Матти Фридман, бывший журналист Associated Press (AP) выступил на ужине BICOM в Лондоне 26 января. Его речь обязательно нужно прочитать. 

Однажды ночью несколько лет назад, я вышел из Вифлеема после выполнения задания и отправился в соседний Иерусалим, где я живу, через израильский военный контрольно-пропускной пункт. Со мной были с десяток палестинцев, как и я, лет тридцати. У входа в КПП не было видно ни одного солдата, это были меры предосторожности против террористов-смертников. Были видны только сталь и бетон. Я последовал за другими через металлодетектор в пустой коридор, исполняя инструкции громкоговорителя: "Сними ремень! Подними рубашку!" - Голос принадлежал солдату, наблюдавшему за нами через скрытую камеру. Выйдя из КПП и поправляя, как и другие, ремень и одежду, я чувствовал себя немного неполноценным человеком и не в первый раз почувствовал, насколько такие ощущения способны спровоцировать насилие с чьей-то стороны.

Те, кто слушает меня сейчас, знакомы с такими сценами как с неотъемлемой частью израильской оккупации Западного берега, где Израиль с 1967 года удерживает на этой территории под военным контролем 2,5 миллиона палестинцев. Факты, говорящие об этой ситуации, несомненны. Они должны беспокоить израильтян, чью демократию, армию и общество разъедает неравенство положения на Западном берегу. Это тоже несомненно.

Как эксперты от мировой общественности, мы должны задать вопрос, почему этот конфликт со временем начал привлекать больше внимания, чем любой другой, и почему он представлен таким образом. Как произошло, что деяния страны, составляющей 0,01 % площади планеты, становятся в мире средоточием тревоги, страха, ненависти и осуждения больше, чем действия любой другой страны? 

Мы должны спросить, как израильтяне и палестинцы стали стилизованными символами конфликта - противопоставлением сильного и слабого, теми спортивными брусьями, на которых интеллектуальные олимпийцы Запада выполняют свои трюки. Израильтяне и палестинцы - не турки и курды, не китайцы и тибетцы, не британские солдаты и иракские мусульмане, не иракские мусульмане и иракские христиане, не шейхи Саудовской Аравии и саудовские женщины, не индусы и кашмирцы и не головорезы наркокартелей и мексиканские деревни. Этот вопрос - никоим образом не попытка уклониться от ответа или затушевать реальность, открытую мною на контрольно-пропускном пункте на выходе из Вифлеема. Наоборот, те, кто ищет полного понимания реальности, не могут избежать этого вопроса. Мой опыт журналиста предоставляет часть ответа, а также ставит насущные вопросы, выходящие за рамки журналистской практики. 
Я пишу из Израиля и об Израиле уже больше 20 лет, с тех пор, как я переехал туда из Торонто в возрасте 17 лет. За пять с половиной лет, между 2006 и 2011 годами, когда я работал в международном пресс-корпусе в качестве репортера американского информационного агентства Associated Press, я постепенно осознал определенные ошибки в репортажах об Израиле - повторяющиеся замалчивания и раздувания фактов, решения, принятые по соображениям, отнюдь не журналистским, а политическим. Тема Израиля упоминается чаще, чем какая-то другая международная тема на земле. Когда я работал в Иерусалимском бюро АР, то события в Израиле освещало больше сотрудников новостей AP, чем события в Китае, Индии и во всех пятидесяти с лишним странах Африки к югу от Сахары вместе взятых. Израиль - это представитель отрасли в целом. 
В качестве одного довольно рутинного примера редакционного решения такого рода, расскажу о том, как в начале 2009 года я получил указание от начальства сообщить уже известную историю, взятую из израильской газеты об оскорбительных футболках, которые якобы носили израильские солдаты. 

У нас не было никакого подтверждения правдивости нашего рассказа, и я не видел, чтобы татуировки на груди и руках американских или британских морских пехотинцев встречали такой интерес в прессе. 

