Знаменитому Мимино, а также любимому народом певцу, киноактеру, сценаристу, режиссеру, автору таких задушевных песен, народному артисту Грузинской ССР, лауреату Госпремии СССР и Грузии Вахтангу Кикабидзе в июле исполнилось 75 лет. Вахтанг Константинович в эти дни отметил и еще один знаменательный юбилей — 45 лет творческой деятельности…

Все знают: Кикабидзе не любит говорить о личной жизни — хотя, на поверку она оказывается не менее замечательной и оригинальной, чем его многоликое творчество. Однако корреспондент "Правды.Ру" предложила маэстро поговорить… именно о любви! И он неожиданно согласился.

Необъяснимая вещь

— Думаю, о любви никто не может сказать ничего исчерпывающе, — начал он с улыбкой, — потому что это… необъяснимая вещь, каждый ее по-разному понимает. Я вообще считаю, что это тяжелая штука.

— Почему?

— Потому что там все что угодно может произойти — неконтролируемое…

— Вы женаты уже более 40 лет — это счастливая любовь?

— Обязательно, причем — первая и последняя.

— А была несчастная любовь — ну, скажем, в школе?

— Да, пожалуй — я даже с моим пианистом песню об этом написал: "Зоечка-Зоя, нету мне покоя, не могу я вспомнить твоего лица. Бантики-косицы, платьице из ситца — все мальчишки были влюблены в тебя…".

Ее Зоя звали. А произошло это в Тбилиси, когда мне было лет 10 или 11. Как-то я спустился во двор, там стояли пацаны, мои друзья — и все обсуждали какую-то Зою, очень красивую девочку, которая ходит в школу по нашей улице. Я тут же взял и ляпнул: а мы с ней дружим. Они говорят: докажи!

И вот ночью я сделал себе татуировку: "З.+В.=…". А тогда татуировка на теле — была вещь очень серьезная среди пацанов. Это сейчас легко — а в те годы было очень больно: тушью, иголками… Утром вышел к ним — и показал надпись на коленке. Они говорят: ну, раз татуировка — значит, это правда. Знали ведь, что я вру, но до того это было авторитетно — иметь татуировку, что все промолчали…

А татуировка — до сих пор на мне.

Душа в душу

Ну, а в старших классах, наверное, была и так называемая первая любовь?

— Нет, любовь была всего один раз — а женаты мы уже давно. Мою жену Ириной зовут. У нас все было очень интересно: мы поехали в Венгрию со сборной группой артистов. По профессии она — балерина.

После концерта сидим, вся молодежь, в одном из гостиничных номеров, чай пьем. Вдруг на улице начался страшный крик. Такой страшный — как будто весь город кричал! Мы выглянули — люди бегут по улице, темно, что-то происходит. Мы выбежали, она от страха очень крепко держала меня за руку… Оказалось, убили Кеннеди — тогда, в середине 60-х, люди именно так, бурно реагировали на политические события, особенно — на гибель всеми любимого, такого обаятельного американского президента… Вот с этим днем я, в общем-то, и связываю все самое главное в моей личной жизни.

— Вы познакомились с Ириной во время этих гастролей?

— Да, она в это время заканчивала Вагановское училище в Питере, была солисткой балета.

— В юности за ней, наверное, многие ухаживали…Вам пришлось ее у кого-то отбивать?

— Не дай Бог, если б ухаживали. Меня надо просто знать!

— Что в ней поразило вас больше всего?

— Не знаю, тогда я этого не понимал. Понял, что влюбился — и все, это было главное.

— А как вы поняли, что пользуетесь взаимностью?

— А это никто не объясняет — наверное, какие-то флюиды существуют: вдруг что-то происходит… Я, некоторое время назад об этом ей песню написал, она вошла в мой альбом — там такой припев: "милая моя, мать моих детей, бабушка внуков моих, я молю Всевышнего — первым умереть, чтоб не видеть слез твоих…". Я ее очень люблю, очень. Этот припев Ирина слышала — и не хочет, конечно, чтоб была такая песня. Но кто же ее спрашивает?!

— У вас был роман — или вы признались друг другу в любви и сразу поженились?

— Ну конечно, был роман: я понял, что не могу без нее жить — и попер прямо к ней домой.

— И как вы сделали предложение?

— Если честно — я считаю, что в жизни есть вещи, которые надо делать красиво. Я пошел к родителям, попросил ее руки — как полагается. Ирина — из очень серьезной грузинской актерской семьи, еще старой формации. Мать ее всю жизнь проработала в тбилисском драматическом театре, была прекрасной актрисой. А я в то время жил в малюсенькой комнатушке, 8 квадратных метров — и так получилось, что уже надо было переселяться к ним. А у них тоже были две маленькие комнатки, полуподвальные. Но актеры — легкий народ, жили душа в душу.

Шульженко, Мазина и Чурикова

— Вахтанг Константинович, скажите, у вас в юности был какой-то идеал девушки, женщины?

