Трагическая история “Альталены” хорошо известна, и мы, разумеется, не станем ее повторять. Сегодня, спустя почти 65 лет после ее расстрела, на повестку дня вновь, уже не в первый раз, встал вопрос о том, чтобы поднять останки этого судна и попытаться восстановить в качестве одного из важнейших артефактов истории Израиля. Инициатором идеи стал депутат от “Ликуда” Ярив Левин, племянник капитана “Альталены” Элиягу Лански. Все, как обычно, уперлось в деньги 

Петр ЛЮКИМСОН

Первые исследования показали, что “Альталену” за эти годы снесло течением в сторону и сегодня она покоится на глубине 300, а не 60 метров, как считалось раньше. Это означает, что на ее подъем потребуются миллионы долларов, а государство готово субсидировать не больше 10% этой суммы, остальное должно быть собрано за счет частных пожертвований. Но, кажется, нашелся человек, готовый выделить требуемую сумму. Его зовут Джек Гринберг, и трагедия “Альталены” для него не просто история, а часть жизни. Он – один из тех подростков-велосипедистов, которые на знаменитой фотографии наблюдают за пожаром “Альталены” с тель-авивского берега. История жизни Джека Гринберга заслуживает того, чтобы ее вспомнили в эти весенние дни, когда вслед за Днем памяти жертв Катастрофы мы отмечаем День независимости Израиля.

Джек Гринберг

Джек (Яков) Гринберг родился в Бресте в семье убежденных сионистов-ревизионистов. Он хорошо помнит, как в доме его родителей принимали Зеэва Жаботинского и тогда еще совсем молодого Менахема Бегина. Гринберги собирались репатриироваться в Палестину, но война помешала этим планам. В первый же день начала Великой Отечественной они бежали из Бреста в Ковель. Потом старшие братья Якова двинулись дальше и в конце концов оказались в Средней Азии. Яков с родителями задержались в Ковеле, а вскоре бежать куда-либо стало поздно: в город вошли немцы, и в Ковеле было создано гетто.

Когда в 1942 году нацисты начали уничтожать евреев, Гринберги сумели каким-то чудом выбраться из гетто. В течение нескольких дней они шли в деревню, где дед Якова когда-то был арендатором и некоторые крестьяне должны были помнить его мать. Две украинские семьи согласились дать им укрытие на своем хуторе в обмен на множество золотых побрякушек, которые сумела сохранить мать. Многие месяцы семья жила в темном холодном погребе, куда украинцы ежедневно спускали им еду. Видимо, в какой-то момент им это надоело, и они решили попросту отравить спасенных им евреев, для чего подбавили в еду крысиного яда. Однако мать Якова, врач по профессии, мгновенно уловила привкус яда, и велела мужу и сыну не притрагиваться к еде. В тот же день они поговорили со своими “спасителями” и пригрозили, что если те еще раз повторят попытку отравления, то они сами сдадутся немцам, но при этом расскажут, кто их укрывал.

Эта угроза вроде бы подействовала, но родители Якова поняли: рано или поздно хозяева выдадут их. Оставаться в деревне было нельзя, и они снова бежали, на этот раз в лес, к партизанам. Мать Якова стала врачом в партизанском отряде, а отец, квалифицированный инженер, помогал решать различные технические вопросы. Якову было 12 лет, когда ему вручили пистолет и дали первое задание: охранять взятых в плен немцев. Гринберг вспоминает, что, как ни странно, он не испытывал к ним ненависти. Больше того, нередко он часами разговаривал с немецкими солдатами на идише. В расход партизаны пускали сразу только эсэсовцев.

