Только сейчас я узнал, почему так долго не мог связаться с моим однокурсником Григорием Шейнфельдом, который живет в Америке. Открыв на днях скайп, увидел коллегу немного похудевшим и поседевшим. Оказывается, он пережил операцию по пересадке печени. Рассказывает:

 – Месяц назад не известный мне тридцатилетний парень лишился жизни в результате аварии и подарил мне новенький здоровый орган взамен моего, пораженного раком. Очень скоро я смог подняться с постели, вот сижу и спокойно разговариваю, могу даже немного пройтись. И всё потому, что врачи здесь высочайшей квалификации, да еще помогает это проклинаемое нами когда-то государство, которое меня усыновило. Ведь я же ежедневно всю оставшуюся жизнь должен принимать более трех десятков очень дорогих медикаментов, которые в Молдове могли бы себе позволить только ваши избираемые в парламент олигархи.

 
У меня есть друг в большом городе на Волге, единственный, кто в тех местах занимается пересадкой почек. Он очень удивился, когда узнал, что у нас пересадка важных органов проводится без таких больших проблем, как в других странах. Ну, слава Всевышнему, что я жив, но сегодня хотел бы поговорить о другом. Вспомнил на днях, что полвека назад, на зимних праздниках, я играл на аккордеоне в оркестре музыкальной школы-семилетки в Кишиневе, которая находилась где-то на улице Мичурина. И руководил этим оркестром большой души человек, прекрасный музыкант, который, как и многие другие в те времена, старательно прятал свои еврейские корни. Звали его Виктор Николаевич Рахманов.

Конечно, я тут же возрадовался. И сказал Григорию, что в 1966 году, когда мы с ним поступили на филфак Госуниверситета, я в первые же дни студенчества пошел в Дом культуры вуза, что рядом с республиканским стадионом. Мои товарищи искали эстраду, танцы, театр, а я обнаружил, что там есть струнный оркестр. А я ведь в детстве играл в таком же оркестре в Леовском Доме культуры. Ходил туда сперва с отцовской мандолиной, которую однажды, спасаясь от собак, сломал. Узнав об этом, руководитель оркестра Николай Дмитриевич Томилин доверил мне домру, сказав при этом:
– Ты играешь немножко лучше других. Жаль, что ноты не знаешь. Выучишь. А домру сделали русские мастера, из хорошего таежного дерева, это тебе не итальянская мандолина со слабым грифом. Домру ты так просто не сломаешь.
 
 Виктор Николаевич Рахманов тоже немного огорчился узнав, что я с нотами так и не подружился. Но заметил, что я своим музыкальным ухом безошибочно повторю то, что другие учат по нотам. И стал я вновь музыкантом, стараясь не пропускать ни одной репетиции. Тогда как раз оркестр осваивал нелёгкую партитуру – русскую народную песню «Дубинушка». А «Шаляпиным» был Иван Кваснюк. Как-то заходит на репетицию тогдашний руководитель университетской художественной самодеятельности, заслуженный артист республики Изяслав Осипович Сологубенко – тот самый, что по праздникам гримировался и перевоплощался в Ленина – и говорит:

 – Гордитесь, братцы, что вы аккомпанируете самому Ивану Кваснюку, будущему оперному светилу! И как же ж мы его прошляпили! Пять лет учился в университете, а мы не знали, что у него золотой голос. Сейчас он учительствует где-то в пригороде. Так бы и «педагогствовал» до самой пенсии, если б вы, Виктор Николаевич, его не обнаружили. Петь ему надо, а не мелом орудовать да прозвища школьные носить.

И помог Рахманов Кваснюку поступить в консерваторию, затем и стать певцом. Сейчас за плечами народного артиста республики Ивана Кваснюка более четырех десятилетий работы в Национальном театре оперы и балета, десятки оперных партий, сотни поездок на гастроли вместе с театром по всему миру.
 
