На первый взгляд,  кризис на Кипре кажется связанным с деньгами, однако на самом деле он стал следствием конфликта политических культур – европейской, греческо-кипрской и российской. Появившиеся в ходе кризиса марта 2013 года трещины вызовут такие последствия как недоверие и враждебность не только на самом острове в восточном Средиземноморье, ставшем ареной этой драмы, но и далеко за его пределами. Основная проблема заключалась в том, что Европа приняла в свои структуры неевропейское образование в лице Кипра, а впоследствии не смогла привить там европейские стандарты финансового управления. Российские деньги стали топливом для этого катастрофического пожара, а не причиной кризиса. Отмывание денег и неплатежеспособность банка – это прискорбно, однако это не одно и то же.

Греческий Кипр (также именуемый Республикой Кипр, поскольку проживающие на севере острова турки напрямую к этой истории непричастны) в плане политической культуры существенно отличается от Греции. Греческая Республика – это греки и выходцы из Балкан, тогда как Республика Кипр – это греки и левантинцы. Такая  специфика создает существенное отличие. Греция была трудным ребенком Европейского Союза на протяжении четверти века, однако в Афинах изначально стремились к европейской идентичности и к Европе. Оба премьер-министра Греции, возглавлявшие правительство страны в период политического кризиса – Георгис Папандреу (George Papandreou) и Антонис Самарас (Antonis Samaras), всеми силами пытались вести себя как ответственные европейцы. Если бы Папандреу придерживался этноцентричных взглядов, как большинство его предшественников, ему пришлось бы признать неспособность своего правительства выплатить государственный долг еще раньше, вынудив правительства Франции и Германии спасать банки своих стран. Греческое политическое руководство в целом согласилось с тем, что охвативший их страну кризис стал следствием их собственной расточительности.

Никосия, напротив, рассматривала свое членство в европейской семье не более чем брак по расчету. Греческие киприоты считают себя европейцами, а свой остров - колыбелью европейской цивилизации. Однако, присоединившись к общеевропейским структурам, они не отказались от своей левантинской модели бизнеса и деловой практики в пользу европейских стандартов. Они считали, что будут доить двух коров, манипулируя своими европейскими партнерами и сохраняя при этом, как говорят в Германии, «экономику казино». Вплоть до недавнего времени все греческие киприоты, начиная с простых граждан и заканчивая администрацией президента, рассчитывали, что полная финансовая поддержка со стороны Брюсселя и Франкфурта обеспечена им по праву. Ни одно из правительств стран еврозоны не подходило к взаимодействию с «тройкой» (Европейская комиссия, Европейский Центральный банк и МВФ) с такой беспечной самоуверенностью и безразличием к отчетности.

Два события заложили предпосылки для превращения греческого Кипра из тихой заводи в процветающий международный финансовый бордель. Первое из них – это изгнание египетским президентом Гамалем Абдель Насером из своей страны представителей зарубежных диаспор после 1956 года, второе – гражданские войны в Ливане. В результате этих событий Александрия и Бейрут лишились статуса региональных финансовых центров, которым они обладали с незапамятных времен. На эту роль было не так уж и много сильных кандидатов. Афины в то время считались периферией, не говорящей на английском языке. Никосия (наряду с Лимассолом и Ларнакой) рассматривались как еще большая периферия, однако она сумела предложить привлекательное сочетание британского торгового законодательства и левантинской правоохранительной системы.

Последовавшие за этим разногласия, вызванные разделением острова в 1974 году на греческий и турецкий сектора, превратили греческий юг в рай для офшорного бизнеса - своего рода Дубаи в миниатюре. На Кипре не только предоставлялись выгодные финансовые услуги, но также существовала идеальная юридическая среда для компаний-однодневок, для судоходных компаний, ходящих под «удобным флагом», для торговли  оружием и наркотрафика. Кроме того, остров терпимо относился к шпионажу советского блока (Кипр также закрывал глаза на деятельность британцев и американцев, осуществляемую из районов, на которых находятся две британские военные базы).