А вот футболки израильских солдат заслужили освещения в новостях, по мнению одного из самых мощных информационных агентств мира. Это потому, что мы стремились намекнуть или прямо сказать, что израильские солдаты - это военные преступники, и за каждую деталь, поддерживающую этот образ, нужно было тут же ухватиться. Большая часть международной прессы освещала историю с футболками. 
Примерно в то же время, в школьном информационном бюллетене приводилось анонимное высказывание нескольких израильских солдат о том, что они якобы были свидетелями жестокого обращения во время военных действий в Газе. Мы написали не менее трех отдельных историй по этому поводу, хотя использование источников, не известных журналистам, запрещено, по понятной причине, собственными правилами АР. Об этой истории тоже хотелось бы вам рассказать. К тому времени, как солдаты обозначились и решили рассказать, что на самом деле они не были свидетелями событий, которые они якобы описывали, и пытались обратить внимание молодых студентов на ужасы и моральные проблемы войны, было, конечно, уже слишком поздно. 

Тогда же, в начале 2009 года, два репортера из нашего бюро получили сведения о том, что за несколько месяцев до того премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт сделал палестинцам предложение о мире, которое, по мнению палестинцев, было недостаточным. Предложение включало создание палестинского государства на Западном берегу и в секторе Газа со столицей в разделенном Иерусалиме. Это должно было стать крупнейшим событием года. Но израильское предложение мира и отказ от него палестинцев не устраивал НАШУ интерпретацию. Руководитель бюро приказал обоим журналистам не обращать внимания на предложение Ольмерта, и они послушались, несмотря на яростный протест одного из них, который позже назвал это решение "самым большим фиаско за мои 50 лет журналистики." 
Но такая политика очень соответствовала практике не только АР, но и всего пресс-корпуса в целом. Недостойные солдатские футболки заслуживали внимания мировой прессы. Анонимные и не поддающиеся проверке свидетельства о злоупотреблениях заслуживали еще больше. О мирном предложении от премьер-министра Израиля Палестинскому президенту нельзя было сообщать вообще. 
Разрушение палестинской собственности заслуживает репортажей. Неонацистские митинги в палестинских университетах или в палестинских городах - нет. Я не раз был свидетелем того, как подавлялись сообщения о таких митингах. О еврейской ненависти к арабам стоит писать. Об арабской ненависти к евреям - нет. Нашей политикой, например, было не упоминать об утверждении в уставе ХАМАСа, что евреи несут ответственность за обе мировые войны, а также российскую и французскую революции, несмотря на очевидное представление, появляющееся в результате этого, что один из участников конфликта выглядит при этом слишком влиятельным актером на сцене.
100 домов в поселении на Западном берегу заслуживают многих репортажей. 100 контрабандных ракет, доставленных в Газу, - нет. Наращивание военной мощи ХАМАСа среди гражданского населения и под жилыми зданиями Газы не заслуживает внимания прессы. Но военные действия Израиля, в ответ на эту угрозу - это материал для репортажей, как мы все видели этим летом. Ответственность Израиля за гибель мирных жителей в результате ответных действий - это материал, заслуживающий репортажей. Ответственность ХАМАСа за эти смерти - нет. Любой репортер из международного пресс-корпуса в Израиле, независимо от того, работает он или она в AP, Reuters, CNN, ВВС, или в другом месте, понимает в примерах, которые я привел здесь, что именно заслуживает освещения в печати, а что нет, по стандартным принятым правилам. 
В свое время в пресс-корпусе я видел изнутри, как недостатки Израиля вскрывались и преувеличивались, а недостатки его врагов намеренно затушевывались и затирались. Я видел, как угрозы, стоящие перед Израилем, игнорировались или даже высмеивались, как вымыслы израильского воображения, даже когда эти угрозы неоднократно сбывались. Я видел, как создавался вымышленный образ Израиля и его врагов, он шлифовался и распространялся, действуя разрушительно. При этом некоторые детали раздувались, другие игнорировались, создавая далекую от реальности картину, которая преподносилась в качестве соответствующей действительности. Чтобы мы не думали, что такое никогда не происходило раньше, мы могли бы вспомнить замечание о журналистике Оруэлла во время испанской гражданской войны:

