1 Ноября 2024
В избранные Сделать стартовой Подписка Портал Объявления
Интересное
Наши земляки: Музыка навеяла
05.05.2014

Зоя АПОСТОЛ

Это чудо! Магнитофон «Комета», который куплен еще в 65-м году, работает как новенький. Некогда такой в нашем доме популярный, он долгие годы пылился в кладовке в нерабочем состоянии. Последнего, кого я слушала, был Джанни Моранди. Я его любила, как когда-то моя мама – Поля Робсона и Ива Монтана. Потом мама влюбилась в Муслима Магомаева, а я после обаятельного итальянца уже никого не любила, разве что Дмитрия Хворостовского. Но это было позже.
 
Мы притащили в Румынию этот раритет: красивой трапециевидной формы, с металлическим тонким ободком, слегка потертой, но изящной крышкой со стильными когда-то никелированными защелками. И штук двадцать бобин. Коричневую блестящую пленку меломаны склеивали не только специальным клеем или скотчем, но и ацетоном. Магнитофон взгромоздился на отведенной для него полке рядом с моей старой пишущей машинкой. А что, внукам будем показывать!
 
И вот на день рождения нашего сына стали вспоминать, под какую музыку танцевали по праздникам: «Хоп, хей хоп» и «Мишель» битлов, «Life is Life» австралийской группы «Опус», хиты Адриано Челентано и Раффаеллы Карра. Еще был такой дуэт «Липс», проект, созданный специально для республик СССР: смазливые девчонки, которые перепевали репертуар английских звезд. Но пели чисто, в два голоса и не под фонограмму. Мы были на их концерте.
 
– Так давай включим! – предлагает Анатол.
– А что, разве эта рухлядь работает?
– Так я ж отдавал магнитофон в ремонт!
 
Оказывается, его знакомый, близкий по духу человек, который тоже ничего не выбрасывает, поменял пасик (и как только его нашёл у себя в завалах!), промыл спиртом ролик перемотки, смазал заржавевшие детали. Тянет! Советское – значит отличное. Холодильник «Минск» у нас работал лет тридцать. Пылесос «Буран» – больше сорока лет!
 
– Мы после войны о такой технике и не мечтали, – музыка навеяла поток воспоминаний Анатола. – На Мунчештской у нас был вначале детекторный приемник. Не знаешь, что это такое? Это такая черная коробочка, для которой требовалась антенна метров 20 длины и 20 высоты. И еще заземление. Пришел один товарищ, который взялся это сделать. Попросил достать кусок меди или цинка, чтобы его припаять и закопать на полметра. Мама дала для заземления медный чайник. Он отлично подошел для этих целей. Приемник работал не на электричестве, а на «кристалле». Окраина еще долго после войны обходилась без лампочки Ильича.
 
Приемник ловил только Кишинев, слушали передачи через наушники. В основном транслировали классическую и русскую народную музыку, известия, а с семи до полвосьмого звучала «музика нородникэ молдовеняскэ». В прямом радиоэфире выступали аккордеонист Думитру Георгицэ, в его сопровождении пела Екатерина Будак, которая работала бухгалтером на радио, а по вечерам становилась певицей, и Александру Харабаджиу – маляр, он тоже после работы шёл на радио петь. Запомнилась одна песня, которая прославляла Сталина, её написал так называемый поэт Полобок, не помню его имени, память у меня всегда была плохая:
 
Lucrăm cu-ndrăzneală,
Muncim sănătos,
Căci Stalin ne-a datnouă trai norocos!
Să ridicăm paharul, frate,
Într-a lui Stalin sănătate!
Ș-apoi pentru președinte,
Că-i om harnic și cuminte!
 
 
Работаем на славу,
Вкалываем по-черному,
Поскольку Сталин нам дал
Жизнь вольную!
Поднимем же бокалы, братья,
За его здоровье крепкое,
А затем за председателя.
 
(Колхоза, наверное… Перевод очень приблизительный.)
 
– Как-то Полобок приехал на встречу с читателями в колхоз, – продолжает Анатол, – и представляется: «Моя фамилия Полобок» (бочка), а председателем колхоза был Путинэ (кадушка). (Путин-то, оказывается, молдаванин!) Колхозники стали веселиться: «Кадушка бочку в гости пригласила». Еле успокоили.
 
