Игорь Андреев

Михаэль Дорфман — известный российский и американский писатель, публицист, издатель и общественный деятель. Именно он в 1999 году организовал акцию протеста «Русские пантеры против расизма в Израиле».

В то время эта акция смогла привлечь внимание общества к положению русскоязычных эмигрантов в системе израильского государственного просвещения. Михаэль Дорфман успешно опубликовал множество статей в известных изданиях Израиля, Украины, России, Польши, США, Германии, Бельгии, Голландии. Он автор ряда книг и сборников. В частности, речь идёт о серии книг «Евреи и жизнь», которая вышла в свет в 2008–2009 годах. В настоящее время автор проживает в США.

— Добрый день, Михаэль! Расскажите немного о своих публикациях: как всё начиналось, с какими изданиями Вы работали.

М.Д.: Я — русскоязычный израильский автор. Скоро полтора десятилетия, как живу в США. Сказать, что Америка необычайно разнообразная страна — значит сказать банальность. Америка — очень своеобычная страна, и мне кажется интересным и важным передать своё понимание этой страны изнутри. Как оказалось, многим интересен мой взгляд. Писатели вроде меня не живут в башне из слоновой кости, а зависят от своих читателей, почитателей и редакторов. Мне повезло иметь несколько хороших редакторов, которые поощрили меня написать мои лучшие произведения.

А начиналось всё так. В 1991 году я работал в одном израильском университете и заодно имел небольшую компьютерную фирму. Неожиданно мне попал заказ на местную муниципальную русскую газету. Муниципалитет платил плохо, зато «комиссарили» вовсю. Через полгода я отобрал у них газету и принялся сам её издавать. «Комиссаров» я послал домой, но остался с журналистами, хорошими и знающими. Проблема была в том, что все они недавно иммигрировали и не знали местной жизни.

Однажды, когда макет номера был готов, то оказалось, что текстов нет. Я рассердился, обещал прийти через три часа, и если текстов не будет, то всех уволить. Когда я вернулся, то один журналист, бывший редактор «Вечернего Кишинёва», исчез, журналистка из Баку хлюпала носом за своим столом, зато Сергей Подражанский, который позже стал главредом крупнейшей русскоязычной израильской газеты «Вести», написал таблицу местного футбольного турнира.

Делать было нечего, я сам сел за компьютер и написал местную хронику, слухи, политику и сплетни, которые хорошо знал. Получилось куда больше, чем на номер. Газета стала интересной, и мне понравилось в ней работать.

С тех пор я опубликовал около 600 различных статей, эссе, репортажей на разных языках, преимущественно по-русски. Я много писал на еврейские и израильские темы. Я старался передать русскому читателю свободу и накал внутренней дискуссии, которая существует внутри еврейского общества на иврите и идише, и которой, по различным соображениям, не спешат поделиться с внешним миром.

Потом я стал писать для различных российских изданий уже на американские темы: «Восток и Запад» под редакцией Александра Сотниченко, «Здравый смысл» Георгия Жвании, в бостонском «Лебеде» под редакцией Валерия Лебедева и в иерусалимском «Нота бене» под редакцией Эдурада Кузнецова. Мои тексты выходили и во «Взгляд.ру», и в киевском «Обозревателе», и в «Завтра», и в израильской «Перспективе», и ещё более чем в 20 различных изданиях, а также широко расходятся по Интернету.

Об Америке я тоже стараюсь говорить с читателем в аутентичных и современных американских понятиях, моделях и словаре. Это особенно нелегко, потому что кажется, что все знают Америку. Однако большинство знает Америку в понятиях 1970-х годов, которые ушли безвозвратно, либо в понятиях корпоративной «всемирной деревни», в понятиях Голливуда и «капиталистического реализма», где речь идёт больше о том, как должно бы быть, чем о том, что есть на самом деле.

