|
|
|||||
Интересное
В этом году у Фарбера тройной юбилей. Ему исполняется шестьдесят, сорок лет посвящены творческой жизни, из них двадцать – еврейской культуре.
Удивительный человек, влюбленный в мелодии еврейского местечка, исполнитель песен на идиш, сердцем понимающий, о чём поёт, Фарбер, по его словам, живёт на четыре страны. Молдова, Россия, США, Израиль… «Если все улетят в космос, кто же на земле будет овец пасти?» – отвечает на естественно возникающий вопрос. Нет, уезжать пока никуда не собирается.
К великому сожалению, нынешних клерков из паспортных служб ставит в тупик маленькая буква «м» перед названием места рождения некоторых наших сограждан. Местечко Вертюжаны, где прошло счастливое детство Славы Фарбера, теперь наполовину пустующий населенный пункт на берегу Днестра. Как понять, что чувствует человек, когда идёт по безлюдной, заросшей высоким кустарником улице к родному дому, служившему не одному поколению? У окна по-прежнему стоит стакан, много лет подряд наполнявшийся водой заботливыми руками его матери, что, по местным поверьям, должно отводить грозу. Уже нет и следа от дерева, посаженного отцом по случаю рождения сына, и тишина режет слух…
Родители Славы, Шмил и Элька, до 2002 года оставались единственными евреями в некогда шумном, с особой аурой доброты, уважительного отношения к старшим, удивительно красивом местечке, где царила атмосфера, понять и прочувствовать которую теперь можно разве что посредством театральных постановок, песен и фильмов.
Кажется, не так давно всей семьей усаживались за стол по вечерам, читали Шолом Алейхема в журнале «Советиш Геймланд», где печатались многие авторы, писавшие на идиш, в их числе и Ихил Шрайбман. Затем пели те самые песни, которые теперь по крупицам восстанавливает Слава Фарбер, ищет и собирает по всему свету, записывает на диски, тем самым продлевая им жизнь.
Лихолетье
Человек-праздник, умело заводящий публику, имеющий в запасе анекдоты и байки на все случаи жизни, Слава Фарбер становится трогательно задумчивым, с той самой вековой еврейской печалью в глазах, когда речь заходит о его родителях и о местечке Вертюжаны, в разное время носившем название Тыргу Вертюжень, Штяп, Приднестровск.
До 1940 года здесь на полторы тысячи населения было шесть синагог, люди вместе переживали и радость, и горе, с особым местечковым юмором относились ко всем житейским обстоятельствам. В сороковом, когда пришла советская власть, был брошен клич: «Комсомольцы, на освоение Урала!», в Вертюжанах собрали бригаду из 60 человек. В сентябре отряд отправили в город Кизил Пермского края. В рядах добровольцев был и восемнадцатилетний Шмил Фарбер. Работала еврейская бригада в забое, новоиспеченные шахтеры и комсомольцы тайно отмечали еврейские праздники, читали молитвы и пели песни на идиш. 20 июня 1941 года Шмилу дали отпуск для поездки на родину. Он собрал чемоданы с подарками для 5 братьев и 2 сестер. А 22 июня шахтерам объявили, что началась война…
Шмил, к тому времени бригадир, написал письмо на имя М. Калинина с просьбой отправить их на фронт. Еврейскую бригаду из Вертюжан – на фронт? Фарбера вызвали в органы и пригрозили: еще раз случится подобная самодеятельность, из забоя они больше не выйдут. Работали почти круглосуточно, шахтерам опускали еду и воду, только изредка поднимали из забоя, чтобы помыться.
Вернулся Шмил в родное местечко в 1947 году и узнал: все его родные погибли… Избежала смерти лишь сестра с ребёнком, ее спрятали сельчане-молдаване. К несчастью, малыш позже умер от голода.
Пятнадцатилетняя Элька, будущая мама Славы, вместе с родителями эвакуировалась в Узбекистан. Не ведая, что ждет их в незнакомом краю, при переправе через Днестр Элька, по настоянию своего отца, утопила в водах реки медали, заработанные во время учебы в румынской гимназии. Только одну из них спрятала и сберегла... От голода в Андижане умерла ее мать, а отец-инвалид от непосильного труда на хлопковых плантациях под палящими лучами солнца потерял зрение.
...Наряду с двадцатью тысячами погибших в Вертюжанском гетто евреев оказались их родственники, среди них и прадед Славы, воевавший в Порт-Артуре в Русско-японскую войну…
В семидесятых Слава, уже старшеклассник, беседовал как-то, сидя на лавочке возле дома, со своим дедушкой. По деревенской улице шёл старик, который провел 25 лет в тюрьме за пособничество фашистам, вышел и теперь за стакан вина помогал сельчанам по хозяйству. Слепой дед узнал его по походке, позвал: «Кирилл, сюда иди!» Ничего не подозревая, старик примостился рядом, когда произошло то, чего Слава никак не ожидал от глубоко верующего, обычно рассудительного и спокойного деда.
