Виктор Вольский

Несколько лет назад в политическом лексиконе появилось новое слово – “Еврабия”. Его пустила в обиход видная исследовательница истории ислама Бат- Йеор, которая утверждает, что мощные мусульманские анклавы возникли в странах Западной Европы не случайно, а в рамках продуманной стратегии исламизации, при активном содействии близоруких западноевропейских политических лидеров, которые ведут свою цивилизацию к гибели.

Поначалу предупреждения Бат-Йеор были гласом вопиющего в пустыне. Однако в последние годы появились десятки книг и статей, подтверждающих реальность угрозы превращения Европы в Еврабию, где новые господа будут силой насаждать ислам, где непокорные христиане и евреи будут физически истреблены, а покорившиеся - обращены в рабов, “зимми” по исламской терминологии.

Закат Европы стал модной темой политических дискуссий. Большинство специалистов сходятся в том, что этот процесс уже не остановить: слишком быстро идет исламизация выморочных наций, которые настолько ослабли духом, впали в такую апатию, что не в состоянии оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления завоевателям изнутри. Министр иностранных дел России Сергей Лавров вообще не без злорадства утверждает, что Европа уже покорена исламом, хотя еще не сознает этого.

Но существует и противоположная точка зрения. Ее глашатаем недавно выступил известный американский военно-политический аналитик и обозреватель подполковник в отставке Ральф Питерс, гневно обрушившийся на “лжепророков”, предсказывающих скорый конец Европы. По его мнению, европейцы лишь до поры до времени терпят мусульман, предоставляя им выполнять черную работу, которой коренное население гнушается. Но стоит им только почувствовать реальную угрозу со стороны исламской диаспоры, как они вспомнят свое свирепое прошлое, и тогда мусульманам несдобровать.

Питерс приводит длинный перечень актов геноцида, которыми изобилует европейская история, – от повсеместных еврейских погромов и изгнания евреев и мавров из Испании до истребления французских гугенотов и этнических чисток минувшего столетия. Мусульманам и не снится, до каких пределов может доходить жестокость европейцев, пишет американский аналитик. Разве можно сравнить, например, неуклюжую резню армян в Турции с индустриальным, поставленным на поток Холокостом?

Мусульмане не только не смогут завоевать Европу демографическим оружием, но их дни на континенте сочтены, считает Питерс. Если американскому корпусу морской пехоты и придется высаживать десант в Бресте, Бари или Бременхавене для спасения населения от геноцида, то спасать придется отнюдь не французов, итальянцев или немцев, а несчастных арабов, курдов и турок, которые, разбудив зверя в коренных жителях, окажутся под угрозой поголовного истребления.

Все мрачные предсказания грядущей гибели Европы и ее неизбежного покорения силами ислама основаны на незнании европейской истории, на недооценке степени неистребимой жестокости, заложенной в европейской ДНК. Европейцев не надо учить науке ненависти: по этой части они дадут мусульманам сто очков вперед, утверждает Питерс.

Что ж, вполне возможно… если бы население Европы сохраняло средневековые повадки. Но меняются времена, меняются и нравы. И сейчас трудно понять, что дает Ральфу Питерсу основания верить, будто сегодняшние европейцы готовы с такой же беспощадной свирепостью сражаться за свою цивилизацию, с какой ее отстаивали их предки. Не желая посмотреть в глаза действительности и увидеть, насколько сильно разложили Западную Европу атеизм, социализм и утопический пацифизм последних шестидесяти лет, Питерс вынужден апеллировать к истории.

Некоторые из приводимых им примеров просто нелепы. Как можно усматривать доказательства воинственности населения средневековой Европы в периодических избиениях малочисленных еврейских общин, состоявших из сугубо мирных, запуганных людей, которым к тому же закон запрещал носить оружие? Готовясь к Первому крестовому походу, немецкое рыцарство - видимо, в порядке разминки - учинило серию еврейских погромов в нижнем течении Рейна, да так увлеклось, что начисто забыло о своем обещании освободить Гроб Господен от поганых сарацин. И это считать признаком воинской доблести и несокрушимой воли к победе?

