Андрей Гилан

Александр Муравский – доктор экономических наук. В 1999 году в составе правительства Иона Стурзы стал вице-премьером и министром экономики Молдовы. Время его прихода в министерство пришлось на самый сильный удар кризиса 1998-1999 года, когда лей обесценился в несколько раз, а объемы экспорта сократились более чем на треть.

В интервью Allmoldova экс-министр и экономический эксперт рассказал, может ли повториться кризис прошлых лет и как побороть коррупцию в стране.

Резкое обесценивание лея, произошедшее недавно, перед многими поставило вопрос: не ждет ли Молдову повторение кризиса 1998 года?

Не думаю. Кризис 98–99 года был намного сильнее, чем сейчас. В то время доля России в общем объеме экспорта превышала 50%, а объем поставок в СНГ составлял 70–75%. Россия объявила дефолт, экспорт моментально сократился более чем на треть, и экономика Молдовы покатилась вниз. Сейчас структура экспорта диверсифицирована: более 50% приходится на ЕС, доля России сократилась до 15%. Кроме того, валютные резервы республики в 1998 году составляли менее 800 млн. долларов, а сейчас, на начало кризиса, — 2,8 млрд. долларов. К тому же, тогда уровень экономики был гораздо ниже. В бюджете был дефицит «живых» денег: компании погашали долги с бюджетом взаимозачетами.

Как я понимаю, кризис 1998 года произошел, в основном, по внешним причинам. А нынешний?

На мой взгляд, теперешняя ситуация связана, прежде всего, с просчетами Нацбанка.

А как же объективные причины: обесценивание российского рубля, введение Россией эмбарго на молдавские товары, война в Украине?

Да, Нацбанк валит вину на внешние факторы, но давайте подумаем. Разве снижение поставок товаров в Россию и снижение рублевых переводов произошло в одночасье? Нет, эта история тянется 7–8 месяцев. Раз Нацбанк винит события, связанные с Россией, это говорит о том, что его руководство не смогло перестроить свою политику под сегодняшние реалии. Понимая, что эмбарго скажется на показателях экспорта, надо было принять превентивные меры, которые бы смягчили удар. Но настолько ли сильно Молдова пострадала от эмбарго? Я не уверен. За последние 7–8 месяцев объемы молдавского экспорта сократились в целом на 3%, но при этом и импорт сократился примерно на столько же, соответственно и потребность в валюте уменьшилась.

Сократились объемы денежных переводов…

Денежные переводы от молдавских гастарбайтеров достигли пика в 2008 году, тогда наши граждане по официальным каналам перевели в страну 1,8 млрд. долларов. В 2014 году — 1,6 млрд., на 200 млн. меньше, но это больше, чем в 2009 году, когда было переведено 1,4 млрд.

Вы хотите сказать, что внешние факторы не повлияли на падение курса лея?

Разумеется, повлияли. У Молдовы маленькая и уязвимая экономика. Но, учитывая перечисленные вами факторы, доллар должен был стоить примерно 17 леев, а евро — 19–20 леев.

Почему тогда лей обесценился гораздо сильнее?

В феврале мы видели галопирующий обвал национальной валюты. Это произошло сразу же, как появилась информация о том, что из нескольких банков вывели валюту, а Нацбанк направил на их спасение 21 млрд. леев (Так считает экс-премьер министр Ион Стурза. А, по словам Дорина Дрэгуцану,  речь идет только о 4 млрд. — прим. allmoldova). С рынка «ушла» валюта.

Сегодня ситуация начала выправляться?

Да, мы видим, что за очень короткое время лей начал отвоевывать свои позиции. Происходит это благодаря техническим мерам Нацбанка. Главный банк страны увеличивает ставку рефинансирования, повышает в коммерческих банках уровень обязательных резервов, усиливает контроль выполнения требований по обороту валюты коммерческими банками и т.д. Как расценивать ситуацию? С одной стороны, это, вроде бы, хорошо, что лей возвращает свою силу, но здесь есть много «но»…

Значительная часть населения, лихорадочно скупавшая валюту, потеряла деньги на возврате лея к исходным позициям. Конечно, можно сказать, что это вина паникеров. Но когда случается такой кризис, другого поведения ждать не приходится. И вина лежит не на людях, а на власти.

