Бельгия — Скромное белое здание одной из школ Брюсселя оказалось в авангарде движения любителей латыни, которые отказываются говорить requiescat in pace («покойся с миром») этому древнему языку. 

В этой Schola Nova десятки студентов изучают латынь по 10 часов в неделю, и их занятия не ограничиваются чтением Вергилия и Овидия в оригинале. Они учат язык, который носит название «современной» латыни: дети разговаривают по telephonis gestabilibus (сотовым телефонам), пользуются computatoria (компьютерами), чтобы выходить в reticulum interretiale (интернет), и они носят bracas Genuenses (джинсы).

Эта школа стала воплощением оригинальной идеи ее основателя Стефана Фейе (Stéphane Feye), бородатого бельгийца и носителя Franco-Gallici (французского языка), который мечтает о возрождении латыни в качестве европейского lingua franca.

«У нас есть единая валюта, евро, — говорит г-н Фейе. — Поэтому у нас должен быть единый язык — латынь».

Учитывая экономические проблемы, вызванные существованием евро, желание ввести единый язык на территории европейского континента может показаться не вполне логичным. Однако множество любителей латыни утверждают, что этот язык укрепит чувство единства Европы, которого не было со времен Священной римской империи, где латынь была одним из официальных языков.

Главным вдохновителем этого движения стал Гай Ликопп (Gaius Licoppe). Врач-рентгенолог на пенсии, г-н Ликопп проводит встречи людей, говорящих на латинском языке, в своем таунхаусе в Брюсселе, расположенном всего в миле от штаб-квартиры Евросоюза, европейского межнационального объединения.

Во время недавней встречи члены этой группы жаловались на откровенно враждебное отношение европейских чиновников к латинскому языку. Они огорчены тем, что бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони предложил план по улучшению конкурентоспособности Италии, получивший название «Inglese, Industria, Informatica» («Английский, промышленность и технологии»), в рамках которого в итальянских школах сокращается количество часов, отведенных на изучение латыни.

«Куда делась свобода людей?» — недоумевает г-н Ликопп. — Сейчас есть множество людей, которые хотят сохранить курс латинского языка».

«Таково наследие Берлускони», — считает Мэтью Ленэртс (Mathieu Lenaerts), профессор риторики и звонарь в одной из церквей города Тонгрес в Бельгии. 

После официального распада империи в период наполеоновских войн Европа превратилась в лоскутное полотно, состоящее из отдельных наций. Тогда латинский язык воспринимался скорее как бич западных школьников, чем как живой язык. 

Сегодня группа ученых и энтузиастов решили объединиться в рамках движения «Живой латыни». Некоторые из них живут в Германии и Австрии: несмотря на то, что немецкий язык не является прямым потомком латинского, его грамматическая структура с ее склонениями упрощает изучение латыни носителями немецкого языка.

Идея усовершенствования латинского языка вызывает довольно противоречивые чувства среди латинистов. Представители Academia Vivarium Novum, школы в Риме, где студенты со всего мира проходят интенсивные курсы латыни, сожалеют об упадке языка, который он пережил в Средние века. Они стараются сохранить латинский язык в том виде, в котором на нем говорили во времена Цицерона, а не адаптировать его под эпоху г-на Берлускони.

«У нас уже есть общий язык, который позволяет нам обсуждать всякие пустяки, — заявил Луиджи Миралья (Luigi Miraglia), директор академии, в своей речи (на латинском языке) ранее в этом году. — Если нам надо поговорить о Coca-Cola или McDonald's, мы можем воспользоваться английским».

«Мертвый язык имеет значение, потому что он мертвый, — заявил г-н Миралья в одном из своих интервью. — К нам приезжают студенты со всего мира, и нам доставляет огромное удовольствие видеть, как они говорят на одном языке. Однако гораздо важнее то, что теперь они могут говорить с Петраркой, Лоренцо Валла, Эразмом Роттердамским и Томасом Мором».

Г-н Фейе ответил ему: «Порой Vivarium Novum кажется мне слишком пуристской».

Число студентов Schola Nova, которая в 1995 году возникла как школа для одного из сыновей г-на Фейе, с тех пор выросло до 50 человек. За эти годы ее успели закончить десятки студентов, обладающих самыми разными способностями. 

Во время одного из занятий г-н Фейе обратился к своим студентам на латинском языке: «У англоговорящих писателей и ораторов, а также у китайцев, есть мощный и очень важный язык. У европейцев тоже есть очень важный язык — как вы думаете, какой?»

«Латинский», — пробормотали некоторые студенты.

«Вы должны сказать это громче, потому что вас слушает весь мир, — сказал г-н Фейе, приложив ладони к ушам. — У европейских стран есть общий язык, и что это за язык?»

«Латинский!» — ответили студенты.

«Возводить Вавилонскую башню абсурдно, — объяснил г-н Фейе позже. — Если политики хотят совершить нечто благоразумное, это необходимо делать постепенно: к примеру, мы можем сохранить английский в качестве языка экономики, а латинский использовать в качестве языка управления».

В течение нескольких лет защитники латыни не раз обращались к чиновникам Евросоюза с просьбами сделать латинский одним из его официальных языков (сегодня таких языков 24) или даже панъевропейским языком. Однако Европейская комиссия отвергла эту идею.

Г-н Фейе недавно обратился с просьбой в Европейскую комиссию включить латинский язык в программу ежегодного конкурса молодых переводчиков, носящего латинское название Juvenes Translatores. И снова комиссия ответила отказом: в программе конкурса должны быть только официальные языки Европы.

«Мы не можем просто заявить, что с этого момента мы все переходим на язык Катулла, — объяснил представитель комиссии Деннис Эбботт (Dennis Abbott). — Кроме того, мы сомневаемся, что такое решение может принести нам пользу в отношениях с другими странами».

«Правительства враждебно настроены по отношению к нам, — говорит г-н Ликопп. — И причина тому — европейский национализм».

Другие считают слабую поддержку со стороны правительства следствием европейского экономического кризиса. Курт Смолак (Kurt Smolak), профессор Венского университета и президент Academia Latinitati Fovendae (Академии продвижения латинского языка), утверждает, что их группа получала поддержку со стороны итальянского правительства, однако она прекратилась три года назад в связи с финансовыми трудностями страны.

Г-н Смолак поддерживает попытки усовершенствовать латинский язык. Во-первых, сторонникам движения может быть довольно сложно общаться друг с другом, если вместо современного латинского слова «ferrivia» («поезд») им приходится употреблять нечто вроде «vehiculum in binaris ferris currens» («транспортное средство, движущееся по двум рельсам»).

«Это просто непрактично», — говорит г-н Смолак.

Даже несмотря на то, что многие энтузиасты хотят адаптировать латинский язык к современным условиям, они скептически относятся к мечтам г-на Ликоппа и других латинистов, стремящихся сделать латынь общеевропейским языком. 

«Он начал своего рода крестовый поход, и я восхищаюсь им за это, — говорит Рафаэль Беллон Гомес (Rafael Bellón Gómez), один из энтузиастов, владеющих латынью. — Однако я пессимистически отношусь к возможному исходу его кампании».