— Расскажите, пожалуйста, о Ваших книгах, изданных на русском языке? О чём Вы стремились рассказать на их страницах, над чем работаете сейчас?

М.Д.: В 2008–2009 годах московское издательство АСТ выпустило три моих сборника, объединённых в серию «Евреи и жизнь». Первый сборник «Как евреи произошли от славян» назван по одноименному эссе. В нём говорится о различных аспектах еврейской истории, лежащих вне русла официальной истории, которую пытаются свести к истории великих раввинов и великих книг.

Вторая книга «Свастика в Иерусалиме» в основном об Израиле, где я прожил больше четверти века, встречал множество различных людей и изнутри наблюдал социальные и политические процессы этого очень неоднозначного и интересного общества.
Третья — «Холокост — это смешно?» о современной еврейской жизни, о проблемах и решениях. Почему-то так получалось, что в ХХ веке евреи во всём оказывались первыми — в социализме и капитализме, в интернационализме и национализме, в модернизме и постмодернизме. Еврейские проблемы часто были предвестниками проблем всеобщих, и еврейское выживание становилось образцом для других.

Сейчас я потихоньку готовлю издание «Евреи и жизнь» в Израиле на иврите. Мне надо из трёх книжек сделать одну. Израильская писательница Алона Кимхи возьмётся отредактировать книгу. Я также подготовил сборник моих лучших американских материалов и ищу для них издателя в Москве.

— Пару слов о Вашей общественной и правозащитной деятельности. Основные задачи и цели. Что удалось реализовать?

М.Д.: Отношение к правозащите у многих россиян сильно изменилось с тех пор, как я начал помогать в деле защиты русскоязычных детей от этнически мотивированного насилия в израильских школах. Нам тогда удалось убедить общество, что речь идёт о ничем не прикрытом расизме, что отношение к светловолосой девочке тоже может означать расизм. Причём расизм не есть обычная ксенофобия, типа «почему нас не любят», а есть целенаправленнаягеополитика отрицания угнетения, унижения и нанесения ущерба по признаку расы, национальности, религиозных убеждений или этнического происхождения. Многие знают меня по необычайно эффективным акциям протеста «Русских пантер» в 1999—2000 гг. Но за ними стояло десятилетие тяжёлой работы десятков добровольцев по организации групп поддержки жертв насилия.

По приезде в Америку я на время отошёл от правозащитной деятельности. Однако в последнее время снова к ней возвращаюсь. Я участвую в работе Американской русскоязычной ассоциации за гражданские свободы и права человека. Меня интересуют процессы интеграции в многорасовом Нью-Йорке, процесс нахождения общего языка с различными расовыми и этническими меньшинствами, которые в скором времени и составят большинство американцев.

— Что лично для Вас означает слово «культура»?

М.Д.: Ну… за пистолет я не хватаюсь. Культура для меня означает очень много разных вещей, часто парадоксальных и не сочетающихся друг с другом. Я жил в разных культурах, часто существовавших рядом, либо даже внутри друг друга, а потому я предпочитаю говорить во множественном числе — культуры. Самое интересное, как правило, творится именно на границах пересечения культур, их конфликта и взаимодействия.

Принято говорить, что мы живём в эпоху поликультурного постмодерна, и это определяет много интересного.

Культура больше не является коллективным или групповым определителем, а индивидуальным выбором. Никогда ещё не было столь обширного, доступного и демократического рынка, на котором культуры могли бы соревноваться за своих сторонников.
Когда мы говорим «постмодерн», то для русскоговорящей среды есть своя особенность. Хотя русские шли в авангарде модернизма, но по историческим причинам русское общество повернулось от модернизма назад к классицизму и российской форме викторианства. А потому и вступило в эпоху постмодерна, не имея настоящего опыта своего модернизма.

— Что для Вас значит культура еврейского народа?