В это же время, воспользовавшись девальвацией лея, многие торговые агенты (особенно продавцы электроники, бытовой техники, медикаментов) взвинтили цены намного выше, уровня, обусловленного обесцениванием лея. К докризисному уровню они уже не вернутся. На росте цен потеряли абсолютно все.

Некоторые коммерческие банки хорошо «наварились» на прыжках валюты, то есть, опять за наш с вами счет обогатилась кучка олигархов. Значительная часть валютных резервов была «брошена» на тушение пожара. Это, вроде бы, правильно, если не учитывать того, что этот пожар возник, прежде всего, из-за халатности Нацбанка, допустившего разграбление «Banca de Economii» и двух его «братьев».

И, наконец, самое главное, пока нет признаков и уверенности в том, что этот кризис окончательно побежден. Нет признаков экономической и финансовой стабилизации. Нет ясно обозначенных антикризисных мер, которые собирается предпринять правительство, чтобы обеспечить окончательную стабилизацию и экономический рост.

После произошедших событий у меня складывается впечатление, что Молдова — это загон с овцами, с которых стригут шерсть.

Вы правы. Помню, как немецкий посол Маттиас Майер не выдержал и высказался по поводу продажи «Banca de Economii», еще тогда, когда банк хитроумно увели из-под контроля государства. Посол заявил, что, если бы что-то подобное произошло в Германии, граждане вышли бы на массовые протесты. А что происходит у нас? «Banca de Economii» разграбили, Аэропорт «ушел» в оффшоры. Если кто-то попытается восстановить справедливость и наказать виновных, его еще и засудят.

Ион Стурза, экс-премьер-министр, открыто заявил, что из страны вывели миллиард евро. Это пятно на имидже страны. Правоохранительные органы палец о палец не ударили. Может, прокуратура ждет, когда гражданин Стурза собственноручно напишет заявление? Такие заявления нужно или опровергать, или начинать расследование. Когда у нас кто-то берет взятку 500 евро, его сразу же до выяснения обстоятельств закрывают на 72 часа, а здесь звучат обвинения в воровстве миллиардов и с предполагаемыми виновными проводят только профилактическую беседу.

О том, что в нашей стране на глазах у всех провели аферу на миллиард евро, говорит о том, что коррупция стала не просто системной, а системообразующей. Как ее победить?

Нужно вести борьбу на самом высоком уровне, как это делают в соседней стране. Румыния, в прошлом одна из самых коррумпированных стран Европы, объявила настоящую войну коррупции. В последнее время мы только и слышим, что румынских экс-министров одного за другим отправляют за решетку. Буквально недавно прошли обыски в фирме Александры Херцану, сестры действующего премьера Виктора Понты, который чуть не стал президентом страны. Вы можете такое представить у нас?

За время существования Молдовы, я не помню ни одного случая, когда был бы осужден чиновник уровня замминистра и выше, за исключением Валерия Пассата, экс-министра обороны, и Георгия Папука, экс-главы МВД, которые осудили, скорее, по политическим мотивам.

Какие меры можно предложить для борьбы с коррупцией?

Одной из них может быть этическая люстрация.

Что это такое?

Есть законная конституционная синтагма, которая гласит: «Законность добытого подразумевается». Представьте, что вы начальник департамента министерства с зарплатой пять тысяч леев и владеете особняком стоимостью миллион леев. Я не имею права спросить, как появились роскошные хоромы, пока вас не поймали с поличным. Виновность может признать только суд. Как обойти это положение? Из правил равенства всегда есть исключения.

Что вы имеете в виду?

Например, закон говорит: чтобы работать на государственной службе, нужно знать государственный язык. Без этого вам не стать ни министром, ни его заместителем. В определенной степени, это ограничение прав граждан, так как конституция говорит, что все равны.

Получается, это нарушение.

