных отовариться в магазинах чешскими туфлями и гэдээровскими костюмами.

Мы, последыши шестидесятников, заканчивали и поступали уже в семидесятые, когда «платформы» переживали второе, после пятидесятых годов, рождение, а в одежде царила длина «мини». И, хотя крошечная юбка несколько притупляла бдительность экзаменатора, шпаргалки приходилось писать в телеграфном стиле и размещать на крошечном участке бедер, остающемся вне поля его зрения. В моду вошли юбки-«спиральки», но ненадолго, поскольку отличались сложным кроем и большим расходом материала. Штаны расширялись до невероятия посредством самодельных вставочек, украшались пуговицами, вышивкой, рыбацкими колокольчиками. Настоящие джинсы были мечтой. Повсеместно носили химически чистый кримплен, парясь в нем в жару. Настала эпоха тотального дефицита, самым ходовым стал термин «достать». Зимой девчонки отчаянно щеголяли в колготках-паутинках, мини и лакированных сапогах-чулках, трескавшихся на морозе. За что впоследствии расплачивались циститами и воспалением придатков. На кухонных посиделках пели под гитару Высоцкого, Галича, Окуджаву. На Кукина («а я еду за туманом») и других популярных авторов сочиняли антипафосные пародии. Вне дома большой популярностью пользовалась «восьмерка» в парке Пушкина - скамья такой формы обвивала старые деревья рядом со старым фонтаном, в той части, которая выходит к гостинице «Кодру». Другое культовое место - «пятачок» в скверике, который сейчас сменило кафе «Anotimpuri» напротив Дома издательств. Ожесточенные споры сменялись флиртом, а завершалось все бутылкой по кругу. Общаться и развлекаться (слова «тусовка» еще не знали) ходили в демократичные бары, под гостиницей «Молдова», например. Там, заказав чашку кофе, можно было курить в кулак и потихоньку распивать принесенные с собой спиртные напитки. Здоровый образ жизни еще не стал фетишем. ЦК КСМ МССР, заботясь о нашем воспитании, официально взялся патронировать две организации -  Клуб  научной и  Клуб   творческой   молодежи , которые дислоцировались в новеньком Молодежном центре имени Гагарина. Как недолог оказался век этих сегодняшних развалин!

Восьмидесятые, начавшись при загнивающем социализме, закончились полным разбродом. В обращение вошли русский рок и западный «хэви-метал». Повсеместно появились дискотеки. Предпочтения в одежде диктовались музыкальными пристрастиями, но преобладали «косухи» с клепками, пояса и браслеты с шипами. Культовым со времен «Бродвея» оставалось кафе «Ынгецатэ», которое многие могут вспомнить незлым тихим словом. А еще – «Фулгушор» с плетеными «вигвамами», «Прикиндел» с аквариумами и маленьким крокодильчиком, «Театральное» на Комсомольской. Рокеры собирались у кафе «Лира», тусовались у главпочтамта, потом, по примеру предыдущих поколений, перекочевали к фонтану около театра имени Чехова, где бойкие старушки предоставляли стакан и штопор в обмен на пустую бутылку. И, наконец, между старым оперным театром и Органным залом  в   Кишиневе  появился свой собственный «Арбат». Там не только утвердились художники и прикладники, туда, не смешиваясь, откочевывали представители различных молодежных группировок, изгоняемые из прочих мест. Наркотики, секс-меньшинства, проституция перестали быть запретной темой для СМИ.

В девяностые, помню, мы все почувствовали себя свободными и богатыми, но ненадолго... Однако об этом пусть напишут уже другие, для кого память об этих годах овеяна обаянием собственной юности. И если кто-то вдруг вздумает упрекнуть вас сегодня за кольцо в пупке или сползающие с чресел брюки, напомните родителям, что и они были молодыми, и чушь прекрасную несли, и выглядели как чучела, и набивали шишки, прежде чем стать взрослыми.