О росте числа усыновлений российскими семьями за последний год, о ситуации с усыновлениями в Крыму и Севастополе, а также о проблемах суррогатного материнства в России в интервью РИА Новости рассказал уполномоченный при президенте России по правам ребенка Павел Астахов.

— Павел Алексеевич, в настоящее время идет процесс приведения законодательства Крыма и Севастополя в соответствие с российским. Будет ли распространяться “закон Димы Яковлева” на эти территории?

— Запрет усыновления американцами естественным образом распространяется на Крым, Севастополь, как новые субъекты Российской Федерации. Безусловно. Несмотря на все опасения,  пугалки и страшилки, которые высказывались по поводу введения этого закона в России, время все расставило на свои места. Я привожу пример — в России выросло и число приемных семей, и детей, устроенных в семьи. А самое главное — выросло до небывалых масштабов, на 34%, число детей-сирот, инвалидов, переданных в российские семьи.

Потому что нам все время твердили, что американцы нас спасают, берут только детей-инвалидов, что было мифом, потому что они брали только 5% таких детей. Без американцев оказалось, что мы можем сами своих детишек с инвалидностью брать, устраивать в семьи, сохранять, лечить, реабилитировать.

— Почему, по вашему мнению, произошел такой резкий рост числа усыновлений за последний год?

— Мы говорим о вообще семейном устройстве. По данным Верховного Суда, 15 тысяч было усыновленных детей за прошлый год, а иностранными усыновителями, без американцев, около тысячи таких усыновлений. Еще 50 тысяч взяли под патронат, в приемную семью, под опеку, попечительство и так далее. Я считаю, что увеличение числа детей, устроенных в семьи в прошлом году, связано, прежде всего, с тем, что люди на волне этой дискуссии — можем ли мы прожить без американцев, без иностранных усыновителей или нет — все-таки задумались и ответили на этот вопрос сами – пришли и взяли ребенка. И это не за счет того, что государство стало по миллиону рублей за ребенка давать. Нет, этого не случилось. Да, было издано два указа президента о мерах поддержки приемных семей, детей с инвалидностью, об ответственности губернаторов за семейное устройство детей. Это системные законодательные меры, но люди проголосовали душой и сердцем за то, чтобы детей брать и оставлять в России.

—  А как в Крыму и Севастополе обстоит ситуация с усыновлением? Много ли иностранцев хотят усыновить крымских детей?

— Что касается Крыма и Севастополя, там нет такой острой проблемы, может быть, из-за того, что он немного обособленно находился, Крым. Там нет фактически агентств американских, единичные случаи иностранного усыновления, они снижались, несмотря на то что на континентальной (части Украины – прим. ред.) шел рост. И сегодня нет таких случаев, как те, с которыми мы столкнулись в начале 2013 года. Оказалось 25 случаев, когда разрешение суда (на усыновление детей американцами – прим. ред.) получили, но не успели выехать. И там нет никаких нареканий со стороны американцев. Поэтому здесь можно спокойно продолжать работать и заниматься устройством этих детей в российские семьи.

Потенциал Крыма и Севастополя огромный. Потому что даже в тех условиях украинского законодательства, без льгот, без мер поддержки, без стимулирования материального они все равно брали детей и устраивали. У них была эта форма “семейные детские дома”, это то же самое, что российская приемная семья. Они давали такой статус, для того чтобы платить этим людям за работу. Но наши пособия больше, поэтому я думаю, что число приемных семей в Крыму сейчас только увеличится.

—  Во время своего визита в Крым вы призывали украинские власти создать гуманитарный коридор для вывода женщин, детей и стариков с территорий, где идут бои. Будут ли предприниматься какие-то действия со стороны России по урегулированию этого вопроса?

— Это не только я призываю, об этом говорили все, кто занимается гуманитарной деятельностью, потому что когда ведутся боевые действия, давайте говорить терминами украинской власти – контртеррористическая операция, всегда гуманитарный коридор существовал и существует. Это правило — дети, старики и женщины должны иметь возможность выйти, не должны подвергаться возможности быть раненными. Этого не было сделано, и я не понимаю, почему. Весь мировой опыт (показывает – прим. ред.), что даже когда в Сирии велись боевые действия, в Ливии, везде организовывались гуманитарные коридоры. У меня два вопроса в этой связи: почему Украина этого не делает, а второй – почему молчит европейское сообщество? Почему Совет Европы, ОБСЕ по этому поводу молчат, почему Красный Крест не реагирует? Либо все резко ослепли и оглохли, либо это действительно странная история, направленная на геноцид. Но мы говорим об этом, потому что на Украине очень много российских граждан, в том числе и детей, проживают по национальности и по гражданству, поэтому мы должны о своих людях заботиться в такие тревожные времена.

— Депутат Госдумы Елена Мизулина уже не раз выступала за запрет коммерческого суррогатного материнства в России. Как вы относитесь к этому предложению?

— Елена Борисовна — мой союзник, и мы с ней единомышленники, по большому счету. Прежде чем что-то запрещать, нужно эту тему обсудить, послушать мнения всех сторон, экспертное сообщество. Мы вообще не знаем, чем грозит суррогатное материнство будущим поколениям. Это одна сторона вопроса. Другая сторона вопроса связана с тем, что когда начинается коммерциализация деятельности по производству детей, а это так и выглядит, то всегда очень много проблем возникает, в том числе и этического плана, и социального, и просто человеческого. Мы знаем примеры, когда, например, в Индии открыт целый комбинат по производству детей суррогатных. Женщины целенаправленно приходят зарабатывать деньги. То, что связано с суррогатным материнством, в России не узаконено договором, нет такого понятия, как в Америке, например.

Очень часто я сталкивался в своей работе, когда приглашают для суррогатного материнства женщину, а дальше две ситуации – она отказалась ребенка отдавать либо у нее отказываются этого ребенка взять. Тут очень много спорных вопросов, и проблем больше, чем пользы. Я вижу по обращениям, которые мне приходят, что в этой сфере очень много проблем, но на этот вопрос должны ответить профессионалы.