А мы влюбились в этого молодого певца, старались, как могли, когда он пел «Песню Еремки» из оперы «Вражья сила», вещь трудную для певцов, а тем более для нас, не закончивших никаких музыкальных заведений. Но авторитетная комиссия прослушала наш оркестр, убедилась, что мы славно играем «Светит месяц» и «Реве та стогне Днiпр широкий», да еще и «Болеро», и летом 1968 года огромный пузатый АН-10 отвез всю самодеятельность ДК КГУ в Вильнюс, на студенческий фестиваль. Там мы узнали, что такое ценители музыкального искусства. Ведь на концертах в нашем вузе нас выпускали на сцену в первой части, чтоб зрители не разбежались, а второе отделение занимали народный оркестр «Стругураш» и эстрадники. А на фестивале по достоинству оценили нашу игру.

 
 Однажды, после посещения знаменитого исторического замка в Тракае, мы в ожидании автобуса на Вильнюс сели всем коллективом на травку на берегу озера. И тогда Рахманов предложил спеть без инструментов «Реве та стогне Днiпр широкий». Каждый пусть изображает голосом свой инструмент. Мы запели – кто басом, кто дискантом. Поем – и замечаем, как вокруг нас собирается толпа отдыхающих. Когда закончили, раздался шквал аплодисментов. Ведь в Прибалтике больше всего ценится хоровое искусство!
 
Перед тем как написать эти воспоминания, я поинтересовался, а что же сохранилось в Интернете о Викторе Николаевиче Рахманове. Есть там статьи и воспоминания, но все рассказывают о Рахманове как о руководителе оркестра русских народных инструментов «Лад». Но ведь всё это было потом. Видимо, работать ему с профессионалами было куда легче, чем с нами, студентами. Я решил спросить у моего коллеги по университету Григория Пуйкэ, который пять лет руководил ДК КГУ, работал ли он с Рахмановым.
 
 – Конечно, все пять лет моего директорства он меня тиранил! – с улыбкой воскликнул Григорий. – Упаси боже чтобы в помещении, где он вёл репетиции, был непорядок, чтоб кто-то мешал или шумел рядом. А уж перед концертами он лично проверял работу всех микрофонов и усилителей, чтоб каждый инструмент во время игры исправно звучал. А человеком был он добрейшим, потому доверял студентам инструменты и не требовал их обратно. Со временем пришлось купить новый комплект, от домр до контрабасов. И тут он мне спуску не дал: лично поехал со мной в Москву и Ленинград за инструментами. Зато звучал студенческий оркестр не хуже профессиональных. Жаль, что потом настали времена, когда такие оркестры оказались «не в моде».

Несколько раз Виктор Николаевич брал нас с собой на концерты в Малый зал филармонии, когда приезжали знаменитые артисты. У него всегда был с собой фотоаппарат, он любил снимать, и о его успехах в художественной фотографии пишут и сегодня. Как-то он, бесплатно раздавая нам свои снимки с концертов, пожаловался:
 – Вчера отвернулся во время выступления пианиста, смотрю, а через несколько рядов красивая девушка так завороженно глядит на сцену и слушает фортепьяно, глаза так и искрятся. И я подумал: как бы мне раздобыть такой фотоаппарат, которым можно снимать то, что сзади, и не спугнуть своего героя! Остановить прекрасное мгновение!
 
...С интересом смотрю иногда в Интернете сохранившиеся эпизоды телепередачи «Как уходили кумиры». Я не знаю, как уходил четыре года назад, на восьмидесятом году жизни, очень влюбленный в музыку человек по имени Виктор Николаевич Рахманов, о котором кино никто не снимал. Почётный профессор Московского гуманитарного Университета, удостоенный званий «Om emerit», „Maestru în artă”. Он ушёл, но осталась память о нём в сердцах его учеников и поклонников. Потому что, как писал о В. Н. Рахманове в «Вечернем Кишиневе» журналист и музыкант Серго Бенгельсдорф, «такие люди не уходят бесследно».

Ион МАРДАРЬ