На вопросы главного редактора онлайн-журнала "ИсраГео" и редактора еженедельника "Секрет" Владимира ПЛЕТИНСКОГО отвечает известный российский журналист Николай СВАНИДЗЕ 

- Николай Карлович, известие о том, что вы собираетесь в Израиль, порадовало. Как, по-вашему, на творческие встречи, которые вы проведете с Нателлой Болтянской, явятся только ваши единомышленники?

- Я, честно говоря, понятия не имею, об этом даже не думал. Работая уже долгие годы журналистом, всегда готов к встрече как с единомышленниками, так и с оппонентами. Конечно, встреча с единомышленниками приятнее, встреча с оппонентами больше способствует выделению адреналина. Поэтому я готов ко всему. Считаю, что будет интереснее, если придут те и другие.

- Первый вопрос отнюдь не случаен: многие пожилые граждане Израиля советского происхождения поменяли только место жительства, но так и остались душой в почившем в бозе СССР. Иногда даже раздаются телефонные звонки и приходят письма в редакцию, и наши читатели обвиняют меня в… антисоветской пропаганде. Цитирую одного из звонивших: "Вас, гражданин хороший, следует к стенке поставить!" У вас есть объяснение этому феномену?

- В самом вопросе содержится уже ответ, на мой взгляд, правильный. Людям в возрасте, прожившим значительную часть жизни в Советском Союзе, уже сложно изменить свою психологию, свое отношение к жизни и представления о хорошем и плохом. Они уехали из Советского Союза, потому что их угнетало то, как решался в этой стране национальный вопрос. В СССР существовал государственный антисемитизм (при Сталине агрессивный, смертельно опасный, а после Сталина — дискриминационный). А в остальном некоторые считали, что все в порядке. К тому же многие из них воевали. Людям приятно вспоминать свою молодость. У многих ценности сформировались при советской власти. Этим людям, конечно, трудно измениться, и жесткая критика в отношении тех или иных сторон жизни Советского Союза для них неприемлема. Я считаю, что это нормально.

 - Догадываюсь, что среди дорогих россиян ностальгирующих по "совку" еще больше, чем среди покинувших страну… Крепко вас достают?

- Повторяю, что я с 1991 года в журналистике. Представляете, сколько за это время было событий в России, имевших начало еще в Советском Союзе? Когда я пришел в журналистику, разумеется, было не счесть писем и с бранью, и с угрозами. Этого было много и остается много. Я к этому настолько уже привык, что считаю частью своей жизни, своей работы и, откровенно говоря, если бы это исчезло, спросил бы себя, не снизил ли я уровень своей профессиональной деятельности.

 - А сами никогда не жалели, что Советский Союз канул в Лету?

- Нет, никогда не жалел. Я никогда не был поклонником советского режима. Понимаю людей, которые ностальгируют по нему, но сам к их числу не отношусь.

 - По данным Википедии, ваш дед, в честь которого вы получили имя, Николай Самсонович, был родственником первой жены Иосифа Сталина, Екатерины Семеновны Сванидзе, соответственно, вы сами приходитесь дальним родственником Якову Джугашвили и его потомкам. Это как-то отразилось на вашей личной судьбе, на мировоззрении? Общаетесь ли с потомками Якова Иосифовича?

- У вас неверная информация. Я не родственник Сталина. Мой дед Николай Самсонович не был родственником Екатерины Семеновны, они однофамильцы. Может быть, существует какая-то очень дальняя родственная связь, но она мне неизвестна. Сванидзе — фамилия в Грузии в достаточной мере распространенная. И вовсе не все носители этой фамилии родственники между собой. Поэтому никаких родственные чувства, никакие родственные связи меня с потомками Сталина не связывают.

Другой вопрос, что мне довелось однажды в художественном фильме "Жена Сталина" сыграть Алешу Сванидзе, родственника Сталина, и режиссер Мира Григорьевна Тодоровская, которая меня приглашала на эту роль, уверяла, что мы похожи с ним. Но психологическое сходство, ментальное сходство, характерное сходство вовсе не является признаком кровного родства.

У моего деда была та же судьба, что и у родственников Сталина. Он тоже был довольно крупным партийным руководителем и был убит в ходе сталинских репрессий.