Среди многочисленных финансовых клиентов, которых привлекал в те годы остров, был КГБ и его финансовый филиал - Банк внешней торговли «Внешторгбанк». Для тайных советских финансовых операций Никосия в своем регионе играла такую же важную роль, как Вена для Центральной Европы. Таким образом, было понятно, что российские олигархи постсоветской эпохи направят наворованные деньги именно туда для их отмывания и инвестирования. Разумеется, Кипр был одним из многих финансовых центров такого рода, однако он пользовался особой популярностью у русских благодаря географической близости, климату, пляжам, образу жизни и православному христианскому братству.

Следует особо отметить, что значительная часть так называемых «русских» денег на Кипре на самом деле приходила из самых разных русскоговорящих стран. Большую долю этих денег составляют средства, направляемые из Украины, Сербии, Армении, Болгарии, Грузии и стран Центральной Азии, а также из другим традиционных мест за пределами постсоветского пространства. Российские деньги стали со временем самой крупной составной частью иностранных средств на Кипре. Тем не менее, «экономика казино» появилась и начала процветать на острове еще тогда, как в России не было никаких олигархов.

Российская финансовая деятельность на Кипре приобрела две специфических формы. К первой относится деятельность, которая поначалу может показаться открытым отмыванием денег. Значительная часть российского бизнеса, включая государственный сектор, часто использует офшорные банки для осуществления различных финансовых операций, провести которые в России невозможно. Действуя по этой схеме, ВТБ (именовавшийся ранее Внешторгбанком) учредил в 1995 году на Кипре свой филиал – Руссский коммерческий банк. ВТБ является второй по величине финансовой структурой в России с полугосударственной формой собственности. Он пришел на Кипр для обслуживания других полугосударственных структур, в число которых входит не только всем известный Газпром.

Можно ли это считать отмыванием денег? Это зависит от того, что вкладывать в это понятие. Подобные финансовые услуги полностью законны на Кипре, и они официально разрешены Москвой. В число клиентов Русского коммерческого банка входит большое количество российских частных вкладчиков, владеющих счетами как у себя на родине, так и за границей. Банком ВТБ владеет и управляет Кремль, поэтому какое бы «отмывание» он ни проводил на Кипре, это является частью государственной политики. В дополнение к этому, Русский коммерческий банк финансово обеспечен и защищен. Он никоим образом не был причастен к финансовому кризису.

Вторая форма российских финансовых операций на Кипре заключалась в прямом отмывании денег российскими олигархами (наряду с украинцами, арабскими шейхами, израильскими бизнесменами и т.д.). Оценить масштаб этой деятельности сложно, но очевидно, что он огромен (однако неизвестно, превысил ли он объемы средств по операциям российских полугосударственных компаний). Она заключалась в предоставлении платных услуг, часто за наличные, однако принимались также золото и драгоценные камни. Принятое Европейским Центральным банком решение о выпуске банкноты номиналом 500 евро еще больше повысило статус Кипра как центра по отмыванию денег. Отмывание денег – процесс затратный, однако именно доверие остается главным активом для тех, кто получает неподотчетные денежные средства от лиц с неподотчетными доходами. Таким образом, на этих операциях зарабатывались существенные комиссионные. После того как в 2004 году Кипр вступил в Евросоюз, а четырьмя годами позднее в еврозону, кипрские банки смогли предоставлять весьма специфическую услугу по легальному выходу этих денежных средств и их владельцев на европейский рынок. И действительно, появилась информация о том, что 80-ти российским вкладчикам были выданы кипрские паспорта с правом свободного перемещения и проживания в пределах Шенгенской зоны в обмен на хранение ими крупных средств на Кипре.