"В начале жизни",- писал он,- "я заметил, что ни одно событие никогда не отражается в газете правильно, но в Испании я впервые видел газетные сообщения, не имеющие никакого отношения к фактам, даже такого, которое можно назвать обычной ложью. ... Я видел, что на самом деле история пишется не о том, что происходит, а о том, что должно было произойти по разным «партийным представлениям».

Это было в 1942

Со временем я понял, что те ошибки в работе, свидетелем которых я был и в которых я играл свою роль, не были ограничены только АР. Я видел, что они были скорее частью более широкой проблемы функционирования прессы и в том, как она представляет свою работу.

Международная пресса в Израиле стала не столько наблюдателем конфликта, сколько игроком в нем. Она перестала осторожно описывать события и перешла к своего рода политическому разрушению противника стороны, которую она посчитала правой. Она ценила своего рода идеологическое единообразие, от которого нельзя было отклониться. Таким образом, начав с ограниченной критики некоторых редакционных решений, я пришел к широкой критике существующей прессы как таковой.

Однако, в конце концов я понял, что дело даже не только в прессе. Пресса играет ключевую роль в интеллектуальном явлении, которое укореняется на Западе, но не она была его причиной, или не единственной его причиной. Преобладающие идеологические ветры повернули ее на определенный курс и привели к тому, что эти ветры разбушевались с еще большей силой. Многие журналисты хотели бы заставить читателя верить, что новость создается своего рода алгоритмом, что это механический, даже научный процесс, в котором сообщения о событиях будут написаны, обработаны и представлены читателям. Но, конечно, новость — это несовершенное дело рук человеческих, результат взаимодействия между источниками, журналистами и редакторами, каждый из которых несет багаж своей позиции и отражает, как в какой-то степени и все мы, предрассудки людей своего круга.

После войны в Газе летом прошлого года, и в свете событий в Европе в последние месяцы, стало ясно, что происходит нечто глубокое и токсичное. Понимание сущности этого «нечто» поможет нам понять что-то очень важное не только о журналистике, а о западном сознании в целом и о его видении мира.

То, что позиционирует себя политической критикой, анализом или журналистикой, становится все больше похожим на новую версию обвинения значительно более старого: что причина всех несчастий — евреи, что они представляют собой негативную силу в мировых событиях, и что если бы эти люди, как коллектив, каким-то образом исчезли, нам всем стало бы лучше. Это причина для тревоги, по крайней мере, должно быть таковой. И не только среди людей, симпатизирующих Израилю или связанных с еврейскими делами. То, что сейчас происходит, связано не столько с миром политики, сколько с психологией и религией, и меньше касается Израиля, чем тех, кто его осуждает .

Оккупация Западного берега, которая, как я обнаружил, находится в самом серд це конфликта, его первопричина, изображается прессой как самое важное, что происходит на планете. Поэтому несколько слов об этой оккупации.

Оккупация возникла в ходе ближневосточной войны 1967 года. Оккупация - это не конфликт, который, конечно, предшествовал оккупации. Это симптом конфликта. Конфликта, который останется, даже если симптомы как-то урегулируются. Если мы посмотрим на Западный берег, единственную палестинскую территорию, в настоящее время оккупированную Израилем, и если мы включим сюда Иерусалим, то мы увидим, что в конфликте в этих областях в прошлом году погибло 60 человек, палестинцев и израильтян.