Резня гугенотов? Действительно, во Франции, да и во всей Европе в свое время бушевали религиозные войны. Но здесь следует подчеркнуть слово “религиозные”. Участников тех войн вдохновляла фанатичная вера и, соответственно, лютая ненависть к еретикам и иноверцам. Сегодня же европейское христианство находится при последнем издыхании, в Европе живет и здравствует лишь ислам. Трудно себе представить, что скептики-атеисты, влачащие бессмысленное, бездуховное существование, пойдут сражаться и умирать за свои культурные ценности. Чтобы ставить свою жизнь на кон, нужно во что-то верить, а вера в Европе умерла.

Другой пример, приводимый подполковником Питерсом: события 1492 года, когда Испания победоносно завершила войну против мусульманских оккупантов и изгнала из своих пределов мавров (а заодно с ними и евреев). Однако то были другие времена. Испанцы в течение восьмисот лет вели непрерывную войну против арабов, категорически отказываясь смириться с оккупацией. Противостояние носило в первую очередь религиозный характер, причем христиане не только не уступали, но далеко превосходили врага по степени фанатизма и с готовностью шли на любые жертвы ради торжества своей веры.

В горниле непрерывной, длившейся десятками поколений войны выковалась особая порода людей. И когда крест одолел полумесяц, властители Испании оказались перед очень сложной проблемой: что делать с тысячами клокочущих энергией, жаждущих крови профессиональных воинов, которые умеют только убивать и ничем, кроме войны, заниматься не могут и не хотят. На протяжении истории прекращение войн везде и всегда сопровождалось резким всплеском преступности – оставшиеся не у дел солдаты за отсутствием альтернативы подавались в бандиты.

К счастью для Испании, проблема разрешилась сама собой. Колумб открыл Америку, и все это беспокойное воинство к великому облегчению соотечественников хлынуло за море в поисках богатства и славы (но, разумеется, также и спасать души язычников, силком обращая их в истинную веру). Читая историю покорения Нового Света, не устаешь дивиться просто мифической храбрости и силе воле конквистадоров, их невероятной выносливости, их готовности безропотно терпеть любые мытарства и лишения. То были поистине железные люди.

А что же их потомки? Еще семьдесят лет назад в Испании бушевала гражданская война, испанцы обильно проливали свою и чужую кровь за отечество. Но несколько десятков лет социализма и политкорректности вкупе с экзистенциальным отчаянием и неверием в будущее начисто оскопили нацию, веками считавшуюся образцом гордости и мужественности. И стоило террористам три года назад совершить серию скоординированных диверсий в мадридских электричках, как испанцы коллективно рухнули на колени и стали униженно просить пардону у “Аль-Кайды”. И то понятно: ради чего сражаться, если, словами поэта, “грядущее и пусто, и темно”?

В своей книге “Джихад в Испании: покорение Эль-Андалуса как идея-фикс исламистов” испанский политик Густаво де Арестеги в деталях описывает стратегию мусульман, мечтающих о “реконкисте” - повторном завоевании Испании. Радикальные исламисты действуют в рамках продуманной стратегии последовательного захвата городских районов, потом целых городов, потом провинций, потом регионов и наконец, всей страны. При этом особое внимание уделяется местам, исторически служивших символами мавританской Испании.