Своей тростью слепой прижал к забору старика, руки его тряслись, лицо скривилось, как от сильной боли. «Я убью тебя, ты отсюда живым не уйдешь». Оказалось, именно этот человек участвовал в зверской казни его родных. В первые дни войны их забили камнями в собственном саду. Придя в школу, Слава молча бросил портфель на соседнюю парту. По странному совпадению, до этого дня он сидел рядом с внуком убийцы прадеда и всей его семьи…
О Катастрофе Фарбер знает не понаслышке. Он помнит, как в 60-х его отец читал кадиш над колодцем, откуда доставали останки невинно убиенных стариков, женщин и детей. С отцом принимал участие в демонтаже дороги: в 41-м фашисты-изуверы под прицелом автоматов заставили людей мостить спуск к Днестру надгробиями с еврейского кладбища, по ним же гнали их на расстрел.
Мечта
Слава учился в той же школе, которую закончили его родители. Сколько себя помнит – пел. Музыкальной школы в Вертюжанах не было. Но талантливый парень как губка впитывал то, чем так дорожит теперь: песни родного местечка, самобытную культуру своего народа, язык, на котором говорили его родители. На слух воспринимал и запоминал мелодии, несущиеся из старенького радиоприемника (по которому, кстати, частенько слушали «вражеские голоса», плотно закрыв ставни). Благодаря юному Фарберу, школа занимала первые места на музыкальных конкурсах. Поэтому, наверное, директор сквозь пальцы смотрел на нелюбовь юноши к точным наукам. Учитель математики Иван Иванович Яровой говаривал, бывало, с ярко выраженным украинским акцентом: «Ну что, Фарбер, вообще-то по контрольной тебе два, но, учитывая твое пролетарское происхождение, – три».
Служить в войсках ПВО Славе пришлось недолго, вскоре его перевели в ансамбль песни и пляски Московского военного округа. Всё бы ничего, да однажды, на концерте, посвященном дню ПВО, он решил спеть «антисоветскую» песню «Тум-балалайка», за что тут же оказался на «губе». От выступлений его временно отстранили… Между тем на «дембель» талантливого парня долго не отпускали – в связи с предстоящими важными концертами к годовщине Октябрьской революции и Дню ракетных войск и артиллерии.
В Кишиневе Слава устроился на завод «Виброприбор», в бригаду фрезеровщиков. И, конечно же, сразу попал в заводской ансамбль «Вибраккорд». Группа объездила почти весь Советский Союз. Солистами в «Вибраккорде» были евреи, как, впрочем, и большинство заводчан. Друзья наверняка знают байку от Фарбера: подходит к Славе его ученик. Спрашивает: «Скажи, твой мастер Фластерштейн еврей?» – «Да, конечно!» – «А Вайсман, бригадир, тоже еврей?» – «Конечно» – «Что, и начальник цеха Наум Осипович Спиваковский тоже еврей?» – «Да!» – «Ё-моё! Куда я попал! Слава Богу, хоть ты русский!»
Слава всегда мечтал о сцене, но родители считали, что у него должна быть в руках мужская серьезная специальность. Много времени утекло, когда, наконец, Слава выступил со своим сольным концертом в Бельцах. Мама и папа сидели в первом ряду, слушали песню о родителях, плакали и были счастливы…
Цимес
Свой третий диск Слава Фарбер назвал «Идишер цимес», что в вольном переводе означает «Вкус еврейской песни». Над проектом трудились друзья и сподвижники певца: директор Борис Френкель, музыкальный консультант Серго Бенгельсдорф, художник Эдуард Майденберг. Дизайном занимался Ефим Гольдшмидт, переводом – Михаил Финкель.
В аннотации к диску есть такие слова: «Мамины песни, грустные и веселые, которые она пела, готовя ументашен на Пурим или пончики на Хануку… Я с удовольствием пою эти песни для пожилых, напоминая им дни детства и юности, и для молодых, чтобы не терялась нить между поколениями и звучала наша еврейская музыка».
Аудитория у певца обширна. Но особое отношение у Фарбера к слушателям почтенного возраста. Несмотря на занятость, он может с упоением петь для нескольких подопечных «хэсэда», по первому же зову выехать для этого в любой конец страны.
В мае прошлого года Слава Фарбер выступал в США. На концерте оказалась женщина 99 лет, родом из Одессы, специально приехавшая из соседнего города. После выступления она захотела купить диск. Фарбер шутя сказал: «Я продам диск, но деньги заплатите, когда вам исполнится 120 лет». И услышал в ответ: «А вы точно приедете?» Ну, как вам это?
Другая мадам золотого возраста (уже в Израиле) встала посреди концерта, громко объявила, что ей очень понравилось выступление Фарбера, однако дома ее уже ждет электрик. Гордо прошествовала мимо смеющихся зрителей и у дверей махнула рукой – можете продолжать.
Слава утверждает, что его песни – три диска, выпущенные на сегодняшний день, – вовсе не коммерческий проект. Это дань уважения разбросанным по всему миру людям, говорящим на «мамэ лошн», обладающим сочным своеобразным юмором, но прежде всего – это память о бесконечно любимых ушедших родителях.– посмотрите и послушайте. Тут понятно всё без лишних слов.
Текстовки к фото:
Тель-Авив. Последняя фотография с отцом после концерта, посвященного Дню Победы.
О идиш момэ.
Пригласительный на свадьбу брата Шабса Ройфа, где пел шестилетний Слава Фарбер.
В армии.
Обложка диска – на заднем плане видны родители Славы со своими сыновьями. Этот снимок когда-то сделал наш известный физик Изя Чайковский (ныне он живёт в Беэр-Шеве).
Людмила ЗУБОВА
Песня "Сон на идиш"
Рекомендуем
Обсуждение новости
|
|