Окончание этой оккупации освободит палестинцев от израильского правления и освободит израильтян от правления людьми, не желающими, чтобы ими управляли. Эксперты по Ближнему Востоку в 2015 году единодушны, что окончание оккупации создаст вакуум власти, который будет заполнен, как были заполнены и все вакуумы власти в регионе, не силами демократии и модернизации, которые в нашем регионе находятся в диапазоне от слабого до незначительного, а мощными и беспощадными силами экстремистов. Это мы поняли по событиям, происходившим на Ближнем Востоке в последние годы. Так произошло в Ираке, Сирии, Ливии, Йемене и Египте, а до этого в Газе и на юге Ливана. От моего дома в Иерусалиме легко не спеша добраться за день на автомобиле и до Алеппо, и до Багдада. Создание новой игровой площадки для этих сил приведет минометы, ракеты, туннельные орудия и солдат в черных масках радикального ислама во дворы израильских домов. Многие тысячи людей погибнут.

Помимо очевидной угрозы палестинским христианам, женщинам, геям и либералам, которые пострадают первыми, оно грозит уничтожить большую часть, или даже весь Израиль, покончив с единственным безопасным прогрессивным пространством на Ближнем Востоке, единственным прибежищем меньшинств Ближнего Востока и единственной еврейской страной на земле. Ни одна международная инвестиция или гарантия, ни одно правительство, поддерживаемое Западом, ни одна обученная Западом армия не сможет предотвратить этого, как мы видим по Ираку. Мир будет приветствовать этот результат с искренними выражениями сочувствия. Несколько лет назад я, как и многие левые, опровергал этот апокалиптический сценарий. Но сейчас я понимаю, что он не надуман. Это наиболее вероятный сценарий.

Люди, наблюдающие за этим конфликтом издалека, полагали, что перед Израилем стоит простой выбор между оккупацией и миром. Этот выбор — выдумка. Палестинский выбор, как говорят, это выбор между израильской оккупацией и независимой демократией. Этот выбор - тоже выдумка. Ни перед одной из сторон нет четкого выбора или четкого результата. Здесь мы имеем конфликт в регионе конфликта, без четкого злодея, без четкой жертвы и без четкого решения. Это один из многих сотен или тысяч этнических, национальных и религиозных споров на земле.

Единственная группа людей, подвергающаяся сейчас в западном мире систематическому бойкоту, это евреи, которых в настоящее время называют удобным эвфемизмом «израильтяне». Единственная страна, имеющая свою собственную "неделю апартеида" в кампусах, это еврейская страна. Протестующие препятствовали разгрузке израильского судна на Западном побережье Соединенных Штатов. Звучат регулярные призывы к бойкоту всего произведенного в еврейском государстве. Подобной тактики нет против какой-либо другой этнической группы или национальности, какими бы вопиющими ни были нарушения прав человека в странах происхождения этих групп.

Всякий, кто усомнится, почему так происходит, будет встречен криками "оккупация!», как-будто это и есть достаточным объяснением. Это не так. Многие, кто хотел бы поставить это под сомнение, не решаются сделать это, опасаясь, что они таким образом выразят поддержку этой оккупации, которая возросла от геополитической дилеммы скромного, по мировым стандартам, объема до самого значительного в мире нарушения прав человека.

Человеческие потери в ближневосточных приключениях Америки и Великобритании в этом столетии были гораздо выше, и гораздо труднее объяснимы, чем что-либо когда-либо совершенное Израилем. Они были связаны с оккупацией, с насилием, которое было развязано ими и продолжается сейчас, когда я говорю об этом здесь этим вечером. Никто не бойкотирует американских или британских профессоров. Турция - это демократия и член НАТО, хотя она оккупирует Северный Кипр и продолжает длительный конфликт с курдами, лишенными гражданства, многие из которых считают себя оккупированными. На них смотрят с зевотой. Не проводятся "недели Турецкого апартеида». Мир полон несправедливости. Миллиарды людей подвергаются угнетениям в мире. В Конго погибли 5 миллионов человек. Настало время всем признать, что модное на Западе отвращение к Израилю - признак не либеральности, а избирательности, непропорциональности и дискриминации.
Слишком много голосов звучит отовсюду, слишком много яду они источают, чтобы решить, что это просто узкая критика оккупации. Настало время этим обвинителям внимательно посмотреть на себя, и нам более пристально взглянуть на них.
Назвать и понять это чувство очень важно, потому что оно становится одним из ключевых интеллектуальных тенденций нашего времени. Мы могли бы думать о нем, как о "культе оккупации." Это система веры, она использует оккупацию как способ говорить о совсем других вещах.