Ключевым инструментом отмывания денег выступал Laiki Bank, второй по величине банк острова и хорошо известное в восточном Средиземноморье учреждение благодаря гибкой схеме предоставляемых услуг. Среди тайных операций банка - перемещение активов Слободана Милошевича и его семьи из Сербии на Кипр. В то время как на банковские учреждения в Швейцарии, Лихтенштейне и других странах мира руководство западных стран оказывалоь серьезное давление с тем, чтобы они повысили свои стандарты, банк Laiki процветал. Основная часть денежных потоков банка, разумеется, приходилась на Россию, однако у российских денег было очень много соседей.

Что бы ни твердили заголовки таблоидов, финансовый кризис на Кипре вызван не российскими деньгами. Отмывание денег и банкротство – абсолютно разные вещи. Размер финансового сектора Кипра в восемь раз превысил ВВП страны - как в Исландии и Ирландии. Однако проблема была не в этом. (В Исландии банки оказались неплатежеспособными без какого-либо отмывания денег). В Люксембурге финансовый сектор в 22 раза превышает объем ВВП, и там спят спокойно, потому что в Великом Герцогстве придерживаются строгого регулирования, обеспечивая поддержание платежеспосбности финансовых учреждений.

Однако в случае с Кипром финансовая неплатежеспособность стала результатом безответственных решений об инвестировании, принятых крупнейшими банками (например, Laiki), понижения кредитного рейтинга Греции по государственному долгу, а также системных ошибок финансового управления в Никосии и просчетов Брюсселя и Франкфурта. Деньги России и других зарубежных вкладчиков лишь усугубили эту проблему, однако виноваты в ней банкиры греческого Кипра и власти.

Источник кризиса был очевиден еще за два года до его начала. Bank of Cyprus и Laiki Bank взяли на себя значительную долю греческого государственного долга в качестве гарантий обеспечения, поскольку процентные платежи по греческим облигациям были многообещающими. Laiki существенно увеличил свои вклады в греческие облигации в 2009 году, прямо накануне начала финансового кризиса в Афинах (по такой же схеме компании на Уолл-Стрит выкупали вторичные ценные бумаги как раз в тот момент, когда они обрушились в цене). Вместе с другими крупными держателями греческих облигаций кипрские банкиры решили, что на государственный долг суверенной страны еврозоны будут негласно распространяться гарантии еврозоны. Они ошиблись. Кипрские активы были незначительными по сравнению с ведущими французскими и немецкими банками. Однако они были несоразмерно большими по отношению к объему капитализации банков Кипра, и правительство страны не могло их выкупить и спасти. 2011 год Laiki начал с размера собственного капитала в 3,6 миллиарда евро, из которых 3,1 миллиарда составляли обязательства по греческому государственному долгу. На нем банк потерял 2,3 миллиарда. Это отразилось на общих убытках банка за 2011 год, составивших 4,1 миллиарда евро, что на полмиллиарда превысило объем собственного капитала на начало года. Неудивительно, что Laiki не прошел «проверку на прочность» и в июне 2012 года получил государственную поддержку в размере 1,8 миллиарда евро. Однако эта сумма быстро растворилась в дальнейших убытках банка. Удивительным на тот момент было не то, почему Laiki  был объявлен неплатежеспособным в марте 2013 года, а то, как ему удалось избежать этой судьбы ранее.

Таким образом, кризис на Кипре ни для кого не стал сюрпризом, так как предвещавшие его события происходили в течение многих месяцев. «Тройка» предпочла повременить с решением этой проблемы по двум причинам. Во-первых, она хотела, чтобы стабилизировалась ситуация в других странах еврозоны, особенно в Испании. Во-вторых, она ожидала смены правительства в Никосии. Стоит отметить, что «тройка» ни капли не доверяла предыдущему руководству страны, возглавляемому Прогрессивной партией трудового народа Кипра (коммунистическая партия). После избрания в феврале президентом Кипра Никоса Анастасиадиса (Nicos Anastasiades) «тройка» была готова проколоть финансовый нарыв Кипра.