 - Удивились, когда вам предложили роль Алёши Сванидзе?

- Нет, я не удивился. Скорее развеселился. Я решил, что это связано именно с тем, что меня считают родственником. Но Мира Тодоровская сказала, что ее как раз фактор родства очень мало интересует. По ее мнению, мне психологически будет довольно просто его сыграть. Мне это было интересно. Это был первый случай в моей практике, может быть, и последний. Мне было очень интересно. Тем более что жену играла совершенно очаровательная женщина и потрясающая певица Тамара Гвердцители, так что мне было вдвойне приятно играть эту роль.

 - По вашим словам, ваша бабушка по отцовской линии Циля Исааковна, старая большевичка, ненавидела Сталина. Антипатия к "вождю народов" передалась вам по наследству? Или вы самостоятельно пришли к пониманию его истинной роли в истории?

- Тут сложно сказать, откуда что взялось, но это не только от бабушки, это скорее от отца. Потому что с бабушкой мы о политике мало разговаривали, хотя и это было. Но с отцом-то много. И отец ненавидел Сталина, который убил его отца. Странно было бы, если бы он его любил. Хотя есть и такие люди, кстати. Но отец к их числу не относился. Он прошел фронт. Поэтому упрекать его в отсутствии патриотизма и любви к родине было бы странно — человек всю войну прошел. Но он просто всегда отделял страну от руководства этой страны. Сталина не любил отдельно. Ненавидел его и ненавидел режим, который он создал в стране. Я думаю, что это началось, конечно, из-за деда, но потом уже обрело и другие причины. Отец, помимо всего прочего, был историком по образованию, и у него были серьезные, не только личные основания для ненависти к Сталину. Он мне, конечно, это чувство передал.

Не могу сказать, что я ненавижу Сталина. Потому что странно ненавидеть человека, который умер до моего рождения. В этом была бы некоторая патология. Поэтому здесь идет речь не о Сталине, речь идет о его методах, которые он во многом оставил в наследство. Взгляды сталинские, принципы сталинские, методы сталинские — вот что у меня вызывает ненависть. А сам по себе Сталин — это давно мертвый человек.

 - Считаете ли вы, что Владимир Путин — модернизированное воплощение Иосифа Сталина?

- Разумеется, нет. У меня, честно говоря, вызывают усмешку люди, которые вполне серьезно это утверждают.

 - Помнится выпад "гаранта нации" против Бориса Акунина, мол, нечего грузинам учить Россию (если не ошибаюсь, это был ответ на сравнение Путина с императором Калигулой). В ваших жилах, как и у Григория Шалвовича, перемешались грузинская и еврейская кровь, так что такое заявление ВВП вполне могло задеть за живое и вас…

- Вы знаете, я подобного рода выпады и тезисы пропускаю мимо ушей. Считаю, что они имеют чисто эмоциональную природу. Конечно, они странны в устах лидера крупного государственного масштаба. Но считаю, что как-то серьезно на это реагировать было бы просто смешно. Россия — многонациональная страна, и рассуждать о том, представители какой национальности кого-то могут, а кого-то не могут чему-то учить — это просто детский сад.

 - Общаетесь ли вы с Акуниным? Читаете ли его книги?

- Книги его читаю. Мы с ним знакомы, время от времени можем созвониться или обменяться смс-сками, но это происходит редко. Сказать, что мы общаемся, не могу. Хотя я к нему отношусь с огромным уважением и симпатией, и у меня такое впечатление, что он ко мне аллергии тоже не испытывает.

 - Вы, несомненно, человек русской культуры и, как я догадываюсь, космополит. А нет ли у вас особенного отношения к двум другим странам — Грузии и Израилю?

- Конечно, есть. Я не уверен, голос ли это крови. Может, да, а может быть и нет. Это сложно подвергнуть анализу. Я, действительно, человек русской культуры, потому что считаю, что культура определяется языком, как и воспитанием. А у меня родной язык — русский. Я воспитывался на русской литературе и на русской истории. Но, конечно, Грузия и Израиль, грузинская и еврейская культуры у меня находят огромный отклик в сердце.