М.Д.: Для евреев тоже приложимо то, что я говорил о многокультурности. У евреев много культур, хотя постоянно есть попытки прописать нам единую культуру. Быть евреем — это, прежде всего, сохранять свою индивидуальность. И ещё, как говорила моя бабушка, быть евреем — главное, быть человеком.

Бог весть почему, но евреям первым приходилось получать удары новых веяний. Евреи были первыми в капитализме и социализме, в интернационализме и национализме, в модерне и постмодерне. Огромный вклад евреев в модернизм, перевернувший классический мир XIX века (Эйнштейн, Фрейд, Дюркгейм, Боаз, Витгенштейн и множество других) произошёл потому, что они сами были первым поколением, получившим доступ к западной учёности, и не были связаны со старым порядком ни исторически, ни идеологически, ни философски.

Юрий Слёзкин определил ХХ-й век как еврейское столетье, и теперь все стали евреями, и трудно быть евреем, когда все стали, как евреи. Трудно, однако, не невозможно. Еврейская культура уверенно находит свой голос на разных языках, в разных странах и на разных континентах. То, что мир открыт и приходится конкурировать на рынке культур, лишь укрепляет и заставляет искать пути собственной уникальности и оригинальности.

— Ваши любимые произведения еврейских авторов? Композиторы, литераторы, поэты?

М.Д.: Ещё в школе я всегда затруднялся ответить на вопрос о любимом авторе. Тем более, о еврейском авторе. Скажем, был ли Исаак Бабель еврейским автором? А Карл Маркс или Апостол Павел? «Разве это евреи?», — любимое замечание местечковых кумушек обоего пола (по-еврейски их называют «яхнэ», и это у нас куда жёстче даже, чем злые церковные старухи по-русски).
Наверное, надо бы мне составить и свой список современного еврейского канона, как когда-то сделал Харольд Блум для американского народа. Однако я всё-таки назову одного автора, который сумел объяснить смысл еврейского. Это канадский писатель и переводчик Майкл Векс. Его замечательная книга «Жизнь как квэч» в совершенно конгениальном переводе харьковской поэтессы Аси Фруман вышла в Москве на русском языке. Квеч — слово непереводимое, и означает жалобы, стенания, но также смех, особенно над собой, жёсткий, парадоксальный и далеко не общеприятный еврейский юмор, которого так много в русской культуре.

В последнее время я полюбил клезмерскую музыку, обрёл там многих друзей. Я люблю их открытость различным влияниям, попытки создания фьюзов с другими музыкальными традициями. Я знаком со многими, но здесь хотел бы назвать замечательную Полину Шепард из Лондона, Сашу Сомиш из Львова и харьковский оркестр «Раскардаш» под управлением Юрека Якубова.

— Какие проблемы, на Ваш взгляд, встают перед евреем, который проживает в современной России?

М.Д.: Во-первых — те же самые, что и для большинства россиян — коррупция на всех уровнях, отсталость. В остальном же в современной России проживают очень разные евреи — верующие и неверующие. Перепись свидетельствует, что евреев-иудеев и евреев-христиан в России примерно поровну, а евреев неконфессиональных больше, чем обе группы вместе взятые. Есть здесь евреи, ассимилированные в израильском иудаизме, в сионизме, в русской культуре, в западной. Ещё больше выходцев из смешанных семей, для которых еврейство в ещё большей степени предмет их выбора.

В современной России положение евреев куда лучше, чем когда-либо в российской истории. Во время последнего анти-мигрантского пика в прошлом году мои друзья, молодая русско-израильская пара, находящаяся по делам в Москве, провели эксперимент. Они пошли по объявлениям, где квартиры сдавали только лицам славянской наружности. И, несмотря на характерную еврейскую внешность и сильный ивритский акцент, их везде хорошо приняли и готовы были сразу сдать квартиру. Только в одном месте какой-то военный отставник отнёсся к ним с подозрением. Сейчас не припомню, но фамилия отставника была Гальперин или Перельман.

— Расскажите, к чему, по Вашему мнению, приведут сегодняшние события на Украине?