Типичный пример – Альбаисин, исторический квартал Гранады. Живущие в нем мусульмане убеждены, что, поскольку им удалось захватить Альбаисин, они смогут подчинить себе Гранаду, а со временем - и весь Эль-Андалус, жемчужину средневекового халифата. Вот как описывает тактику мусульман в Испании покойная итальянская журналистка Ориана Фаллачи, принадлежавшая к числу наиболее пламенных “лжепророков”, которые вызывают такое раздражение у подполковника Питерса:

“Братья во пророке Мохаммеде, приехавшие в Гранаду и поселившиеся в историческом квартале Альбаисин, знают, что делают. Они действуют по плану, отработанному в Бейруте и осуществляемому ныне во многих городах Франции, Великобритании, Германии, Голландии, Швеции, Дании и т. д. Альбаисин сегодня - это во всех смыслах государство в государстве, феодальный лен, иноверческая община, живущая по своим собственным законам. Со своими собственными общественными учреждениями, своей собственной больницей, своими собственными кладбищами. Со своей собственной бойней, своей собственной газетой La Hora del Islam, своими собственными издательствами, своими собственными библиотеками, своими собственными школами. Школами, где учение сводится к зубрежке Корана. И, разумеется, со своими собственными магазинами, своими собственными рынками, своими собственными банками. Даже со своими собственными деньгами, ибо в Альбаисине имеют широкое хождение золотые и серебряные монеты, отчеканенные по образцу дирхама, находившегося в обращении во времена Боабдила – последнего мавританского короля Гранады (отчеканенные, между прочим, государственным монетным двором Калле Сан-Грегорио при попустительстве испанского министерства финансов, которое делает вид, будто ничего не знает, привычно оправдываясь соображениями “поддержания общественного порядка”).

Нынешние режимы в странах Западной Европы возникли по следам чудовищной бойни двух мировых войн. Неудивительно, что изнуренные небывалым кровопролитием европейцы не смогли устоять перед сладкими посулами сирен социализма, обещавших им легкое, бездумное существование на протяжении всей жизни – от колыбели до могилы.

Так на свет появилось “государство всеобщего благоденствия”, в котором гражданам не нужно было думать ни о чем, ибо власти взяли на себя отеческую заботу обо всех аспектах из жизни – от здравоохранения и обеспечения жильем до ухода за детьми и заботы о престарелых.

Европейцы предпочли бездумное гниение в тихой заводи иждивенчества и безответственности плаванию в бурных водах свободы с ее неопределенностью и необходимостью постоянно принимать трудные решения, рисковать. Наркотик социализма сделал свое дело. Европа впала в летаргию, ее мышцы атрофировались, ее воля к жизни фатально ослабла.

Немалую лепту в духовное оскудение Старого Света внесла и Америка, после окончания Второй мировой войны взявшая на себя ответственность за обеспечение безопасности своих союзников. Злейший враг не мог бы придумать более верного способа подорвать их дух. Избавленная от необходимости думать об обороне, Европа обратила все свои помыслы и ресурсы на легкую жизнь.

Но странно – погоня за удовольствиями и покоем не принесла европейцам ни счастья, ни успокоения, а лишь пресыщение, разочарование, смутное недовольство жизнью и собой. Видно, прав был Аристотель, указывавший, что истинно самоценная, наполненная смыслом жизнь выстраивается только на основе гражданских добродетелей – умеренности, мужества, жертвенности.

Демографический кризис, который не миновал ни одну европейскую страну, как раз и отражает эту душевную вялость и утрату веры в будущее. Чего же удивляться тому, что мусульмане так уверены в своей конечной победе? Им хорошо известна демографическая статистика, они знают, что коренное население Европы неудержимо вымирает, в то время как мусульманская диаспора быстро растет за счет высокой рождаемости и непрерывного притока иммигрантов.

Но дело не только в статистике: не менее важно и то, что за ней стоит. Известный канадский журналист Марк Стайн, убежденный в том, что Европа обречена, предлагает читателям оценить контраст между двумя женщинами – 64-летней палестинской шахидкой Фатимой ан-Наджар и американкой приблизительно такого же возраста, главой Епископальной церкви епископом Кэтрин Джеффертс Шори.