Последовавшие за этим переговоры выявили два серьезных конфликта политической культуры: европейской с греческо-кипрской и европейской с российской. Новый глава греческих киприотов оказался не готов к серьезным драконовским требованиям «тройки», однако он обсудил с ними первый пакет предложений, показав тем самым, что хочет защитить офшорные вклады в островную экономику больше, чем деньги собственных сограждан. Так это или нет, но Анастасиадис согласился ввести налог на застрахованные вклады в надежде на то, что парламент страны отвергнет данное  решение. Это натолкнуло на мысль о том, что защита крупных иностранных вкладчиков имеет для него весьма большое значение (проводимая им политика в сфере законотворчества служила интересам России и Украины).

Еще большее изумление вызвало то обстоятельство, что первый пакет, разработанный совместно с «тройкой», предусматривал налог на вклады (своеобразная форма конфискации) во всех финансовых институтах, как платежеспособных, так и нет. В случае принятия такого пакета и выполнения его условий институциональные и частные вкладчики ВТБ на Кипре подверглись бы серьезному налоговому бремени, несмотря на  то, что Русский коммерческий банк был вполне платежеспособен, имея за своей спиной мощное подкрепление в виде активов второго в России банка. В этот момент Москва закричала «держите вора», и была в своих действиях отнюдь не одинока. Спустя несколько  дней «тройка» пересмотрела пакет и убрала из него оба этих условия. Однако российские власти и инвесторы по вполне понятной причине в значительной степени утратили доверие как к правительству Кипра, так и к честности европейских институтов.

В этой истории европейская политическая культура является  в основном  немецкой, с ее тенденцией считать деньги неизбежным злом, а долг безнравственным явлением. В то же время, между Россией и Германией существовали особые отношения, и Москва надеялась на Берлин, полагая, что он будет «учитывать российские интересы» при решении таких вопросов как помощь Кипру. Но не получилось. Власти Германии предвидели наступление кризиса на Кипре еще задолго до его прихода. Канцлер Ангела Меркель открыто говорила о том, что больше всего в Европе ее беспокоит Кипр. Когда в 2011 году объем греческого суверенного долга был снижен более чем наполовину, последствия для Кипра стали лишь вопросом времени. Время определило падение стоимости греческих облигаций в банке Laiki, а также состоявшиеся в феврале президентские выборы на Кипре.

К сожалению, немецкие политики и средства массовой информации решили изобразить кипрскую проблему как пьесу на тему нравственности с Россией в роли главного злодея. Обрушившись с нападками на кипрскую «экономику казино», они обвинили во всем деньги российских олигархов. В Германии год выборов, и представители самых разных диапазонов политического спектра встают сегодня в негодующие позы, выступая против спасения российских олигархов – как будто проблема в этом. Мало кто из немецких комментаторов признает управленческие недостатки европейских институтов в отношении одного из членов еврозоны, а также тот факт, что решение Laiki Bank и прочих банков взять на себя столь значительную часть греческого суверенного долга было их собственным просчетом. Они не признают и то обстоятельство, что фактор риска, введенный в 2011 году для греческих облигаций, сделал кипрский кризис неизбежным. Не было и признания того, что самостоятельный российский банк на острове сохранил платежеспособность несмотря на то, что обрабатывал крупные суммы из офшорных средств.

Факт остается фактом: основные ошибки Европа допустила в период с 2004 по 2007 год. Во-первых, европейские государства приняли Республику Кипр в ЕС в условиях, когда проблема раздела острова остается нерешенной. Сделали они это вопреки советам всех тех, кто знаком с кипрской проблемой. Они решили поверить на слово тогдашнему президенту Тассосу Пападопулосу (Tassos Papadopoulos), которого даже его сторонники называли хроническим лжецом, и который заявлял, что его народ проголосует за план ООН по объединению. Но греческие киприоты в ответ на публичные обещания своего президента сказали «нет» объединению в соотношении два голоса к одному, сделав это после того, как турецкие киприоты проголосовали за воссоединение - в соотношении три к одному. Во-вторых, Европа приняла в свои ряды эту «экономику казино», которая даже близко не отвечала требованиям действующего в Европе финансового права и была к тому времени переполнена незаконными оффшорными деньгами. В-третьих, спустя неполных четыре года неисправившийся Кипр вошел в еврозону. Таким образом,  винить в случившемся европейские страны могут только себя самих. Простое применение принципа «раз обманули, во второй я не попадусь» должно было закрыть Кипру вход в зону евро.

