Очередной годовщине со дня создания Еврейского государства посвящается

Дмитрий ХОТКЕВИЧ

Все совпадения в именах — абсолютно случайны

Герр Йоганн Керринг неожиданно проснулся. Плохой сон с непонятными словами “Никогда больше” вертелся в его мозгу. Но он никак не мог вспомнить, что ему снилось…

Майское утро лишь входило в свои права и солнце только-только протискивалось сквозь плотные шторы.

Тревога, оставшаяся после сна, никак не давала успокоиться герру Керрингу. Прошло больше трех лет с тех пор, когда воспользовавшись “крысиной тропой”, ему удалось бежать из Германии. Он страшно боялся попасть в плен к русским или американцам, которые считали совершенные им действия преступлением. А всего-то — лагеря, в которых он очищал мир от неугодных рас.  От славян, цыган, евреев. О, евреи! Как он их ненавидел! Эта их гордость, убежденность в своей избранности. Хотя каждый цивилизованный человек знал, что именно арийцы — избранный народ. Даже чересчур темпераментные южноамериканцы, среди которых он прожил некоторое время в Аргентине после своего бегства, не внушали ему столько отвращения, как евреи…

Спустя год после вынужденного заточения — именно так герр Керринг называл свое временное проживание в Аргентине — он решил перебраться в Америку, поближе к цивилизации. Керринг навсегда запомнил таможенника, который проверял его паспорт. Он был евреем. Звезда Давида, которая висела на шее у того парня, жгла грудь ему, Йоганну Керрингу. С какой радостью вместо этой тонкой веревки, на которой висел символ евреев, истинный ариец затянул бы пеньковую петлю.

Уже год в пригороде Нью-Йорка. Конечно, пришлось сменить имя и фамилию на более американские. Теперь он — мистер Керри. А что оставалось делать? Ведь кругом рыщут еврейские ищейки. Даже почтальон, приносящий ему утренние газеты, и тот — еврей. Те же темные глаза, которые не так давно смотрели на него или с мольбой, или с ненавистью, но с неизменной несломленной гордостью. Мистер Керри всегда пытался хоть как-то досадить почтальону — говорил какую-нибудь неприятную вещь о его несуществующем запахе или о его легкой картавости, с которой парень произносил свое ежедневное “Доброе утро”.

Ах, эти евреи со своей избранностью! В том же аэропорту, куда он прилетел, увидел группу молодых парней и девушек, которые с радостной суетой перетаскивали баулы и чемоданы. По отрывкам разговоров Керри понял, что они собирались в Палестину, в которой — ох уж эти еврейские мифы — они собирались создать свое государство. Смех, да и только!

Сейчас частенько Керри с еще парой своих соседей — таких же беглецов из Германии — собираются вечером, вспоминают прошлое и, конечно, смеются над самым большим утопистом — Герцлем, — который просил перезахоронить его на земле Израиля. Герберт Уэллс, это английский писака, и тот бы не смог придумать что-то более фантастическое.

Мистер Керри потянулся, встал и пошел к двери, чтобы забрать утренние газеты. Сегодня надо непременно сказать почтальону нечто особенно обидное. Хотя бы за то, что ему не удалось как следует поспать.

- Доброе утро, мистер Керри, — как обычно сказал паренек и улыбнулся.

- Что такого доброго в этом утре, если я опять вижу тебя и снова вынужден слышать твой исковерканный английский язык. Неужели в синагоге вас не учат правильному произношению? — оскалился мистер Керри.

- Но для меня оно действительно доброе. Сегодня — последний день, когда я вас вижу и слышу ваши глупые оскорбления. Сегодня я уезжаю на свою родину.

- И где твоя родина, оборванец? Есть то место, где тебя кто-то ждет?

- На свою ИСТОРИЧЕСКУЮ родину, — ответил паренек, сделав акцент на третьем слове. — И ждет меня МОЯ земля и МОЯ страна. А впрочем, читайте сами и только не подавитесь от изжоги.

Паренек протянул Керри газету, развернулся и ушел. А мистер Керри — герр Керринг — стоял как вкопанный с газетой в руках. Оскал медленно сполз с его лица. Он попытался удержать газету, но руки не слушались его, и газета, упала на зеленую траву, как будто весила тонну. Но даже с высоты своего роста мистер Керри увидел фотографии на ее полосе и заголовок, набранный четким шрифтом…

Вокруг пели птицы и солнце уже поднималось над кронами деревьев.

15 мая 1948 года вступило в свои права.

И это был не сон, а страшная явь герра Керринга.