М.Д.: Украина переживает сегодня период буржуазно-демократической революции. Революции, как лесные пожары или наводнения, — вещи естественные. Революции вызываются накапливанием критической массы системных проблем, с которыми властные элиты не способны справляться. Революций не следует бояться. На нашем веку повидали и бескровные революции, и весьма кровавые, и смертоносные реформы.

Особенностью украинской революции стал Майдан — замечательная творческая лаборатория креативных идей и способов самоорганизации людей. Я не говорю только о Евромайдане, потому, что «майданы» собираются уже 15 лет подряд — «Украина без Кучмы», «Оранжевый Майдан», «Податковый (налоговый) Майдан» и ещё много других.

Любая революция ищет свою легитимацию. Легитимацией украинской революции стали как национализм, так и «евро-перемены». Несомненно, украинская революция так или иначе победит. Пути назад нет. Как заметил Токвиль, революционные правительства куда более жестокие и неумелые, чем дореволюционные, но люди их любят, потому что они возвращают людям достоинство. «Карамэ» — «достоинство» по-арабски — было лозунгом «арабской весны» в Тунисе, Египте и Йемене. Достоинство — то, что сегодня возвращают себе украинцы.

Русскоязычное население Востока Украины тоже испытывает влияние украинской революции. Однако на Востоке Украины началась своя русская революция, где флаги уже не украинские, а русские, и вместо перемен — «стабильность». Для российской власти это пока удобный канал сливать энергию и средства своих собственных радикалов, тех самых, которые выходили на Болотную вместе с либералами. Тех самых националистов, которые способны собрать массовые акции протеста, не снившиеся ни левым, ни либералам, ни анархистам.

Национализм сегодня является основной угрозой власти Кремля. Если в России сложится революционная ситуация из-за неспособности корпоративно-бюрократических властных элит, то, вероятно, легитимацией русской революции станет русский этнический национализм с небольшим добавлением имперский идей, потому что всё другое не обладает достаточной престижностью в обществе.

— Что Вы можете сказать о многочисленных нарушениях прав человека в России?

М.Д.: Нарушение гражданских свобод и собственных законов — это, в первую очередь, признак слабости самой власти. Без гражданских свобод, без свободы слова, совести, митингов и собраний, без свободы передвижения людей, идей и капиталов власть обрекает себя на незнание. Зажимая гражданские свободы, элиты обрекают себя на накопление системных ошибок, что неизбежно ведёт к концу их власти. Для них малое утешение, что те, кто придёт на их место, будут ещё хуже, чем они.

— Какую оценку Вы можете дать современной ситуации России в культурном и политическом плане?

М.Д.: Россия живёт богатой культурной жизнью. К сожалению, до Америки доносятся лишь отголоски этой жизни, но есть интересная литература, кино, особенно документальное. В российском обществе накоплен богатейший культурный потенциал и есть средства для его реализации.

В политическом плане, я надеюсь, сохранится существующий мировой порядок, позволяющий Кремлю сохранять относительную стабильность в обществе и постепенно привести Россию в устойчивое равновесие социального мира и дивертифицировать российскую экономику. Все остальные сценарии куда хуже.

Проблема в том, что в Кремле, похоже, многие верят, что реальную политику можно полностью подменить политтехнологией, и что главная задача правительства — это лоббирование интересов транснациональных корпораций, в первую очередь «Газпрома», «Росвооружения», «Роснефти» и некоторых других. Да и общественное мнение пока, похоже, верит, что «газовый кран» принадлежит им, а не они являются платформой для «газовой трубы». Такое понимание подрывает стабильность и приближает времена, когда жить интересно, но опасно и голодно.

— Как Вы относитесь к высказываниям ряда деятелей РПЦ, направленным против некоторых известных духовных конфессий. В частности, речь идёт об осуждении ряда школ буддизма и других практик саморазвития.