Как обычно с западными религиями, центр этой веры находится в Святой Земле. Догма утверждает, что оккупация - это не конфликт, как и любой другой, но это символ конфликта. Что крошечное государство, в котором обитает преследуемое меньшинство Ближнего Востока, на самом деле символ всех бед Запада - колониализма, национализма, милитаризма и расизма. В недавних беспорядках в Фергюсоне, штат Миссури, например, демонстранты несли лозунги, связывающие беспорядки между афроамериканцами и полицией с израильским господством над палестинцами.

Священослужителей этого культа можно найти среди активистов, экспертов НПО и идеологических журналистов, которые превратили освещение этого конфликта в каталог еврейских моральных недостатков, как будто израильское общество отличается от любой другой группы людей на земле, как будто евреи заслуживают издевательств за то, что они пострадали и в результате не стали совершенными. 

Большинство моих бывших коллег по пресс-корпусу не полноправные члены этой группы. Они не истинно верующие. Но бойкот Израиля, и только Израиля, который представляет собой один из наиболее важных методов культа, значительно поддержан прессой, в том числе, редакторами, бывшими моими начальниками. Сочувствие к положению Израиля крайне непопулярно в соответствующих социальных кругах, и его следует избегать любому желающему получить приглашение на правильный ужин или получить поощрение. Культ и его система веры контролирует повествование, также, как популярные подростки в школе или те, кто решает, какая одежда или музыка хороши. В социальной среде журналистов, работников НПО и активистов, представляющих собой такой же социальный мир, это правильное мнение. Оно определяет акценты информации. Оно объясняет, почему события в Газе этим летом изображались не как сложная война, как и многие другие войны этого века, а как массовое убийство невинных. И оно объясняет многое другое.

Таким образом, получило широкое распространение мышление, согласно которому участие в либеральной интеллектуальной жизни на Западе требует соответствия, по крайней мере внешне, этой догме, особенно если вы еврей и, таким образом, подозреваетесь в неправильных симпатиях. Если вы еврей из Израиля, ваше участие еще более зависит от жалкой и публичной демонстрации самобичевания. Ваше участие, по сути, все более и более нежелательно. 

Что, собственно, происходит? 

Эксперты западной истории поняли, что во времена смятения, несчастий и большого идеологического брожения негативные настроения, как правило, сгущаются вокруг евреев. Дискуссии по поводу великих вопросов эпохи часто становятся дискуссиями о евреях. 

В конце 1800-х годов, например, французское общество было расколото из-за столкновения старой Франции, где главенствовали церковь и армия, с новой Францией либерализма и верховенства закона. Французы были увлечены вопросом о том, кто француз, а кто нет. Они страдали от военного унижения со стороны пруссаков. Все это настроения вылились в конфликте, в центре которого стоял еврей Альфред Дрейфус, обвиненный в предательстве Франции как шпион Германии. Его обвинители знали о его невиновности, но это не имело значения. Он был символом всего, что они хотели осудить. 

Другой пример: Немцы в 1920-х и 30-х годах были озабочены своим унижением в Великой войне. Это вызвало обсуждение еврейских предателей, которые нанесли Германии удар в спину. Немцы были озабочены также проблемами своей экономики - это вызвало обсуждение еврейского богатства и еврейских банкиров.

В годы подъема коммунизма и холодной войны коммунисты, озабоченные своими идейными противниками, говорили о еврейских капиталистах, космополитах или еврейских врачах, устраивающих заговоры против государства. В то же самое время, в капиталистических обществах, находящихся под угрозой коммунизма, народ осуждал евреев-большевиков. 