Палестинка родила своего первенца, когда ей было 12 лет, а всего у нее девять детей и 41 внук. Со своей стороны, епископ Шори в интервью с корреспонденткой “Нью-Йорк таймс” поведала, что члены ее церкви в массе своей “высоко образованы” и вследствие этого “сознательно ограничивают размеры своих семей”. “Но ведь Бог повелел человечеству плодиться и размножаться, – пролепетала ошеломленная журналистка. – Значит ли это, что епископальная церковь считает библейский завет анахронизмом и не заинтересована в пополнении своих рядов путем поощрения рождаемости?”

“Скорее даже наоборот, - с гордостью ответила епископ Шори. - Мы поощряем наших прихожан сознавать свою ответственность перед нашей планетой и не расходовать природные ресурсы сверх того, что им совершенно необходимо”. “Что это, как не культ смерти? - спрашивает Марк Стайн. И далее: “У меня вопрос к достойному епископу: если у Фатимы ан-Наджар 41 внук, а у сознающей свою ответственность перед нашей планетой, высокообразованной епископалки – один, хорошо если два, кому скорее достанутся все эти ресурсы, о которых она так печется?”

Но тут следует упомянуть о другом, вероятно, еще более важном аспекте противостояния исламизма и западной культуры. Палестинская бабушка пожертвовала жизнью во имя своей веры (или ненависти – в данном случае не суть важно). А чем готова поступиться американская епископалка? Десертом ради сохранения фигуры? Внедорожником ради охраны чистоты воздуха? Кто усомнится в исходе поединка этих двух женщин, одну из которых воодушевляет фанатичная страсть, а другую – всего лишь вялая приверженность модному интеллектуальному поветрию?

Французские студенты готовы пойти на баррикады, протестуя против отмены государственных гарантий занятости. Но когда в предместьях Парижа вспыхивают кровавые мусульманские бунты, никому из этой боевитой когорты в голову не приходит оказать сопротивление. Кто решится депортировать мусульман, если в главных городах Франции их пропорция среди молодежи уже сегодня достигает 45%?

Чего опасаться английским исламистам, если правительство Великобритании позволяет мусульманским анклавам жить по законам шариата и не решается поднять над тюрьмами национальный флаг, дабы вид креста св. Георгия не оскорблял чувств заключенных-мусульман?

Чего бояться испанским мусульманам, если социалистическое правительство отменило план введения обязательного религиозного обучения в школах, зато с готовностью финансирует издание учебника ислама для первоклассников из мусульманских семей? Если школьники-мусульмане отказываются на уроках математики писать знак “+”, напоминающий им ненавистный крест, а учителя “с пониманием” относятся к чувствам своих правоверных учеников? У примаса католической церкви Испании кардинала Антонио Мария Роуко есть все основания с тревогой смотреть в будущее. “Нас пытаются отбросить назад, в 711 год, - с горечью замечает он. – Похоже, нам суждено вычеркнуть себя из истории”.

Что общего между нынешними тихими, слезливыми шведскими пацифистами и их предками - кровожадными викингами, наводившими панический ужас на средневековую Европу? Все эти харальды, олавы и рюрики промышляли разбоем, огнем и мечом добывая себе пропитание и верша такие немыслимые зверства, что память о них на долгие столетия запала в европейское сознание. В английских церквах даже читали специальную молитву о защите от дикой ярости скандинавских чудовищ.

А вот их потомки – люди совершенно другой породы. Они пугливо шарахаются на улицах своих собственных городов от мусульманской шпаны в тишортках с модным исламистским лозунгом “В 2030 году Швеция будет нашей” (по демографическим выкладкам, в указанном году мусульмане станут большинством в стране) и робко блеют в печати, что европейцы провинились перед Третьим миром и должны безропотно заглаживать свою вину перед его представителями, а если мусульмане насилуют шведских девушек, то, наверное, те сами провоцируют нападения, вызывающе одеваясь и тем самым не проявляя должного уважения к нормам мусульманской нравственности.

