Среди интеллектуалов в возрасте Николета Есиненку известна как “инфант террибль” старшего Есиненку, известного бессарабского писателя. А для молодого поколения она режиссёр – нонконформист, создавший собственный экспериментальный театр “Spălătorie” (“Прачечная”). В чём состоит кризис молдавского театра, и что такое политически ангажированный театр, Николета рассказала нам в этом интервью.

С чего начался кризис театра в Молдове?

С моей точки зрения – с отсутствия личностей. Не отсутствия денег, хотя многие распространяются на эту тему. Это правда, театр – искусство, требующее довольно больших расходов. И в то же время, многие вещи в этом мире происходят и без денег. Мы видели, что это возможно. Это моральный кризис. Театры стали напоминать политические партии. Куда подует ветер – там и они. Театры делают политику – есть театры Правительства, Парламента, Плахотнюка, Филата, Киртоакэ. Но в театре нет людей, у которых были бы яйца. Я говорю как о режиссёрах, так и об актёрах. Они как-то усвоили роль “Я выхожу на сцену, и ничего больше”. Их не интересует, в каких спектаклях они играют, о чём это. Режиссёрам безразлично, что они ставят, и почему ставят именно сегодня. Выдался случай поставить по заказу, сыграть за деньги. Очень мало мысли в последнее время.

А где те люди, что делали театр прежде?

Я думаю, что все слишком быстро изменилось. Мы не успели это заметить и справиться с изменениями. Когда распался Союз, прогресс был слишком быстрым, и мы сделали фатальную ошибку – совершенно забыли школу. Мы думали, что сможем как-то обойтись собственным “гением”. И это вторая проблема – отсутствие школы. Мы не воспитываем. Я училась в Институте Искусств и очень поздно поняла – то, что там преподаётся, не несёт никакого личностного начала. Со старта уничтожается общее мышление, воспитываются маленькие актёры, которые на кого-то похожи. Мы не знали, что делать с театральной системой, которая нам досталась. Станиславский много говорил об элементе, называемом “сегодня”. Сегодня говорить в манере, в которой это делалось сто лет назад, уже невозможно.

Мне кажется, твой отец говорил такие же вещи.

Верно. Помню, выполняла какие-то задания на факультете, и отец всегда говорил – “Пиши о сегодняшнем дне!” Этот самый сегодняшний день чувствуешь, хочешь ты того или нет, всё равно живёшь в обществе, и как бы ни хотел быть вне системы, не можешь быть независим полностью. Ты чувствуешь, что происходит, и это тебя подталкивает, наполняет энергией, ты можешь говорить об этом. Рассуждая о кризисе, мы как-то смирились, нам уже неважно, есть ли для этого основания. Мы забыли роль писателя и театрала в обществе. И да, я действительно думаю, что артист должен сыграть свою роль в обществе, а не только на сцене.

Предназначение театра – поднимать актуальные проблемы, и в Молдове достаточно проблем для обсуждения. Где же театр?

Есть отсутствие интереса, боязнь сделать что-то новое, попробовать что-то другое. Всё теряется в рутине, в повседневной жизни.

А те, кто учится за границей? Может быть, у них получится изменить ситуацию?

Многое зависит от человека и от школы, которую он проходит. Не каждому полезна хорошая школа. Для кого-то важнее яркая индивидуальность. И в этом случае ему обычно есть что сказать. Хорошая школа не обязательно решает любую проблему. Публика есть для всего. Разумеется, надо ставить и Шекспира и Чехова, но пусть будет и современная драматургия. По этой части у нас плоховато, особенно с молодой режиссурой.

Как драматурги-классики сумели написать о современнике и остаться актуальными через века?

Темы всегда одинаковы. Часто слышу, как говорят – “это текст о Молдове, о здешней реальности”. Я не думаю, что бывают проблемы, свойственные одной единственной стране. Всё пребывает в непрерывном круговороте, мир не меняется так легко.

Без публики нет театра. В какой мере кризис театра это кризис зрителя?

Пока в зале есть один зритель – публика существует. Каждый человек имеет значение. Я бы не сказала, что зритель может быть причиной кризиса театра. Проще искать причину во внешних факторах, и не искать в себе. Думаю, что публику можно заинтересовать. В случае театра “Спэлэторие” мы пытаемся выстроить сообщество. Наша публика учится вместе с нами. Стараемся проводить дискуссии. Из них мы узнаём, что было понято, а что осталось нераскрытым. Зрители зачастую задают себе больше вопросов, чем мы предполагаем, иначе интерпретируют увиденное. Хочется верить, что это важно – зрители растут вместе с театром.

Но существование экспериментального театра ещё не означает развитости местной драматургии, как неверное и обратное – было бы ошибкой говорить о её стагнации?

Серьёзная проблема заложена в организации процесса и структуре, хотя немногие интересуются этом. Многое определяется тем, кто сегодня в Правительстве, кто в Минкульте, и какая партия у власти. Скажем, конкурсы на должности директора театра, как это предусматривает законодательство, не проводились с незапамятных времён. Борис Фокша был директором театра “Лучафэрул”, потом стал министром культуры и уступил место супруге, после чего опять вернулся в “Лучафэрул”. Никаких объявленных конкурсов не было, ничего. О каких проблемах может рассказывать обществу театр такого рода? Можно ли говорить о чести, если театр будет делать спектакли о коррупции, в то время как собственное руководство вовлечено в подобные схемы?

Кстати, Борис Фокша как-то сказал, что “Спэлэторие” – театр формы, а не содержания. Как вы отреагировали на это?

Я хорошо помню этот момент. В принципе, для меня важны все мнения, в том числе и отрицательные. А Борису Фокше следовало бы начать с того, что однажды прийти в этот театр. Иначе и обсуждать нечего. Скорее всего, он это ляпнул, чтобы не казаться глупым – его спросили, а он и не знает.

Возвращаясь к мнениям, существует ли качественная театральная критика, кроме критики министров?

Увы, с этим в Молдове настоящая катастрофа. По моему опыту, критики очень редко переступают порог театра. Я не замечала, чтобы что-то писалось о театре в последнее время, нет настоящих обзоров. И потом, мы живём в маленькой стране, о которой мы хотим хорошо говорить. Зачем мне критиковать такого-то, если в один прекрасный день он может мне пригодиться. Или не критикуем потому, что не хотим кого-то рассердить. Мы не рассматриваем критику, как нечто конструктивное и необходимое, как зрелое и профессиональное обсуждение, которое побудит людей работать, становиться лучше.

Из чего я заключаю, что кризис повсюду – в стране, в театре, в людях.

Знаешь, беседуя с тобой, я понимаю, что слово “кризис” не подходит. Если бы молдавский театр был в кризисе, если бы это был внутренний коллапс, то что-то бы вытряхнулось и появилось бы желание делать что-то. А у нас апатия, размягчённость, что-то вроде кучи навоза. И больше всего меня удивляет, что всем нравится это состояние, и ничто другое для них не важно.