Учитывая то, что Никосия давно уже ведет себя недобросовестно по отношению к  Брюсселю и Франкфурту, неудивительно, что «тройка» посчитала необходимым ввести понятие «моральный риск» в случае с Кипром. Однако здесь налицо и такая составляющая, как стремление наказать киприотов за их чрезмерное братание с русскими. Европейцев все больше беспокоит то обстоятельство, что русские деньги присутствуют почти на каждом углу и в каждом закоулке Евросоюза, а за ними скрываются призраки российских олигархов. Кипр стал своевременным и объективным уроком, указывающим на то, насколько опасно слишком активно заниматься бизнесом с Россией. Именно такая картина доминировала в европейских, и особенно в немецких репортажах и сообщениях о кризисе на острове.

Неудивительно, что эта тема Москве не понравилась, поскольку она считала, что Евросоюзу вполне по силам разрешить банковские проблемы Кипра без потерь для инвесторов. Российское правительство в начале кризиса даже предоставило государственный заем Кипру, который, к сожалению, лишь увеличил и без того немалую долговую нагрузку. Когда российские руководители узнали условия первого и второго пакета тройки, они остолбенели, а затем заговорили о недобросовестности европейских партнеров России. Москва начала громко жаловаться, что с ней никто не посоветовался, хотя ее надо было включить в процесс переговоров.

Конечно, у Москвы были основания рассчитывать на согласование с ней этого вопроса со стороны Никосии – ведь она оказала активную официальную поддержку Кипру. То, что греческие киприоты отказались общаться со своими российскими спонсорами во время кризиса, это настоящая подлость и большой просчет. С одной стороны, у России не было никакого веса и влияния на переговорах между институтами ЕС и государством-членом Евросоюза об использовании европейских ресурсов. Трудно представить, как «тройка» могла на законных основаниях подключить к переговорам Россию – ведь при этом наверняка появились бы обвинения в том, что она отдает предпочтение не кипрским и прочим вкладчикам, а российским держателям счетов. Затем Россия предложила трехсторонние переговоры Европа-Россия-Кипр, вызвав неподдельное недоверие у европейцев.

К сожалению, Еврокомиссия еще больше усугубила проблему неправильного восприятия, предложив российским финансовым институтам выкупить Laiki Bank и взять на себя большую часть его убытков, одновременно дав гарантии его вкладчикам. В данном случае недоверие проявила российская сторона. Официальное банковское присутствие России на острове было ликвидным. Зачем Москве выкупать несостоятельный банк еврозоны вместе со вкладчиками со всего мира и защищать институты ЕС от последствий их собственных недоработок? Кроме того, лишь государственные банки в России обладают соответствующим масштабом и возможностями для такого поглощения. Так что по сути дела, поглотить Laiki предлагалось российскому государству. Даже по современным российским меркам это является  должностным преступлением. Европейцы обосновали свое смахивающее на произвол предложение тем, что Москва будет защищать своих вкладчиков в Laiki и по сути дела наведет порядок в том хаосе, который, как считали в Брюсселе, имеет российское происхождение. Но Москва увидела в предложении ЕС элементы «неоколониализма» и попытку использовать Россию в качестве свалки и козла отпущения за провалы европейского управления.