В евреях смысл этой повторяющейся одержимости. Как одобрительно писал в 1911 году журналист Чарльз Моррас: 

"Все, что кажется невозможным или пугающе сложным без предопределенного участия антисемитизма, с его помощью становится на свои места и упрощается".

Запад сегодня озабочен чувством вины по поводу использования власти. Вот почему евреи в своем государстве сейчас приводятся прессой и всеми другими как яркий пример злоупотребления властью. Вот почему самый большой глобальный злодей, изображаемый в газетах и на телевидении, это не кто иной, как еврейский солдат и еврейский поселенец. Это не потому, что еврейский поселенец или солдат нанес самый страшный ущерб, больший, чем кто-то другой на земле - ни один здравомыслящий человек не будет этого утверждать. Скорее, это потому, что они наследники еврейского банкира или еврейского комиссара в прошлом. Это происходит потому, что, когда моральное поражение поднимает свою голову, в Западном представлении на этой голове имеется кипа. 

Можно было бы ожидать, что рост масштабов напряженности и сложность конфликтов на Ближнем Востоке за последнее десятилетие затмит фиксацию на Израиле прессы и других экспертов. Израиль, в конце концов, не на первых ролях. Количество погибших в Сирии за менее, чем четыре года, намного превышает потери в арабо-израильском конфликте за столетие. Число жертв на Западном берегу и в Иерусалиме за год равно количеству жертв за одно утро в Ираке. 

И все же именно в эти годы одержимость Израилем усилилась. 

Это не имеет никакого смысла, пока мы не поймем, что зацикленность на Израиле существует не несмотря на все происходящее, а именно потому, что все остальное происходит. Как писал Моррас, когда вы используете еврея как символ того, что что-то неправильно, "все встает на свои места и упрощается". 


Последние несколько десятилетий принесли на Запад конфликт с исламским миром. Террористы напали на Нью-Йорк, Вашингтон, Лондон, Мадрид, и теперь Париж. Америка и Великобритания вызвали разрушение Ирака, и там погибли сотни тысяч людей. Афганистан был оккупирован и были убиты тысячи западных солдат вместе с бесчисленными гражданскими лицами, но талибы живы, здоровы и не напуганы. Каддафи был устранен, а Ливия не стала лучше. Все это сбивает с толку и обескураживает. Это заставляет людей искать ответы и разъяснения, а это нелегко. Именно в этом контексте проявляется культ оккупации. Идея заключается в том, что проблемы Ближнего Востока должны решиться, если справиться с еврейской наглостью и коварством, что грехи своей собственной страны можно спроецировать на старый пустой экран западного мира. Это идея находит все большее отражение в университетских городках, профессиональных союзах и в фиксации СМИ на Израиле. Это проекция, и ее главный инструмент - пресса. 

Как несколько недель назад сообщил на камеру один корреспондент BBC еврейскому собеседнику, после того, как мусульманский террорист убил четырех еврейских покупателей в Парижском супермаркете:

"Многие критики политики Израиля скажут, что палестинцы также чрезвычайно пострадали от еврейских рук".

Все, что есть, может быть связано с оккупацией, и евреи могут быть обвинены даже в нападениях на них самих. Это мнение не преступников, а тех, кто помогает им совершать преступления. Мнение таких пособников менее честно, чем мнение убийц и более опасно, будучи оформленным в респектабельный английский язык. Это мнение устойчиво и приобретает все большее распространение. Вот почему в 2015 году многие евреи Западной Европы снова готовят свои чемоданы. 

