100 лет назад Германия гордилась своей процветающей индустрией, а ее столица Берлин обещала стать великим городом мира. Но вслед за этим периодом последовали десятилетия катастрофы.

Хотелось бы начать с очевидного: современный Берлин разительно отличается от Берлина на грани войны в начале прошлого века. Да и как могло быть иначе, ведь все новые и новые бедствия, обрушивавшиеся на город с поразительной, мстительной периодичностью, разрушили существовавший ранее фасад города. Привидения, возможно, еще и разгуливают по окрестностям, но здания, в которых они обитали, уже исчезли, превратились в труху. Кругом видны следы разразившейся здесь в прошлом бури.

Правда, сохранились контуры прошлого, пусть даже по самому центру города проходит граница - след Берлинской стены. Парк Тиргартен, располагающийся в самом сердце Берлина, до сих пор удивительно таинственен и дик. Снова возвысился над городом Рейхстаг. Каким-то образом выжили Бранденбургские ворота и монолитный протестантский Берлинский кафедральный собор. Завершенный в 1905 году по приказу кайзера Вильгельма II собор должен был стать соперником величественного cобора святого Петра в Риме. Сейчас памятник тщеславию кайзера стоит в одиночестве - на противоположной стороне дороги, на месте былого королевского дворца, растет трава.

Исчез Берлин начала XX века. Он был разрушен катастрофами, волнами обрушивавшимися на него вслед за Первой мировой войной. Унтер-ден-Линден, элегантный в прошлом бульвар, теперь загазован машинами, стоящими здесь в вечных пробках, Потсдамская площадь стала унылой развязкой пяти дорог, которую боязливо пересекают туристы.

В 1913 году она была общественным центром Берлина, местом, по которому ходили электрические трамваи, где в гостиницах "Эспланада" или "Эксельсиор", построенных в 1908 году, люди собирались за чашечкой кофе. В 600-комнатном "Эксельсиоре", самой большой гостинице в Европе, можно было встретить Чарли Чаплина. Здесь кайзер устраивал свои "джентльменские вечера". Неподалеку располагалась и гостиница "Пикадилли", которая была патриотически переименована в кафе "Фатерлянд" ("Отечество") спустя две недели после начала войны.

Высоко над зданиями были установлены новые электрические рекламные щиты, высвечивающие на ночном небе слово "Шоколад". Дамы в роскошных шляпах прогуливались по улице под руку: некоторые из них были знатные и богатые, другие предоставляли желающим определенные услуги. Они изображены на картинах, входящих в цикл "Уличные сцены в Берлине" 1913 года кисти немецкого художника-экспрессиониста Эрнста Людвига Кирхнера. На них дамы чем-то напоминают напыщенных птиц с огромными перьями. Но, несмотря на весь этот блеск, лица их тревожны и пронизаны духом общего упадка.

Берлин был городом противоречий и контрастов. Берлин на пороге войны представлял собой смесь амбиций и сомнений. Но сегодняшний Берлин и Берлин начала XX века объединяет нечто общее: оба были и остаются городами с претензией. Современные жители Берлина жаждут признания. Им нравится мысль о том, что их Берлин становится "мировым городом". Люди приезжают сюда, потому что город считается стильным, и берлинцам по душе такая репутация.

Берлин до 1914 года также пристально наблюдал за другими городами, например, за Лондоном, великой столицей империи, или за Парижем, культурным центром Европы. Берлин страстно желал обрести статус города мира или "Weltstadt". Он быстро рос и развивался. С момента объявления Берлина столицей объединенной Германии в 1871 году и до начала Первой мировой войны население города увеличилось более чем вдвое – с 835 тысяч до 2 миллионов жителей.

Потсдамская площадь

Подобный рост порождал амбиции. Кайзер Вильгельм II хотел, чтобы Берлин был признан "самым прекрасным городом в мире". Согласно его видению, Берлин должен был стать городом памятников, проспектов, величественных зданий, фонтанов и статуй, возможно, даже, статуй его самого. Он страдал от отсутствия в Берлине этих необходимых, по его мнению, элементов прекрасного города. "В Берлине нет ничего, что бы могло привлечь иностранца, за исключением нескольких музеев, замков и солдат", - заметил он.