Году в 58-м построили электростанцию для расширения производства на бойне, превратившейся в мясокомбинат. Эта станция обеспечивала всю улицу Мунчештскую, школу. Свет, правда, был слабенький. Электросчетчиков тогда не устанавливали. Платили за каждую лампочку и за каждую розетку. Появились и так называемые «жулики». Опять не знаешь, что это такое? Комбинированные патроны – патрон имел и цоколь, как у лампочки, и две дырочки для вилки. Это для экономии было сделано, понимаешь? (Понимаю: чтобы не платить за лишнюю розетку.)
 
Вскоре у нас появилась радиоточка, приемники (они были двух видов – «москвич» и АРЗ), которые ловили Румынию. Тогда звездами были Мария Лэтэрецу, Мария Тэнасе с ее знаменитыми песнями «Lume, lume» и шуточной «Zestrea». Сейчас найду ее. (Анатол крутил туда-сюда «носики» перемотки и нашёл-таки):
Douăzeci de pierne mari, va-le-leu, va-le-leu,
Toate pline de țânțari,
Douăzeci de perne mici,va-le-leu, va-le-leu,
Toate pline cu furnici
Douăzeci de pierne moi,
Toate pline cu gunoi.
Приданое собирали для девушек с детства, складывали в «каса маре», а как вытащили – большие подушки полны комаров, маленькие – муравьев, да и в остальных всякий мусор. Потом эту песню исполняла Маргарета Пыслару, звезда конца 50-х – начала 60-х годов.
 
В школе мы слушали «Рио-Риту», Изабеллу Юрьеву, Вадима Козина. 31-я школа-семилетка, где учились дети послевоенного поколения: из неблагополучных семей, без отцов, курить тогда начинали лет с десяти. Мы все на переменах бегали во двор, к деревянному туалету, чтобы там покурить. И хихикали, когда в туалет шли молоденькие учительницы. Наш завуч, преподававший математику, Иосиф Борисович Мовергоз, был педагогом от Бога. Вначале его назначили директором, но потом из Заднестровья прислали более надежного кадра, малообразованного, но члена партии. Так вот, Иосиф Борисович придумал: чтобы не бегали курить, в коридоре на переменах стали крутить пластинки. И мы забывали о папиросах, завороженно слушали музыку, даже пытались танцевать.
 
Учительницу французского мы не любили. И вот однажды наш заводила Вася Дануца предложил:
– Давайте устроим ей бойкот. Когда она войдет, мы будем мычать.
Так и сделали. Она входит, все встают и начинают мычать. Как улей гудит.
Она стала кричать:
– Сесть, встать!
Мы садимся, встаём, но продолжаем мычать!
– Замолчи, Апостол! – вдруг она ко мне прицепилась, меня она особенно не переваривала.
– Я молчу!
– Ты мычишь! Выйди из класса!
– Не хочу, я не виноват!
– Я не начну урок, пока ты не выйдешь!
 
Она пыталась меня вытолкать, но я вцепился в парту намертво. Вызвали учителя истории, мастера спорта по волейболу. Тому удалось дотащить меня до двери – вместе с партой. Вызвали сторожа – тот не захотел со мной связываться, потому что был в приятельских отношениях с моими родителями.
 
Тогда позвали Иосифа Борисовича, он зашел и ласково говорит мне:
– Апостол, давайте поставим парту на место. Нельзя срывать урок, ваша учительница должна преподать тему. Если она ее пропустит, как вы потом наверстаете?
Я безропотно отцепился от парты, и мы поставили ее на место.
 
Иосиф Борисович спустя много лет пришел в «Вечёрку», где я работал. Он принес некролог, извещавший о смерти жены, и просил, чтобы объявление вышло в тот же день, до похорон. Но газету уже сверстали. Дежурным редактором был Саша Квасников, зав. отделом, светлая ему память. Я обратился к нему, объяснил, что это мой учитель, он хочет известить знакомых и друзей о дате похорон. И Саша откликнулся, распорядился, чтобы доверстали это объявление. Я был счастлив, что мог хоть что-то сделать для Иосифа Борисовича. Позже он еще раз приходил, принёс статью в поддержку перестройки. Он был в восторге от того, что происходили такие глобальные перемены!
 
