Татьяна Володина
В 1929 году лауреат Нобелевской премии по физике Альберт Эйнштейн написал письмо своему другу Хаиму Вейцману, известному химику. Послание это, однако, не имело отношения к науке. В то время Вейцман занимал пост главы Британской сионистской федерации, и Эйнштейн писал ему о еврейском вопросе и проблемах заселения Палестины.
«Если мы не придем к справедливому и честному сотрудничеству с арабами, это будет означать, что мы ничему не научились за две тысячи летрассеяния и заслужили все то, что в будущем может произойти с нами, — писал Эйнштейн. —Если мы, евреи, не научимся жить с арабами в мире, борьба с ними будет сопровождать нас на протяжении десятилетий».
К таким выводам великий ученый пришел в ходе своего визита в Палестину в феврале 1923 года. Еврейский ишув устроил Эйнштейну королевский прием. Встречавшая его толпа пела: «Вот идет мессия!» Ход своего визита Эйнштейн подробно и с юмором описал в дневнике, который лег в основу сценария израильского документального фильма «Эйнштейн на Святой Земле».
Хотя о существовании дневника, который после смерти Эйнштейна вместе с другими документами из его архива был передан Еврейскому университету в Иерусалиме, известно многим, он не опубликован до сих пор. Узнав о существовании этого документа, израильский продюсер Миха Шагрир и режиссер Ноа Бен-Хагай решил снять документальный фильм о посещении Альбертом Эйнштейном Палестины, сообщает Haaretz.
Эйнштейн прибыл в Эрец-Исраэль на поезде, первая остановка была в Иерусалиме. Царившие в городе бедность, шум и грязь разочаровали ученого. Он написал, что местные евреи пренебрегают бытом и не стремятся улучшить свое положение. Однако его впечатление от города улучшилось, когда он увидел место, отведенное под Еврейский университет, и новые кварталы Тальпиот и Бейт-Керем, которые репатрианты строили своими руками.
«В дневнике Эйнштейна меня привлекло то, что эти записи прекрасно характеризуют его личность. Можно понять, например, что он был весьма неравнодушен к женщинам,— отмечает режиссер фильма Ноа Бен-Хагай. — Я смогла узнать, что происходило в его незаурядной голове, когда она не была занята постижением тайн мироздания. Он был весьма взволнован, увидев евреев нового типа, занятых физическим трудом, но при этом не забывал о встречавшихся ему на пути красивых женщинах, с которыми он флиртовал, несмотря на присутствие жены».
Проведя в Иерусалиме пять дней, Эйнштейн затем прибыл в Тель-Авив, который напомнил ему Чикаго. О своих впечатлениях об Эрец-Исраэль и об отношении к сионизму ученый написал спустя много лет, объясняя отказ занять пост президента Израиля. «Я не смогу выполнять возложенные на меня служебные обязанности, не вступая в противоречие с собственной совестью. Я был бы вынужден сообщить народу Израиля вещи, которые он не захочет услышать», — писал Эйнштейн своему другу Азриэлю Карлебаху. Эйнштейн подчеркивает, что является по убеждениям пацифистом и гуманистом и что ему не нравятся военные парады и националистические настроения. Он считал себя сионистом, но резко критиковал «иных» сионистов и «иной» сионизм. В 1948 году он подписал петицию американских еврейских интеллектуалов против лидера партии «Херут» Менахема Бегина, собиравшегося посетить США и выступить перед руководством еврейских организаций. В письме «Херут» названа «фашистской партией», лидер которой является «идеологическим собратом Муссолини». Подписанты потребовали от еврейских организаций бойкотировать Бегина.
В своей работе «Наш долг сионизму» (1938) Эйнштейн писал следующее: «Меня беспокоит, что еврейству может быть нанесен урон изнутри из-за развития национализма в наших собственных рядах. С этим явлением мы уже были вынуждены бороться — даже в отсутствие еврейского государства. Два великих семитских народа имеют великое общее будущее. То, как мы будем относиться к арабскому меньшинству, послужит настоящим испытанием для нас, как для народа. Справедливое разрешение этой проблемы не менее важно и не менее достойно наших усилий, чем наш труд по строительству нашего собственного дома».
«Для меня очень важно, чтобы эти слова Эйнштейна были услышаны, — отмечает Ноа Бен-Хагай. —Это не был какой-то случайный импульс, подобные заявления он делал много раз, и сегодня, спустя много лет, они действительно кажутся пророческими. Мне было необходимо сделать его слова, его гуманизм и моральные принципы, которые сегодня встречаются столь редко, достоянием общественности. Эйнштейн определял себя как сиониста, но многие из тех, кто именует себя так сегодня, наверняка назвали бы его предателем».