М.Д.: Трудно ожидать от РПЦ или другой религиозной конфессии комплиментов в адрес конкурентов. Ведь они претендуют на то, что провозглашают Божью правду в последней инстанции.

Я не раз писал и говорил, что религия (как и культура) — больше, это уже не групповая принадлежность, а индивидуальная самоидентификация. Свобода совести больше не является правом для меньшинств или национальных прав, это универсальное право всех людей. Уходит время, когда русский — это обязательно православный, француз — католик, а еврей — ортодоксальный иудей. Статус государственной церкви в современном мире не имеет смысла. Даже в исламском. Никакая близость с властью не может так обеспечить долговременное процветание церкви в России, как соблюдение свободы совести. Да и общего в современном мире у различных конфессий куда больше, чем поводов для раздора.

Правда, постоянно происходит коммерциализация религии, и выделение своего бренда является необходимым условием для маркетинга. Но удачные коммерческие стратегии заключатся в том, чтобы не раздувать при этом ненависти. Ненависть, фанатизм, зилотство — это плохо для коммерции.

— В России, в частности в Москве, часто происходит незаконный снос исторических зданий и ценных усадеб. Как Вы думаете, в чём основной корень данной проблемы? Можно ли это предотвратить?

М.Д.: В отличие от прошлых времён, сегодня разрушители преследуют исключительно интересы выгоды. Нажива рулит повсюду. Трудно защищать наследие, пока мы живём в обществе, где главное — максимализация доходов, а главный культурный герой — это успешный менеджер.

Я не думаю, что каждый дом, каждую церквушку или синагогу необходимо охранять во что бы то ни стало. Порой консервация тоже вредит культурному наследию. Культурное наследие коммодизируют, делают средством извлечение прибыли. Как и всё в жизни, сохранение культурного наследия вырастает в борьбе различных сил и тенденций в обществе, и является следствием баланса, достигнутого в такой борьбе.

— Соединённые Штаты и Россия. Что Вам сразу же бросилось в глаза после приезда в Штаты?

М.Д.: Я попал впервые в США в 1979 году, и прежде всего мне бросилось в глаза то, насколько Манхэттен похож на Москву. Это неслучайно, и сходства Америки и России куда больше, чем различий. Сходство двух великих народов — это следствие похожей истории, пережившей крепостное рабство, революции, гражданские войны и реконструкции. Это и следствие географии, огромной территории, завоёванной в относительно недавнем прошлом. Сегодня Россия и США живут в одной и той же «свободнорыночной» модели корпоративного капитализма. Перефразируя старых пропагандистов, «национальное по форме, неолиберальное по содержанию». Из всех старых либеральных свобод в неолиберализме осталась лишь свобода угнетать ради наживы. И капиталистический реализм внушает людям, что именно это — естественный порядок вещей, в точности, как в СССР внушалось, что царившие там порядки — неизбежное следствие «общественного прогресса».

Хотя, конечно, Америка — не Россия. Но даже Украина — не Россия. Да и различий хватает, не только то, что американская версия научного коммунизма называется свободнорыночной экономикой.

— Ваши самые интересные увлечения?

М.Д.: Уже давно я стараюсь не увлекаться тем, что неинтересно. В детстве меня упрекали, мол, делать надо то, что нужно, а не то, что интересно. Со временем я понял, что именно когда делаешь то, что интересно, то и получается, что нужно. Конечно, для этого приходится отказываться от каких-то вещей, но всегда появляются новые. Я не подозревал в себе раньше любви к природоведению, не подозревал, что я, потомственный горожанин, могу находить интерес, копаясь в саду, гуляя по лесу и слушая пение птиц.

— Что пожелаете нашим читателям?

М.Д.: Перефразируя китайскую пословицу, я бы пожелал всем нам не жить в интересные времена и не спешить находить то, что ищешь. Процесс поиска, исследования, стремления к истинам и есть самое интересное.

— Большое спасибо за увлекательное интервью!