 - В своё время вы были главным телевизионщиком России. Предположим, что нынешние руководители страны предложили бы вам вернуться на этот пост. Согласились бы?

- Я думаю, что сейчас это было бы невозможно. Во-первых, это чисто гипотетическое предположение, как если бы мне предложили стать премьер-министром. Это сейчас абсолютно невозможная ситуация. И не предложат, и я бы не согласился. Я не представляю, что бы я делал у руля большой телевизионной компании в сегодняшнем варианте телевизионного пространства России.

 - В 1994 году вы получили орден "За личное мужество", как поясняется "за мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении профессионального долга в условиях, сопряженных с риском для жизни". Что это за история?

- Это связано с обстоятельствами путча октября 93-го года в Москве. Тогда несколько журналистов российского телевидения получили орден "За личное мужество". Ситуация была достаточно грозная, но мы сделали свой личный выбор, понимая, к каким последствиям это может привести. Хотя, конечно, люди, которые рискуют жизнью в горячих точках, в большей степени соответствуют этой награде, чем любой журналист, какой бы личный выбор он ни сделал.

 - А не мужество ли — быть инакомыслящим в современной России?

- Я бы сказал, что мужество — не совсем то слово. Это требует определенной взрослости и чувства собственного достоинства. Большого мужества это сейчас не требует. Никто, как в середине прошлого века, не будет тебя преследовать физически, если только ты не делаешь слишком резких и грубых шагов, противопоставляющих тебя режиму и власти. Конечно, можешь потерять работу. Но по сравнению с тем, что мы знаем из истории, это мелочи.

 - Готовы ли вы при определенных политических обстоятельствах стать эмигрантом?

- Не могу зарекаться от таких вещей. Есть старая русская пословица: "В России от сумы и от тюрьмы не зарекайся". Я думаю, что в наших условиях нельзя зарекаться от эмиграции. Все зависит от того, как сложится ситуация. Россия — это моя родина, моя страна, моя культура. Думаю, что ни в одной стране мира я не буду так востребован, как в России. Но если ситуация сложится так, что этого потребуют жизненные интересы моей семьи, тогда мне придется делать этот выбор.

 - Как вы оцениваете сегодняшние события в Украине?

- Как очень драматичные. Украина — одна из тех стран постсоветского пространства, которая оказалась перед выбором — в какую сторону идти, в сторону Москвы или в сторону Запада. Если бы в России была другая ситуация, может быть, этот вопрос так бы не стоял. Это внешний выбор. Внутренний выбор (а эти два выбора связаны) — это то, каким путем развиваться. Идти ли в сторону либеральных демократических ценностей, или же в сторону жесткого авторитаризма и коррупции. К тому же, в Украине есть очень большая специфика, связанная с тем, что страна во многом ментально разделена на две части: Восток и Запад. Поэтому я просто с огромным интересом и волнением наблюдаю за событиями в Украине. Считаю, что их результат в значительной степени скажется и на ситуации в России.

 - Несомненно, вы в курсе ближневосточных проблем. Как, по-вашему, чем чревато продолжение политики уступок исламистам и террористам?

- Понимаете, в вашем вопросе уже определенный элемент давления на меня, на того человека, которому вы задаете вопрос, потому что вы политику и тактику компромисса сразу же определяете словами, которые имеют негативную коннотацию. У меня к этому более сложное отношение. Во-первых, я не готов ничего советовать и ничего навязывать. Во-вторых, я считаю, что в разных ситуациях возможна разная тактика. Есть время собирать камни и время разбрасывать камни. Есть время обнимать и время уклоняться от объятий, как сказано в Священном Писании. Точно так же есть время воевать и есть время договариваться. И определять, когда какое время для чего, что сейчас лучше и эффективнее делать — это дело политиков, причем политиков в данном случае израильских. Поэтому я не готов давать советы, что делать — занимать жесткую позицию или вступать в диалог. Я думаю, что и та, и другая позиции обязательны, но они должны чередоваться.

 - Возможен ли мир между Израилем и арабским миром без риска для существования еврейского государства?