В 1944 году, после освобождения Украины и Белоруссии, Гринберги вернулись в родной Брест и сразу же стали собираться в Землю Израиля. Выехали в Польшу, оттуда – в Берлин, и в 1946 году оказались в подмандатной Палестине, где отец Якова сразу же стал одним из активистов ЭЦЕЛа. При этом они были уверены, что их Яшенька ведет жизнь примерного еврейского мальчика, ходит в школу и не лезет в политику. Правда же заключалась в том, что Яков Гринберг давно уже входил в одно из боевых подразделений ЭЦЕЛа, принимал участие в охране еврейских кварталов и носил в кармане пистолет на случай стычки с арабами. Вскоре после провозглашения государства Израиль он принял участие в бою за арабскую деревню Яхудия и принес родителям подарок боевой трофей – телефонный аппарат. Тогда все и открылось…

В тот день, когда напротив тель-авивского берега горела “Альталена”, 15-летний Яков стоял с велосипедом в толпе подростков, наблюдающих за происходящим, и у него в кармане был пистолет. В какой-то момент, когда стало ясно, что на “Альталене” есть погибшие, он готов был открыть огонь по стрелявшим в нее пальмахникам под командованием Ицхака Рабина, но вспомнил приказ Бегина ни в коем случае не открывать огонь, и сдержался. Он просто стоял на берегу и плакал…

По окончании Войны за Независимость Гринберг попытался поступить в хайфский Технион, но по каким-то причинам его туда не приняли. Как раз в это время штат Колорадо решил помочь молодому еврейскому государству и выделил стипендии для талантливых парней и девушек, желающих обучаться в США. Гринберг оказался в числе этих счастливцев.

Вскоре он стал одним из лучших студентов, досрочно сдал экзамены на инженера-нефтяника на первую, а затем и на вторую академическую степень, и приступил к докторской диссертации. Любопытно отметить, что при всем при этом в школе он учился всего два года в Бресте и затем еще полтора – в Тель-Авиве. Основные знания по математике, физике и другим предметам Гринберг приобрел в том самом погребе, а затем в партизанском отряде, в ходе уроков, которые давали ему родители.

Став инженером, Гринберг изобрел свою собственную систему бурения и поиска месторождений, которую решил опробовать на одном из заброшенных участков в Вайоминге, где уже не раз искали нефть, но ничего не нашли. Все уверяли молодого специалиста, что он ввязался в безнадежное дело; что ему никогда не расплатиться по взятым для бурения ссудам, что все в этом месте проверено и перепроверено… Но Гринберг продолжал бурить, и настал день, когда из скважины забил нефтяной фонтан. В 29 лет Джеки Гринберг заработал свой первый миллион.

Так начался путь чудом выжившего в огне Катастрофы мальчика к обладателю миллиардного состояния и главе империи “Гринберг петролеум компани”. Правда, ни самолетов, ни яхт Джеки Гринберг не имеет и вообще, по его словам, не очень понимает, зачем их нужно покупать. Ну захотелось тебе покататься на яхте – арендуй ее на неделю-полторы, и все дела. А уж свой самолет, считает Гринберг, приобретают только зарвавшиеся самовлюбленные придурки. У него есть большой дом в Денвере, в котором они с женой вырастили троих сыновей, а также офисное здание, в котором он ведет дела, и, по утверждению Гринберга, этого более чем достаточно.

Но, как и положено еврею, Гринберг тратит немалую часть своих доходов на благотворительность, в том числе на различные проекты в Израиле. В частности, какое-то время он был одним из ведущих спонсоров Беэр-шевского университета, но после того как этому учебному заведению было присвоено имя Бен-Гуриона, вышел из его Совета попечителей и переключился на спонсирование Техниона и других израильских вузов. Гринберг не желает даже слышать о Бен-Гурионе, а когда все же приходится говорить о нем, произносит слова, которые не предназначены для печати. Гринберг вспоминает, как незадолго до смерти Бен-Гуриона посетил его вместе с большой группой американских нефтепромышленников и напрямую спросил, не жалеет ли бывший премьер о том, что отдал приказ о расстреле “Альталены”. Бен-Гурион стукнул кулаком по столу и сказал, что не только не жалеет, но, если бы понадобилось, сделал бы это еще раз. После этого Гринбергу говорить им было не о чем…

И вот сейчас Джеки Гринберг, которому в январе этого года исполнилось 80 лет, одержим идеей подъема “Альталены” со дна морского и готов выделить на эти цели 3 млн. долларов. По его словам, это последнее важное дело, которое он собирается сделать в жизни. Тогда круг замкнется, и тот пацан, который, сжимая в кармане пистолет, со слезами смотрел на горящую “Альталену”, возможно, простит его за то, что он так и не воспользовался тогда своим оружием…