Теперь у греческих киприотов действуют меры валютного контроля (впервые в стране еврозоны), и возникает вопрос: сколько российских денег ушло с острова до того, как захлопнулась дверь? Некоторые российские (и не только) олигархи посещали Кипр за недели и месяцы до кризиса. Можно предположить, что они переводили оттуда свои активы. Утечки информации в Никосии указывают на массовое снятие средств с иностранных  счетов в последние дни работы Laiki Bank. Тем не менее, многие россияне с крупным капиталом, не входящие в категорию олигархов, разделяли иллюзорную уверенность киприотов, полагая, что Европа обязательно придет на выручку. Многим из них еще предстояло выучить новое английское выражение «bail in» (вовлечение вкладчиков в процесс оказания экстренной финансовой помощи). У тех, кто поверил в якобы существующую европейскую солидарность, потери будут существенные. Однако Laiki был из разряда банков, ведущих не одну бухгалтерию, так что связную информацию о сумме вкладов и потерь можно будет получить лишь после того, как бухгалтеры и юристы хорошо попотеют. Для настоящих олигархов прозрачность не будет существовать никогда. А если говорить о том, на кого ляжет основное бремя убытков, то здесь, скорее всего, можно будет применить принцип «Титаника»: первый класс сядет в спасательные шлюпки, а пассажиры с палубы и из трюмов вместе с экипажем останутся на борту и пойдут на дно.

Кипр будет находиться в бедственном экономическом положении еще долгое время, поскольку его главный экономический сектор лежит в руинах. Наступит хороший момент для возвращения русских олигархов, которые выгадают на низких ценах во время срочной распродажи и на враждебном отношении населения к Европе и Германии. Общественное мнение в греческой части Кипра явно на стороне России, да и бизнес-элита быстро поймет, где ее личная выгода. Русское терпение, авантюризм и небольшая толика очень публичной «солидарности» - и Москва обретет на Кипре долговременные преимущества. В конце концов, России зачастую намного комфортнее работать в восточном Средиземноморье, нежели в Европе. Если Кипр решит выйти из еврозоны (а это вполне реально), то греческая сторона острова в будущем еще больше склонится в сторону России. А это будет иметь серьезные последствия для Турции и для Европы.

Неразбериха на Кипре выявила взаимное недоверие и предрассудки, существующие между Европой и Россией. Все это существовало всегда, но находиллось под покровом терпеливой европейской ostpolitik и российских попыток увести Европу прочь от ее трансатлантического союзника. Материальный фундамент российско-европейского сотрудничества это по-прежнему  их экономическая взаимозависимость и общая историческая потребность в примирении. Тем не менее, март 2013 года может стать чем-то вроде переломного момента в отношениях между Москвой и ее основными европейскими соседями. Конечно, иллюзия «общеевропейского дома» исчезла задолго до кипрского кризиса. И тем не мене, этот кризис был отмечен вульгарными попытками создания стереотипов с обеих сторон, взаимными предположениями о финансовых злоупотреблениях, а также упрямой приверженностью к собственному толкованию событий. Такая точка зрения Европы и России, вышедшая на поверхность из-за кипрского кризиса, скорее всего сохранится и будет мешать двум сторонам заниматься решением других вопросов. Особенно пострадают российско-германские связи, потому что  в Германии сохраняется устойчивая тенденция смотреть на сагу еврозоны с позиций нравоучительного морализаторства, а Москва постоянно видит во внутренней политике Евросоюза заговоры против России.

Поразительная характерная черта нашего мира после холодной войны это то, насколько активно русские участвуют в европейских делах, постоянно присутствуя в европейском пейзаже и обретая признание как более или менее «нормальные европейцы» после долгих лет самоизоляции. У европейцев такое признание существовало всегда, правда, в гипотетической и весьма условной форме. После событий на Кипре и по мере того, как российское государство будет все больше замыкаться в себе, уходя в сторону от контактов с современными зарубежными политическими культурами, русские в Европе могут вновь стать «другими» - даже в собственных глазах.

Э. Уэйн Мерри – старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике (American Foreign Policy Council), специалист по Европе и Евразии.