- Стремиться к этому необходимо, потому что невозможно всегда существовать в состоянии войны и горячей, и даже холодной, которая в любой момент превращается в горячую и даже носит определенные элементы горячей. То есть, вроде войны нет, а стреляют. Вроде войны нет, а взрывают. Израиль привык жить в такой ситуации, но, тем не менее это нездоровая ситуация. Поэтому стремиться к договоренности, стремиться к компромиссу нужно, но дело в том, что это проблема, решение которой зависит от двух сторон, не только от Израиля, но и от арабского мира. Поэтому здесь трудно сказать, я не исключаю, что Израилю еще, хотя это нездорово и неестественно, долго предстоит жить в ситуации такого хрупкого мира, полувоенного, потому что я не могу сказать, когда изменится ментальность большинства народов арабских стран, которые окружают Израиль.

 - Вам не внушает опасение агрессивная исламизация Европы и то, что "новые европейцы" не приемлют ценности стран, в которые переселяются?

- Да, это очень серьезная проблема. И пока я не вижу быстрых вариантов ее решения. Ситуация, которая в шахматах имеет название цугцванг, когда любой ход представляется плохим. На протяжении веков была людская экспансия Европы, Европа мигрировала на другие континенты, европейцы несли свою культуру. Сейчас они получают ответ. Сейчас люди другой культуры эмигрируют в Европу, неся свои ценности, свою религию, свое отношение к жизни и мне кажется, что Европа должна пройти и перемолоть это. Я надеюсь, что ей это удастся, хотя варианта такого близкого успеха я не вижу. Предстоит долгое и трудное решение этих серьезных проблем.

 - Есть ли ваши телепрограммы или публикации, о создании которых вы пожалели?

- Нет, я не могу вспомнить какие-то свои программы, документальные фильмы и репортажи, о создании которых я бы пожалел. Может быть, это покажется странным и даже нескромным, но были более удачные, были менее удачные, но те, о которых бы я пожалел, которые пошли во вред — нет, таких я не помню.

 - Понимаю, что не все любят рассказывать о личной жизни. И, тем не менее, прошу поведать о вашей семье.

- У меня жена, сын. Сын женатый. И вот сейчас, когда мы с вами разговариваем, мы ожидаем появления уже следующего поколения. Вот буквально сейчас. Я не знаю, когда выйдет интервью, но это произойдет во второй половине февраля.

 - Мазаль тов!

- Спасибо!

 - Во время встреч с израильскими поклонниками вы намерены импровизировать или у вас есть какой-то сценарий?

- Сейчас у меня сценария нет. Я думаю, какой-то черновой сценарий, общий скелет будет, потому что невозможно всю встречу составить исключительно из импровизации. Но в основном это будет импровизация, потому что я не могу спланировать, я не знаю какая будет аудитория, я не знаю, какие будут вопросы. Поэтому примерно представляю, что я буду делать, но никакого точного плана, прописанного к каждой встрече, у меня не будет.

 - О чем бы вы хотели рассказать со сцены, чего не можете поведать с телеэкрана или на страницах СМИ?

- С телеэкрана у меня сейчас нет возможности детально излагать свои мысли, даже общо. У меня сейчас нет программы такого формата, которая позволяла бы это делать. Да сейчас, наверное, это вряд ли и возможно по целому ряду причин. А что касается книги — каждый день по отдельной книге не напишешь, что-то все время меняется, а прекратить думать человек не может себя заставить, поэтому какие-то мысли все время появляются. Поэтому израильские зрители будут первыми, кто услышат те новые материалы, которые накопились у меня за это время.

 - Бывали ли вы раньше в Израиле? Если да, то каковы впечатления и ожидания от новой поездки.

- В Израиле я был много раз. Я люблю эту страну. У меня там есть друзья. И всякий раз, когда я собираюсь приехать, ожидание встречи повышает мне настроение.

 - Несмотря на плотный график творческих встреч, их организаторы, надеюсь, предложат вам поездки по Израилю. Есть ли какой-то план? Где мечтаете побывать?

- У гастролей будет достаточно широкая география. Обычно, когда я приезжаю в Израиль, бываю либо в Тель-Авиве и в Иерусалиме. В этот раз у меня не будет возможности еще отдельно путешествовать. Программа очень насыщенная.

 - Желаю вам успеха во время пребывания в нашей стране — и не только. Да не коснутся вас беды!

- Благодарю!