Это было не так. Высказывание кайзера лишь отражало его ограниченное видение города. На самом деле, Берлин до Первой мировой войны был генератором инноваций и технологического прогресса. Он был своего рода колыбелью новой на тот момент эры науки, особенно в области физики и медицины. Здесь жил Эйнштейн, который начиная с 1914 года работал директором Физического института кайзера Вильгельма, а также множество других нобелевских лауреатов.

Прогресс был не только теоретическим. Прогуливаясь по бесконечным коридорам грандиозной Индустриальной выставки в Трептов-парке в 1896 году, можно было лицезреть целое созвездие чудес того времени: от новейших электрических моторов и бензиновых двигателей до новых синтетических красителей, от пианино Бехштейна до колбасной машины, способной за год обработать мясо около 4000 свиней.

Унтер-ден-Линден, 1900 г.

В путеводителе выставки было написано: "Берлин должен представлять себя не только как самый крупный город в Германии, он должен предоставлять свидетельство своей энергии и прогрессивного духа во всех формах своей неутомимой продуктивности". И в самом деле, неутомимая продуктивность.

Марк Твен также останавливался в Берлине. Знаменитый американский писатель сравнил головокружительный рост города и его жажду всего нового и современного с Чикаго. К концу XIX века в Берлине располагалось 10 вокзалов, одним из которых до сих пор является Фридрихштрассе.

В 1905 году здесь стали ходить автобусы, объединившие систему общественного транспорта в одно целое. У кайзера был собственный автомобиль "Даймлер", снабженный рожком, который исполнял тему грозы из оперы Вагнера "Золото Рейна". Ти-та-та-те-та! Рожок был ему необходим, ведь к 1913 году по городу ездило уже столько частных машин, что полицейским приходилось регулировать движение на перекрестках.

И везде, везде были люди. Чиновники совсем по-немецки вели подсчет самым различным явлениям. 1 октября 1900 года, например, число пересекших Потсдамскую площадь составляло 87266 человек. К 1908 году по Берлину каждый час проезжало 174 тыс. автомобилей и других видов транспорта. Кроме этого, довоенный Берлин был городом света и электричества, "электрополисом", как называли его сами берлинцы. Мощные прожекторы с земли высвечивали недавно построенный дирижабль "Цеппелин" и освещали рекламу на его боках.

Но даже все это не являлось настоящим берлинским чудом. Мне кажется, истинным символом довоенного города был "Сименсштадт" или "город "Сименса", целый квартал Берлина, названный в честь электрического гиганта, компании Siemens. В современном Берлине до сих пор стоят четырех- и пятиэтажные красные кирпичные заводы, которые тянутся вдоль прямых дорог на сотни метров. Проведенная здесь в 1913 году инвентаризация показала, что на заводе на тот момент работало 7000 человек, 3000 из которых трудились в электромоторном цехе, а 3000 других – на производстве электрокабелей. Очевидно, что это был город будущего, город прогресса и силы, электрической силы.

1881 год: первый немецкий электрический трамвай, произведенный заводом "Сименс"

Индустрия привлекала трудовых мигрантов. Они жили в домах нового типа, так называемых "съемных казармах". Убегая от нищеты и погромов деревень востока страны, они смешивались с толпой приезжих, которые уже пообжились в Берлине. Перед самым началом войны 63% жителей четырехмиллионного Берлина получали зарплату, работая в промышленности. В проведенном в 1910 году опросе жителей Берлина встречались такие ответы, как "массовое производство внушает мне отвращение" и "я чувствую себя не человеком, а машиной".

Экономике Берлина становились необходимы женщины. Некоторые из них работали на заводах и получали зарплату, другие трудились за скудное жалование в качестве портних на дому, в рабочих кварталах на окраинах города. В 1906 году Христианская ассоциация надомных рабочих организовала выставку, целью которой было привлечь внимание к условиям жизни работающих женщин. На плакате, созданном берлинским художником Кете Кольвиц, чей памятник сейчас стоит на площади Кольвицплац, изображена женщина с впавшими глазами, изможденным лицом. Жена кайзера императрица Августа отказалась от посещения выставки. Она сказала, что плакат наводил на нее тоску. Промышленный Берлин был местом серьезных классовых раздоров и напряжения.