Евреев на Ближнем Востоке меньше, чем арабов Ближнего Востока в 60 раз, а в мусульманском мире - в 200 раз. Половина израильских евреев находятся там потому, что их семьи были вынуждены покинуть свои дома в 20-м веке. Их изгнали не христиане Европы, а мусульмане Ближнего Востока. Сейчас на северных границах Израиля — Хизбалла, на его северо-восточной границе Аль-Каида, на его южной границе - ХАМАС в секторе Газа. Ни одной из этих групп не нужен конец оккупации, они открыто хотят уничтожить Израиль. Но наивно отмечать эти факты. Факты не имеют значения. Мы находимся в мире символов. В этом мире, Израиль стал символом того, что что-то где-то неправильно, и это не ХАМАС, не Хезболла, не Великобритания, не Америка и не Россия. 

Я считаю, что важно признать отклонения в игре для того, чтобы понять смысл вещей. В этом контексте стоит отметить, что я не первый, кто определил проблему - еврейские общины, как эта, и в частности такие организации, как BICOM, определили проблему уже давно и прикладывают огромные усилия, чтобы исправить ее. Хотелось бы, чтобы они не были необходимыми, и они не должны быть необходимыми, но они, несомненно, необходимы и становятся все более необходимыми. И я с большим уважением отношусь к этим усилиям. Многие люди, особенно молодежь, испытывают проблемы с поддержанием своего баланса перед этим идеологическим натиском, успешно замаскированным под журналистику или анализ, и сформулированным на языке прогрессивной политики. Я бы хотел помочь им сохранить себя и свою точку опоры. 

Однако, я не верю, что нужно делать чувство преследования центром своей идентичности, своего иудаизма, или своего отношения к Израилю. Предвзятость - это факт, но это не новый факт, и он не должен останавливать нас в гневе, или заставить нас принимать оборонительную позицию. Она не должна помешать нам охотно стремиться улучшить нашу ситуацию, вести себя с состраданием к нашим соседям или продолжать строить модели общества, о которых мечтали основатели Израиля. 

Не так давно я был в Тель-Авиве, на бульваре Ротшильда. Город был наполнен жизнью. Везде были видны признаки процветания. В отремонтированных зданиях «Bauhaus», в одежде, магазинах. Я наблюдал, как проходят мимо люди: дети со старыми велосипедами и татуировками, бизнесмены, мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами, все говорили на языке Библии и еврейской молитвы. Летние ракеты ХАМАСа уже остались в закоулках памяти. Прошло всего несколько месяцев, но их захлестнула неистовая, неудержимая жизнь страны. Везде были видны краны, возводящие новые здания. Проходили школьники с огромными рюкзаками и родители с колясками. Я слышал арабский, русский и французский языки, страна спешила по свои делам стремительно и радостно, с ощущением того, что можно пропустить главное, если видеть только угрозы и ненависть. Угрозы и ненависть были всегда, и это никогда не останавливало нас. У нас есть враги, и у нас есть друзья. Собаки лают, как говорится, а караван идет. 

Войны современной эпохи представили нам много вопросов, один из которых, что в настоящее время можно назвать победой. В 21-м веке, когда поле боя больше не завоевывают и не теряют, когда земля не переходит из рук в руки и никто не сдается в плен, что значит «выиграть»? 

Да, победа уже не определяется на поле боя. Она определяется в центре, в самом обществе. Кто построил лучшее общество? Кто предоставил лучшую жизнь для людей? Где существует наибольший оптимизм? Где можно найти наиболее счастливых людей? В одном из отчетов о том, кто в мире чувствует себя наиболее счастливым, Израиль занимает 11 место. Великобритания была на 22м. 

Интеллектуальные противники Израиля могут разглагольствовать о моральных недостатках евреев, скрывая свою предвзятость любым изощренным способом, по своему усмотрению. Боевики ХАМАСа и их союзники могут стоять среди обломков зданий на куче щебня и объявлять о своей победе. Они могут обстреливать ракетами и взрывать супермаркеты. Но если вы посмотрите на Тель-Авив или на любой процветающий район Иерусалима, Нетании, Ришон ЛеЦиона или Хайфы, вы поймете, чья это победа. Вот здесь мы выиграли, и вот здесь мы выигрываем каждый день.