В своей последней книге “Америка в одиночестве” Марк Стайн предсказывает, что перед лицом мусульманской угрозы коренное население Европы разделится на три группы. Одни эмигрируют, как уже делают многие голландцы и французы; другие пожмут плечами и примирятся с исламизацией континента, о чем уже сейчас свидетельствует растущее число обращений в ислам; и лишь меньшинство стареющего населения не пожелает добровольно всовывать голову в исламистское ярмо.

“Борьба будет ожесточенной и кровавой, - пишет канадский журналист, - но ее конечный исход предрешен. Народ, отказывающийся размножаться, не может оказывать влияния на будущее. Более того, нежелание иметь детей ясно свидетельствует о равнодушии к будущему…Если вы демографически отказались от будущего, какой смысл за него воевать?”

Том Бетел в статье в журнале American Spectator пишет, что затухание веры неизбежно влечет за собой гибель цивилизации, ибо атеисты, не верящие в загробную жизнь, слишком высоко ценят единственную отпущенную им жизнь, чтобы подвергать ее опасности во имя чего-бы то ни было. Поставленные перед выбором: покориться или бороться, они предпочтут исламское ярмо (кстати, слово “ислам” и означает “покорность”).

Голландский писатель Оскар ван ден Боогаард, выступая на страницах брюссельской газеты De Standaard, сообщает, что он с огромной печалью наблюдает за процессом исламизации своей любимой Европы и “уже надел по ней траур”. Он сознает, что ничего поделать нельзя: “Я не воин. Я так и не научился бороться за свою свободу. Я умел только наслаждаться ею”.

Выдающийся историк ислама Бернард Льюис тоже не сомневается, что в самом скором будущем мусульмане неизбежно подчинят своему контролю Европу. “Европейцы утратили веру в свою цивилизацию и уверенность в себе. Они “разуверились в своей собственной культуре” и “капитулировали” перед исламом по всему фронту в духе “самоуничижения, политкорректности и мультикультурализма”, - говорит всемирно известный ученый. С его точки зрения вопрос лишь в том, какое будущее ждет колыбель западной цивилизации: “Будет ли Европа исламизирована или же ей удастся европеизировать ислам?”

Категорическое нежелание мусульманской диаспоры в Европе ассимилироваться, неуклонная радикализация ее молодежи и растущая популярность экстремистских и террористических движений в мире ислама – все указывает на то, что оптимистический сценарий развития событий маловероятен.

Перед лицом подавляющих доказательств гибельных тенденций, увлекающих в пропасть Европу, трудно понять истоки прекраснодушия в отношении будущего Европы, неожиданно нахлынувшего на Ральфа Питерса. Объяснить слепой оптимизм аналитика, всегда отличавшегося беспощадной трезвостью своих суждений, можно лишь единственным образом: его настолько страшит перспектива гибели западной цивилизации в ее исторической колыбели, что он уговорил себя поддаться иллюзиям и принимает желаемое за действительное.

Можно привести множество примеров того, как пугающая действительность порождает подобную психологическую реакцию. Достаточно упомянуть хотя бы о самоубийственном израильско-палестинском соглашении, заключенном в Осло. Израильские лидеры и большинство их сограждан убедили себя в том, что Ясир Арафат тоже хочет мира, хотя ничто в его словах и делах не давало им оснований для такой уверенности. Но израильтянам не нужны были никакие аргументы – ими безраздельно овладела страстная, неподвластная голосу рассудка надежда на прекращение бесконечной войны, и ничто не смогло бы их переубедить.

Ральф Питерс в своем воображении видит, как корабли военно-морского флота США становятся на якорь в гаванях Бреста, Бари или Бременхавена, а подразделения американской морской пехоты сходят на берег, чтобы эвакуировать оказавшихся под угрозой мусульман. Что ж, такой сценарий вполне возможен, с одной только поправкой: угроза геноцида будет исходить не от потомков крестоносцев. Если мусульман и придется спасать, то разве что от их радикальных единоверцев-потомков сарацин.