Рабочие на немецком заводе, 1913 год

Напряжение нарастало и в отношениях между полами. В одной газетной статье того времени под заголовком "Воздействие швейной машины на женские половые органы" говорилось о том, что женщины, которые ежедневно и по много часов подряд горбились над станком, были не в состоянии иметь детей. Некоторые (в основном мужчины) беспокоились о том, что все больше женщин работало на заводах вместе с незнакомыми мужчинами, а не рядом своими мужьями. К чему такое могло привести? Августейший комитет Рейхстага высказал мнение о том, что место женщины возле "колыбели ее ребенка". Хотя, впрочем, все это не меняло ситуации. Подвижная довоенная экономика нуждалась в рабочих руках, вне зависимости от того, были ли они мужскими или женскими.

В 1910 году социолог Макс Вебер сравнил атмосферу города с "диким танцем отражений звука и цвета". Жителя Берлина того времени окружали трамваи, подземные пути, электрические огни, витрины, концертные залы, кафе, дымовые трубы и обилие каменных построек. И над всеми этими контрастами и раздорами возвышался кайзер, который с презрением относился к любым устремлениям пролетариата. По его мнению, единственной амбицией рабочего класса должно было быть возвеличивание Германии и ношение униформы. Когда трамвайные рабочие устроили в 1910 году забастовку, в столицу были введены войска, и кайзер выразил надежду, что "500 бастующих рабочих будут застрелены".

Забастовки были вызваны не только экономическими трудностями рабочих. Они также были направлены на расширение избирательного права. Кайзер снова был против, но левое движение было в Берлине слишком влиятельно. На выборах в рейхстаг в 1912 году 75% голосов берлинцев были отданы социалистам. Кайзер распустил парламент, назвав социал-демократов проходящей стадией. Он ошибался.

Взамен всему остальному кайзер предлагал стране имперские амбиции и ура-патриотизм. Он любил делать помпезные заявления и, время от времени, пышные жесты, иногда с комическим эффектом. Во время гастролей шоу "Дикого Запада" в Берлине, организованного известным американским охотником Буффало Биллом, одним из элементов программы было выступление его ассистентки Энни Окли. В нем Энни просила одного из зрителей в зале раскурить сигару, в то время как сама она должна была выстрелом из кольта 45 калибра отбить кончик сигары с 40 шагов. На самом деле, случайным зрителем должен был быть ее муж, но никто не знал об этом. История гласит, что внезапно на сцену выскочил кайзер. Он вытащил из золотого футляра сигару и зажег ее. Энни, захваченная врасплох, покорно выстрелила, задела сигару и промахнулась мимо императорской головы. Некоторые утверждают, что во время войны Энни написала кайзеру письмо, в котором попросила его о возможности выстрелить в него во второй раз.

Кайзер надеялся, что война объединит его подданных. Перед самым началом войны, утром 4 августа 1914 года, он объявил о том, что с этого момента не признавал более политических партий или политических разногласий. "С этого дня я признаю только немцев", - сказал он.

Действительно, многие граждане находились в состоянии экстаза. Оркестры в кофейнях бесконечно исполняли патриотические мелодии. Актриса Тилла Дюрье написала восторженно: “У нас война! Еда стынет, пиво становится теплым, но нам до этого нет никакого дела. У нас война!” Ассоциация немецких евреев объявила, что каждый немецкий еврей "был готов пожертвовать на нужды войны всю свою собственность и даже кровь".

Такова была атмосфера на пороге войны 100 лет назад. Берлин производил впечатление кипучей столицы уверенной в себе страны, которая становилась имперской державой. Но это впечатление было ошибочным. За этим фасадом скрывались разногласия, которые должны были в скором времени выйти наружу.

9 ноября 1911 года Август Бебель, марксистский политик, один из основателей Социал-демократической партии, выступил в рейхстаге с речью, в которой предупреждал об опасности того пути, по которому неслась Германия. "Это закончится катастрофой. Скоро 16 или 18 миллионов мужчин, цвет своих народов, устремятся друг против друга со смертоносным оружием в руках. Я уверен, что за этим великим походом последует крах", - заявил он.

В этом месте его выступления в зале заседаний раздался смех. "Хорошо, вы смеетесь над моими словами, но это время непременно придет. Что принесет нам война? После войны у нас будет массовое банкротство, массовая скорбь, безработица и страшный голод", - сказал Бебель.

Некоторые, действительно, предвидели крах. Трагедия заключалась в том, что этих людей было недостаточно – ни среди тех, кто работал в городе, ни среди тех, кто городом правил.