Название книги американского историка Дэвида Мотаделя "Ислам и война нацистской Германии" отдает дешевой сенсационностью. Нацизм – абсолютное и безоговорочное воплощение зла в недавней истории, и объединение его под одной обложкой со все более устрашающе выглядящим для западной цивилизации "радикальным исламом" кажется заманчиво очевидным: два зла неизбежно должны были оказаться близки друг другу.

На самом же деле книга Мотаделя далека от столь упрощенного подхода. Это серьезное исследование, анализирующее идеологические, политические, национальные и зачастую примитивно-корыстные причины сложившегося в годы Второй мировой альянса двух идеологий.

Истоки альянса

Свою книгу он начинает с эпизода, относящегося к осени 1941 года. Немецкий дипломат Эберхард фон Шторер, имевший изрядный опыт дипломатической работы в арабском мире – он был послом Германии в Каире – пришел к выводу, что, воюя против Британии и Франции, Германия получает очень выгодную роль в глазах мусульман. Настало время, решил он, крепить отношения между исламом и национал-социализмом.

Отправленный в высшее германское руководство 18 ноября 1941 года меморандум Шторера предлагал начать широкую программу взаимодействия между двумя идеологиями и исходил из предпосылки близкого родства между ними. Объединяло их беспрекословное подчинение лидеру, приоритет семейных ценностей и приверженность войне. Мусульманина, как "де-факто фанатика", указывал Шторер, легко можно уговорить объединиться с нацистами. Не говоря уже о том, что "фюрер и без того пользовался уважением и авторитетом среди мусульман из-за его борьбы с иудаизмом".

К 1942 году разгоревшаяся в Европе война становилась все больше и больше мировой, и боевые действия охватили и населенные мусульманами территории: на Кавказе, в Крыму, в Северной Африке и на Балканах.

Идеология и практика

Брошенное Шторером зерно стало давать свои всходы. При министерстве иностранных дел в Берлине появился Институт ислама. На работу туда были привлечены исламские ученые, задача которых состояла в распространении национал-социалистической идеологии в мусульманских странах.

Одним из первых сотрудников нового института стал Амин аль-Хусейни, колоритный муфтий Иерусалима. Он перебрался в Берлин и был даже принят Гитлером. Вслед за ним в Берлин приехал и Алимджан Идрис, которому был поручен перевод "Майн Кампф" на персидский язык. Его же отправили на оккупированные территории СССР для вербовки студентов-мусульман для учебы в Германии. И Амин аль-Хусейни, и Алимджан Идрис были воинствующими антисемитами и вовсю пользовались религиозной риторикой для оправдания своей позиции и продвижения нацистской идеологии.

Уже через несколько месяцев были сформированы мусульманские части в так называемых "ваффен-СС" дивизиях. Дивизии эти формировались по национальному признаку, к их числу относятся и более известные РОНА ("Русская Освободительная Народная Армия"), и дивизия "Галиция", и Латвийская дивизия и многие другие.

Не все, как пишет Мотадель, при этом разделяли нацистскую идеологию, хотя и воевали под знаменами со свастикой. Многие руководствовались сугубо корыстными интересами. Для захваченных в плен советских военнопленных вступление в части СС было альтернативой нацистскому концлагерю.

Как это нередко или почти неизбежно случается в тоталитарных режимах, изначальная, не лишенная определенной рациональности идея, стала принимать совершенно утрированные формы.

"Что отличает мусульман в Европе и во всем мире от нас, немцев?" – приводит Мотадель риторический возглас Гиммлера из его речи перед группой мусульманских военных командиров.

"У нас общие цели, - продолжал Гиммлер. - Нет более прочного фундамента для сотрудничества, чем общие цели и общие идеалы. За двести лет у Германии не было ни единого конфликта с мусульманами".

Даже сам Гитлер, указывает Мотадель, ставил на союз с исламом. Он весьма скептически относился к славянским добровольцам в "ваффен-СС", а мусульман, как пишет Мотадель, "считал единственными заслуживающими доверия иностранными солдатами и безоговорочно поддерживал их включение в состав войск СС".

Особые права

Мотадель приводит разосланную командованию Вермахта инструкцию по уважению "специальных религиозных прав", дарованных мусульманским частям: "ежедневные молитвы, религиозные праздники, обряды захоронения, соблюдение пищевых ограничений, введение полевых имамов и религиозно-военной иерархии".

"Необходимо всячески подчеркивать, - гласила далее инструкция, - что мы предоставляем полную религиозную свободу, в то время как большевизм подавляет церковь".

Ну и конечно, немалую роль играла и антиеврейская пропаганда. Мотадель приводит опубликованную в издававшейся в 1943-44 годах газете Idel-Ural (татарско-язычный термин Идель-Урал применялся для обозначения шести национальных республик Урала и Поволжья: Башкирии, Чувашии, Марий-Эл, Мордовии, Татарстана и Удмуртии). Статья называлась "Евреи – злейшие враги мусульман", и главный тезис ее состоял в том, что большевики нарочно дали власть евреям, чтобы те правили мусульманами.

Восприимчивыми к нацизму оказались и некоторые популярные исламские политические движения. "Мусульманское братство", в частности, получало финансовую поддержку из Германии, а многие "братья" открыто поддерживали нацистскую пропаганду.

Притяжение и отталкивание

Но в то же время большая часть исламских религиозных лидеров не пошли на поводу у нацистов. Даже когда стало очевидно, что колониальные европейские державы не торопятся предоставлять мусульманским народам Ближнего Востока, Азии и Африки право на самоопределение, идею союза с Германией, они тем не менее отвергли.

И дело тут, как пишет Мотадель, не только в том, что нацистская Германия потерпела военное поражение. Нацистская пропаганда была чересчур прямолинейна, чересчур примитивна. Третий Рейх так и не удосужился предпринять сколько-нибудь серьезные усилия в понимании ислама.

Книга "Ислам и война нацистской Германии" раскрывает многие детали столкновения, притяжения и отталкивания двух основополагающих идеологий XX века.