Еще одним учителем, которому я благодарен, был наш классный руководитель Ефрем Борисович Перельман. Он преподавал молдавский язык и литературу. В отличие от заднестровцев, говоривших по-молдавски плохо и с диалектальным выговором, Ефрем Борисович был из числа педагогов, получивших образование в Бухарестском университете. Он поправлял нас, когда мы говорили неправильно. Это был человек необыкновенный: логичный, понимающий, выдержанный. Но однажды мы вывели его из себя. У нас появилась мода перекидываться записками с предложениями дружить.
 
Мы писали: «Vreau să «drujesc» cu tine» («drujesc» – русизм) – «хочу с тобой дружить». Все учителя жаловались, что не могут вести урок из-за этих записок. И Ефрем Борисович разнервничался:
 
- Ia mai lăsați odată cu «drujitul» asta! (Оставьте уже эту вашу дружбу!)
Когда я встретил в городе Ефрема Борисовича, он стал расспрашивать, где работаю. Я ему сказал:
– Вот видите, в школе я учился плохо, а получил высшее образование, стал филологом, кто бы мог подумать!
 
Меня до сих пор мучает, почему не сказал ему, что стал человеком во многом благодаря его урокам, благодаря тому, что он смог привить нам любовь к литературе… Дети всегда хотят подражать тем, кого любят.
 
Однажды я пришел в свою родную школу от телевидения, чтобы найти талантливых детей, которые могли бы участвовать в передаче. Ефрем Борисович увидел меня и буквально побежал навстречу, мы обнялись. Он пригласил меня в свой кабинет, поскольку у него появилось «окно», и сообщил радостную новость: в школе хотят отметить ее 40-летие. «Мы пригласим всех вас, – говорил он, – приготовим сюрпризы, будем вспоминать, как всё было, много смеяться…». Я предложил сделать об этом телепередачу. Мы распрощались, и в коридоре встречаю еще одного учителя– Бориса Михайловича Шафира. Когда я учился в начальных классах, он был пионервожатым. Он тоже принялся рассказывать о грядущем событии. Проходит время, а никто меня никуда не зовёт. Я снова пришел в школу, и снова встретил Бориса Михайловича.
 
– Что там с 40-летием? – спросил я его.
– Э, – махнул он рукой, – районо категорически запретило проводить такой праздник. «Вы что, – сказали нам, – хотите похвастаться, что румыны вам школу построили?»
В конце 20-х годов при румынах построили типовые здания школ, не только на Мунчештской, но и в других пригородах: Фрумушика, Чоричешть, в Тэбэкарии, на Скулянке, на Рышкановке, Буюканах. Но говорить об этом не следовало.
 
Кажется, в 58-году впервые из Румынии в Советский Союз приезжал джаз-оркестр. Репертуар был тщательно отобран: «M-am îndrăgostit de tine, Moscova!» («Я влюбился в тебя, Москва!»), «Macarale» («Краны») – про социалистическое строительство. Путь гастролей пролегал и через Кишинев. Концерт состоялся на стадионе, билетов было не достать. Порядок наводила конная милиция. Под конец концерта мне всё же удалось проникнуть за ворота. Заключительный номер, на барабанах, исполнял руководитель оркестра Сержиу Малагамба, его мастерство меня просто потрясло.
 
Когда я работал на радио, молодые коллеги приходили ко мне в аппаратную слушать румынскую музыку из фондов: Джику Петреску, Николая Ницеску, Анжелу Молдован, Дорину Драгич… Главный режиссер радио Маргарита Станиславовна Жавроцкая поощряла мое стремление оформлять радиоспектакли зарубежной, модной музыкой. Она, полька по национальности, хорошо знала румынский, а польским почти не владела. Как-то Маргарита Станиславовна зашла с режиссером Рувимом Левиным, польским евреем, который перевел нам слова знаменитой песни Анны Герман «Танцующие Эвридики» – кстати, текст очень поэтичный, сюрреалистический.
 
Теперь слушай румынскую эстраду сколько хочешь, ходи на концерты. Только что-то не хочется. А вот посидеть у старенького магнитофона – это с удовольствием!
На старом снимке: учащиеся 34-й кишиневской школы Толя и Леня Апостол.

 
Количество просмотров:
917
Отправить новость другу:
Email получателя:
Ваше имя:
 
Рекомендуем
Обсуждение новости
 
 
© 2000-2024 PRESS обозрение Пишите нам
При полном или частичном использовании материалов ссылка на "PRESS обозрение" обязательна.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.