Верно, но, с другой стороны, это оправданное нарушение, так как чиновник должен работать с документами на госязыке. Это ограничение, у которого есть основания и логика. Кстати, те, кто выступает за введение русского языка как второго государственного, должны понимать, что в этом случае госслужащим нужно будет знать два языка. Но вернемся к нашему вопросу.

Закон о государственной службе гласит: все государственные служащие, занимающие публичные должности, раз в год должны представлять декларацию о доходах.

Закон надо дополнить положением о том, что декларация о доходах и имуществе должна дополняться сведениями об источниках средств приобретения имущества. Но это, так сказать, рутинная ежегодная проверка. Этическая же люстрация предполагает разовую проверку. То есть, в течение, допустим, полугода все чиновники рангом не ниже заместителя министра, представители судейского и прокурорского сословия должны представить декларацию о принадлежащем им и их родственникам движимом и недвижимом имуществе и указать источники средств их приобретения.

Госслужащие, которые не смогли сообщить, откуда у них имущество, или отказались предоставить такую информацию, должны быть лишены права доступа к публичной службе.

Навсегда?

До тех пор, пока не предъявят доказательства. Это не столь важно. Важен принцип. Так мы проведем чистку.

Нужно наказывать тех, кто не сможет доказать?

Нет, их отстранят от службы. А затем для оставшихся и вновь набранных должны быть введены строгие правила: за любой факт коррупции — тюрьма и уголовная ответственность.

Коррупция есть везде.

У нас прогнила система. Коррупция доминирует в сознании людей, она стала неотъемлемой частью нашей жизни. Никто уже не представляет, как можно жить без коррупции. Не подмажешь — не поедешь.

На ваш взгляд, когда государственный аппарат был коррумпированнее: когда вы были министром в 1998 году или сейчас?

Коррупция была всегда. Отличался только подход и схемы. В 1998 году компании погашали долги с бюджетом взаимозачетами. Причем эти операции можно было проводить даже без специального постановления правительства. Говорили, что за подпись,  разрешающую взаимозачет, чиновнику «отваливали» до 10%  суммы. Поэтому, когда пришло правительство Иона Стурзы, в которое входил я, власти первым делом снизили в бюджете долю взаимозачетов до 10%.  Совсем ликвидировать их сразу было невозможно, но по каждому случаю принималось специальное постановление правительства, то есть, решали открыто, в соответствии с законной процедурой.

В то время нам не было известно об олигархах. Представители бизнеса не оказывали решающего влияния на государственные решения, хотя лоббировали свои интересы. Кроме того, наше правительство, несмотря на его алгоритмическую структуру, в принятии решений было довольно автономно и менее зависимо от партийных лидеров. Может потому, что лидеры понимали: для преодоления кризиса в кратчайшие сроки, нужно принимать быстрые и непопулярные решения. Пускай всю ответственность берет на себя правительство.

К тому же, как в одном из интервью сказал И.Стурза, мы обладали исключительной наглостью. Достаточно сказать, что трижды (при принятии поправок в бюджет и законов о приватизации), когда парламент отказывался принимать решения, мы выставляли ультиматум: «Или вы голосуете в наших формулировках, или мы подаем в отставку». И парламент голосовал. Правда, потом нас все-таки отправили в отставку, но это уже другая история.

Сегодня же коррупция стала определяющей силой в принятии решений на всех уровнях. Более того, если внимательно проследить за оценками наших европейских и американских партнеров, она стала визитной карточкой Молдовы. Как говорится, телега сорвалась и несется с горы. И пока она не будет остановлена, рассчитывать на сколько-нибудь значимый социально-экономический и политический прогресс не приходится.

Досье Allmoldova
Александр Муравский
Доктор экономических наук. В1994-1998 годах депутат парламента РМ, В 1997 году вице-президент Парламентской Ассамблеи Совета Европы.  В марте—ноябре 1999 — вице-премьер, министр экономики и реформ. С 2000 г. — эксперт в области экономики, работает в разных проектах, финансируемых международными организациями и странами-донорами, В 2009 — председатель Гражданского совета по мониторизации ЦБЭПК.