— В юности у меня были женщины, которых я уважал и называл красавицами — и ни одна из них не была красивой. Талантливый человек моментально преображается: когда Клавдия Шульженко начинала петь — я уже ничего не видел вокруг, для меня она была очень красивой женщиной. Или когда Джульетта Мазина начинала играть, или — Анна Маньяни, или, допустим — Инна Чурикова. Поэтому когда мне говорят: я люблю длинноногую блондинку с голубыми глазами и с таким-то носом — мне это бывает немного непонятно и смешно. Женщина должна быть интересной.

— В юности вы тоже так считали — или были какие-то порывы?

-Я очень шустрый был. Представьте — ансамбль "Ореро", старшее поколение его хорошо помнит. Мы в юности "вверх ногами ходили" — потому что были очень популярными артистами. Это актерская жизнь: там уже "автомат" работал, долго рассуждать не приходилось. Мы, мое поколение, старались в то время жить в свое удовольствие, и это получалось, но гадостей не делали — ни одной из представительниц женского пола.

Потом Ирина появилась — и сразу как-то… все переменилось, любовь — это удивительная вещь. А сейчас? Когда тебе "за семьдесят" — много чего происходит, и надо, чтобы рядом был человек, который четко мыслит и мнение которого для тебя важно. И, который тебя любит. Поскольку я знаю, что Ирина у меня есть — уверен, что многие беды можно как-то обойти. Были тяжелые случаи в жизни, она проверена — во всех отношениях. Мне, в общем-то, повезло, что я создал вокруг себя очень хорошую команду.

— Команду — в смысле творчества?

— Команду в смысле семьи.

"Мама пела джаз"

— Вы ведь единственный в своем роду творческий человек?

— Нет, у нас вообще удивительная фамилия: во-первых, потому, что все пели прекрасно. Мама пела в первом джаз-оркестре Грузии, у нее был замечательный голос, — я фактически за кулисами вырос…

— А что за легенда ходит про брата вашего деда? Что-то там про княгиню…

— Это про дедушку Арчила Багратиони, с маминой стороны. Он был очень артистичный, образованный, красивый. В начале прошлого века, еще до революции, в Иране проходил международный конкурс национальных танцев — он прихватил с собой знакомую княгиню, с которой дружил, и отправился на этот фестиваль в качестве гостя. Неожиданно для всех они с княгиней вышли на сцену, исполнили грузинский танец — и заняли первое место!

В него, наверное, пошел мой дядя Джано, мамин брат. Я, кстати, на него очень похож. Он был главным хореографом ансамбля танца Грузии, фактически — родоначальником грузинского танца на сцене… Но несмотря на это, из-за исторической фамилии его не пустили на первые заграничные гастроли ансамбля, ссадили прямо с самолета — как же можно, Багратиони!

При этом в России знают в основном генерала Петра Багратиони — а династия существовала в Грузии очень долго. Сейчас уже почти никого не осталось из этой фамилии: очень много было расстрелянных, репрессированных с маминой стороны. Меж тем ее сестру прозвали "царица Тамара".

-Царица?

— Да — она была такая красивая, что известный грузинский художник Уча Джапаридзе писал портрет царицы Тамары с нее: просто надел ей на голову корону. Потом этот портрет был напечатан на почтовых открытках, их продавали везде, не только в Грузии: "царица Тамара"… А это была наша тетя Тамара!

Жизнь обошлась с тетей Тамарой не по-царски: из ссылки она вернулась хромая. Женщины, почти все — жены известных писателей и поэтов, работали на лесозаготовках. Я был маленький, но помню: в день ее возвращения ночью к нам очень тихо пришли какие-то гости, друзья — днем боялись приходить, потому что это был дом "врагов народа". Дед, известный писатель Нико Микишвили, был тамадой — а утром вдруг не проснулся. У него была тяжелая астма, и он обещал: пока Тамара не вернется — не беспокойтесь, со мной ничего не случится. Его брат Константин тогда лежал в больнице. Ему не говорили, но он как-то узнал — и пришел, помню, в визитке с черным бантиком: больной такой, красивый человек. И… тоже умер — там же, на месте. Похоронили их обоих — вот такая история.

Шутки в сторону!

— Говорят, ваша мама как-то очень оригинально вышла замуж?

— Да, Кикабидзе вообще-то фамилия такая… не очень светская — не то что Багратиони. А получилось так: она была на ужине в одном доме, и там за ней начал ухаживать журналист. Папа был журналистом. А мама была очень красивая, я на нее не похож. И он говорит: что бы мне такое сделать, чтобы вы на меня обратили внимание? Я помню с маминых слов этот рассказ: уже была весна, очень много овощей было на столе — и вот эти наши, знаменитые зеленые перчики, очень острые. Она говорит: вот если 5 штук съедите, этих перцев…

Конечно, она пошутила — а он взял и все 5 разжевал! Ему стало плохо, сразу температура поднялась… И мама, оказывается, намочила платок, положила ему на лоб — вроде примочки. Вечером дед про это уже знал: правда, спрашивает, что за тобой там ухаживал какой-то журналист, по фамилии Кикабидзе — и ты примочку ему делала? Да, отвечает мама. Ну, раз ты, говорит, до него дотронулась — значит, надо за него выходить замуж. Хороший юмор — не знаю, правда так было или она придумала… Хотя, наверное, так и было: отец был очаровательный человек!